...Поздно вечером по булыжной мостовой Кембриджа двигались две закутанные в плащи человеческие фигуры. Вот они завернули к зданию Тринити-Колледж, вот ступили на песчаную дорожку внутреннего двора...
Притаившийся в проеме стены студент мог бы без труда расслышать неосторожные слова воодушевившегося старика, обращенные к более молодому, молчаливому спутнику:
- Ничто не отбрасывайте без тщательного изучения! Мыслите смелее, безрассуднее, если хотите! - убеждал он. - Мудрость часто таится в забытых трактатах философов-герметистов, и она может стать доступной, если подвергнуть текст анализу в алхимическом горне. Поверьте, мой друг, одного Декарта для построения математической натуральной философии недостаточно.
Каблуки были пугающе звучны на каменных плитах первого этажа, они безжалостно дробили ночную тишину и вызывали неловкость у второго спутника, но старик продолжал, не понижая голоса:
- Герметизм и математика - это две стороны одной монеты, - увлеченно жестикулируя, развивал он свою мысль, - более того, только герметизм в состоянии пролить свет разума на медицину и философию. Парацельс - Лютер медицины, Кеплер - Лютер астрономии! Я познакомлю вас с теми, кто не побоялся задуматься над загадочными идеями и рецептами Парацельса. Идите сюда, мой друг, это здесь.
Он постучал. Сказав открывшему им человеку несколько слов, он прошел, увлекая за собой своего спутника, через комнату, затем они миновали деревянную лестницу и спустились в сад.
- Вот наша тайная лаборатория, - сказал старик, открывая небольшую дверь своим ключом. - Отныне, коллега, вы наш и можете свободно пользоваться всем, что здесь находится.
С загоревшимися глазами Исаак Ньютон шагнул в темноту, из которой лунный свет уже выхватывал реторты, весы, горны и другие орудия химического - или алхимического? - исследования. Сопровождавшим его стариком был кембриджский профессор Барроу.
...Современные исследователи-ньютоноведы разыскали несколько волосков Ньютона и подвергли их изощренному химическому анализу. Что бы вы думали? Он показал чрезмерное - десятикратное по отношению к норме - содержание золота. Значит ли это, что автору "Математических начал натуральной философии" удалось найти и философский камень?..
Творцы классической науки были кем угодно, но только не людьми научно ограниченными. Коперниканская картина мира впитала в себя пифагореизм Филолая (центральное положение главного светила), платонистское убеждение в "божественном совершенстве" небесных сфер и их кругового движения. Кеплер воспринял динамику магических сил и астрологическую символику вписанных друг в друга геометрических фигур. Мысленные эксперименты и аргументация Галилея проникнуты духом схоластики. Дань, которую отдал Ньютон увлечению алхимией, из этого же ряда явлений.
...Отбросив со лба прядь поседевших от ртути волос, Ньютон потер усталые глаза и вновь вчитался в текст Джона Рипли, который он давно знал наизусть:
"Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва. После этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва. Дигерируй этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост. Возьми этого черного дракона, разотри на камне и прикоснись к нему раскаленным углем. Он загорится и, приняв вскоре великолепный лимонный цвет, вновь воспроизведет зеленого льва. Сделай так, чтобы он пожрал свой хвост, и снова дистиллируй продукт. Наконец, мой сын, тщательно ректифицируй, и ты увидишь появление горючей воды и человеческой крови".
- А ведь Бойль уже получил философскую ртуть, смешав ртуть с порошкообразным золотом, - подумал Ньютон. - Недаром при их смешении происходит необъяснимое повышение температуры. Алхимия выявляет в природе силы, которые Декарт оставил без внимания. Это то самое, производное от Бога, немеханическое активное мировое начало, без которого тела Земли, планет, комет и Солнца начали бы охлаждаться, замерзать и превратились бы в безжизненные массы.
Ученый бережно закрыл фолиант и вышел в сад. Незакрытая дверь лаборатории манила его, но он знал, что если не ляжет вовремя спать, то утром ум будет лишен ясности, а глаза - остроты и внимания. Тайна материи манила его со всей сладостью единственного доступного кембриджскому затворнику греха, и алхимия обещала подарить частицу божественной мощи.
Возникающая наука была далека от того, чтобы беречь свою стерильность, и не чуралась учиться у натуральной магии.
МАГИЯ, МЕРЦАЮЩАЯ В ТОЛЩЕ ИСТОРИИ
Перед нашими глазами прошли исторические образы магии, навеянные художественной литературой. Жозеф Рони-старший, Апулей, Шарль де Костер, Владимир Карцев... Однако это лишь случайная выборка. Вся история литературы пронизана интересом к магии как фундаментальному элементу человеческой жизни. И каждая историческая эпоха давала собственные образы мага и его практики, соответствующие их реальной социальной роли, с одной стороны, и отношению к магии со стороны иных форм сознания - с другой.
Жизнь в первобытную эпоху - это жизнь на грани смерти. Человек как тупиковая ветвь биологической эволюции - иначе не объяснить его плохой природной приспособленности - столкнулся с грозными реалиями борьбы за существование и долгое время находился на грани вымирания. И если представить себе человека в свободном и открытом соревновании с другими животными периода раннего неолита, то его будущая великая история покажется немыслимой. На этой стадии развития спасение человека не могло быть обеспечено ни примитивными орудиями труда, ни первобытным коллективизмом; оба эти фактора сами нуждались в некоторой прочной основе для последующей эволюции, в некотором проекте, идеальном плане, перспективе. Но сценарий развития человека не был простым обобщением его наличного состояния, напротив, первым мыслительным шагом рождающегося человека стало сознание собственной ограниченности и безграничного многообразия мира. Сознание, обязанное странному несоответствию между относительно несовершенным телом и гипертрофированным мозгом, телесность, показывающая себя в непреодолимости внешних объектов - расстояния, огня, камня, животного, разграничивали макрокосм Вселенной и, стремящийся к слиянию с ним, микрокосм человеческого Я. Первобытная магия выступила преодолением этой границы.
Научное изучение феномена магии началось с исследования первобытной магии именно потому, что для современного человека характерно неверие в реальность магии и недооценка своих первобытных предков. Магия как экзотика, а не как элемент всякого человеческого действия и мировосприятия, - вот что привлекло внимание прежде всего, когда социальная антропология открыла для всей образованной Европы многообразие иных культур: этого зверинца странных обычаев и менталитетов, паноптикума заблуждений и неэффективных, бессмысленных ритуалов и обрядов.
У Дж. Фрэзера и Б. Малиновского - столпов британской социальной антропологии - мы находим первые наброски, которые можно составить в некоторую общую теорию магии.
Фразер: Психологическая основа магии - ассоциация идей, между которыми не существует реальной причинной связи; магия позволяет умному человеку доминировать над остальными, основывать королевские династии и новые государства, получать статус святых и богов после смерти; магия вырабатывает первые санкции, закрепляющие частную собственность и целостность, самостоятельность индивида. Таковы основные положения фрэзеровской концепции магии, изложенные им в работах "Золотая ветвь", "Божественный король" и "Задача Психеи".
Малиновский: Магия обеспечивает уверенность в ситуациях неопределенности; магия создает церемониальную структуру торговли; магия часто организует коллективный труд; магия действует с помощью усиления социального давления на индивида; миф является схемой магического действия, которое нередко сводится к проговариванию мифа; магия представляет собой в основном языковый феномен и использует специальный высокопарно-сакральный язык, который отличается от языка, применяемого в контексте трудовой деятельности и общественных отношений; магия - предельный случай, демонстрирующий силу и активность языка, так как всякий язык имеет магическую функцию; магия укрепляет неравенство людей в примитивных обществах; магия подтверждается чудесами, порождаемыми мистической верой. Эти положения сформулированы в "Магии, науке и религии", "Основаниях веры и морали", "Коралловых садах и их магии" и других работах Б. Малиновского.
Уже из этих выводов Фрэзера и Малиновского следует, что магия, в сущности, закладывала социальную структуру первобытного общества, организовывала важнейшие формы деятельности, являлась основой развития индивидуальности и сферой приложения всех духовных и практических новаций. Не повторяя описания первобытного шаманизма и личности шамана, предложенных в предшествующих публикациях, хочу лишь отметить, что магия воплощала в себе фундаментальное и плодотворнейшее противоречие первобытной жизни. Так, она формировала новые социальные структуры, критикуя племенную повседневную реальность и мышление, и она также культивировала свободную индивидуальность, сосредоточивая все формы творчества в "обожествленном еретике" - шамане. Именно магии оказалось под силу провести зарождающееся человечество по острию бритвы, убедить его в собственной сверхъестественной исключительности и внушить ему идею господства над природой в то время, когда вся реальная жизнь неопровержимо доказывала обратное. Найдя первое эффективное применение свободной игре воображения, магия описала и объяснила пугающе неохватный мир, упростила его, сделала более предсказуемым и возвела строительные леса его переустройства. И пусть даже эти леса регулярно рушились, хороня под обломками наиболее отважных первопроходцев - что с того! Нашим предкам зато было кого хоронить с почестями, было о ком слагать легенды, было у кого учиться, было что восстанавливать и перестраивать, было что терять и что воскрешать.
Б. Малиновский пишет, что магия дает человеку ряд готовых ритуальных актов и стандартных верований, оформленных в определенную практическую и ментальную технику. Тем самым как бы воздвигается мост через те пропасти, которые возникают перед человеком на пути к его важнейшим целям, преодолевается опасный кризис. Функция магии заключается, по Малиновскому, в ритуализации человеческого оптимизма, в поддержании веры в победу надежды над отчаянием. Малиновский, Эванс-Причард и австралийский этнограф А. Элькин исследуют магию в основном социологическими средствами и предлагают ее объяснения как феномена, удовлетворяющего некоторую потребность (единства племени, успешности деятельности и т.п.). Однако для характеристики магии важно описать и соответствующий ей тип ментальности. Поэтому этнографическое исследование смыкается здесь с психологией и лингвистикой.
Определенные психологические объяснения магии предприняты были уже эволюционистской этнографией, функционализм пошел по другому пути, и только структурализм, взяв на вооружение фрейдистские и неофрейдистские концепции, продолжил психологический анализ оккультного опыта.
В центр внимания психологов попала личность первобытного шамана и характер его отношений с племенем. Наиболее яркий пример и модель психомагического действия - это способность мага наслать порчу на человека, в результате которой тот умирает. Для объяснения этого феномена следует, видимо, выстроить цепочку между психическими способностями шамана, известным магическим культом и далее - психикой и физиологией околдованного человека. Французский этнограф и философ К. Леви-Строс предлагает следующий вариант такой связи.
Психика шамана, по Леви-Стросу, патологична, т.е. существенно отличается от психики рядового члена племени.. Она характеризуется "океаническим чувством" причастности природе, способностью мысленного перевоплощения в животных и растения, в природные силы. Шаман - обладатель "расширенного сознания"; в его духовном мире с образами людей и природных объектов легко уживаются фантастические представления, изобретаемые им самим, не укладывающиеся даже в традиционный племенной миф. В самом себе шаман обнаруживает раздвоенность, подобную шизофренической, убеждающую его в том, что он способен существовать одновременно в разных обличьях, находиться в разных местах, путешествовать во времени, перемещаться из мира людей в мир духов и пр. Богатый внутренний мир шамана, частью данный ему в силу его психологических особенностей, а частью - в результате его специфической практики, позволяет ему находить объяснения непонятных явлений и претендовать на обладание особыми, сверхчеловеческими силами. Магический обряд, выполняемый шаманом, объединяет в себе фантастическую картину мира и способы действия в этом мире, переведенные на язык, хотя бы частично понятный племени. Это превращение в сказку действительности, которая сама по себе остается неизвестной, объединяет психосоматическое состояние шамана с "коллективным бессознательным" племени и психикой человека, на которого направлен обряд. Этому соответствует вера шамана в эффективность используемых приемов, вера и психологическая потребность общества и, наконец, вера в магию самого объекта колдовских действий.
Шаман, по Леви-Стросу, - типичный "профессиональный отреагирующий" в том смысле, что он в ходе обряда всякий раз воспроизводит психосоматическое самочувствие, пережитое им в период становления шаманских способностей. Обряд - это повторение "призыва", т.е. первого озарения, потрясения, припадка, который открывает человеку его магическое призвание. Шаман делает свой невроз - органического или приобретенного свойства - своей профессией, и поскольку первобытные люди постоянно погружены в ситуации стресса, то они живо сопереживают шаману. Жизнь на грани смерти требует регулярного очищения от страха, и шаман осуществляет эту процедуру как опытный психоаналитик.
Шаман предлагает язык, полный символов и способный описать самую непонятную ситуацию, включая ее тем самым в мир привычного опыта. Леви-Строс апеллирует здесь к гипотезе об изоморфизме языковых и психофизиологических структур и способности языкового символизма индуцировать соответствующие воздействия через психику на организм человека. Главная нагрузка в этом психологическом объяснении магии падает на "эффективность символов", хотя, как мы понимаем, именно ее и надо обосновать.
Говоря о психологических интерпретациях оккультного опыта, мы пока воздержимся от обсуждения вопроса об экстрасенсорных способностях шамана, хотя и подчеркиваем особенности его "ненормальной", "расширенной" психики.
Этнографическое и психологическое объяснение первобытной магии сформулировало парадигму ее восприятия применительно и к другим историческим контекстам. И все же историческая специфика разных форм магии - отдельный и сложный вопрос.
Если для неолитического человека магия едва ли не единственное средство выжить на грани смерти, то для человека античности она постепенно становится в ряд других, часто не менее эффективных и убедительных форм деятельности. Сфера магии резко локализируется; определенный круг людей вообще перестает участвовать в магических обрядах, для других магия смыкается с развлечением, ряд важных умилостивительных функций магии начинает выполнять религия. С другой стороны, в самой магии происходит расслоение между элементами, включаемыми в официальные обряды (разные формы предсказаний и гаданий), и теми, которые отныне культивируются лишь тайно (черная магия). Это расслоение, начавшееся еще в первобытном обществе, теперь окончательно оформляется в официальный религиозный культ, направленный на публичное умилостивление богов, и магическую сакральную мистерию, задействующую злые сверхприродные силы.
Одновременно с отмежеванием магии от религии происходит десакрализация искусства, обмирщение права, науки, морали. Конечно, в античности мы обнаруживаем только самое начало этого процесса. Гомеровский человек не только преклоняется перед богами, но порой и заставляет их предпринимать выгодные ему действия; математика еще тесно связана с астрологией и практикой гадания, а науки о природе - с поисками чудесных субстанций. Религия и миф продолжают занимать в сознании античного человека центральное место, но постепенно вытесняются - вместе с магией - в сферу идеологии, за пределы практической деятельности. Люди, овладевшие искусством создавать прибавочный продукт, могут себе позволить не принимать магию всерьез. Теперь уже магия - это обряд и ритуал, понятый как обряд и ритуал, не более того. Магия - это превращение действительности в сказку, и люди подозревают, что это всего лишь сказка, т.е. что-то не слишком реальное, редкое, сказание, а не сама жизнь. Жизнь богаче магии: в ней есть деньги, любовь, власть, на долю же магии остается пикантное приключение, игра для ума и тела, без которых, в принципе, можно и обойтись.
Важный момент античного понимания магии - ее демократичность. Гностик-герметист апеллирует к магии, строя картину взаимодействия Бога и мира, реализации в природе божественного начала. Пифагореец, потрясенный гармонией небесных сфер и музыкального ряда, обратится к магии чисел. Но юноша, домогающийся своей неуступчивой подружки, просто добавит ей в вино колдовского напитка, не задумываясь над механизмом его действия. И любопытный бездельник, возжелавший поглазеть на шабаш ведьм, проглотит галлюциногенное снадобье и отправится в умопомрачительное странствие. Каждый найдет в магии то, чего ищет, нарушит древние табу и не узнает об этом, невзначай проникнет в тайное тайных - и посмеется. Свобода обращения с культурными ресурсами магии, характеризующая античность, обязана погружению магического мировоззрения и практики в иные типы практик и мировоззрений.
Средневековье - эпоха, когда магия проходит все возможные трансмутации на пути от господства к оппозиции, от центра к периферии. От Мерлина к Уленшпигелю - такова эволюция магии в период от шестого и до пятнадцатого веков.
Образ Мерлина - мага, приведшего к власти легендарного короля Артура, родоначальника всего европейского рыцарства и, следовательно, всей рыцарской культуры, - типичен для раннего средневековья. Он - знаток тайны человеческих недугов и резервов (телесных и духовных), но он же и хранитель политической власти, которую вместе с тем сам взять неправомочен (меч-кладенец). Насквозь язычник, он - духовный пастырь христианского монарха; не занимая никаких официальных постов, Мерлин тем не менее вершит судьбы королевских домов.
Вторую сторону образа магии в раннее средневековье высвечивает легенда о пагубной страсти валлийца Дростана и ирландки Эссилт, окрещенных куртуазной литературой XII в. Тристаном и Изольдой. Древняя легенда описывает некоторую космическую мистерию, в которой под видом любовников действуют два мифологических начала - мужское и женское, истолковываемые в архаических образах матриархата (первое - сопротивляющееся, колеблющееся, ведомое, второе - властное, уверенное, ведущее). Магическая традиция образует контекст их конфликта: женщина, владея "темным знанием", колдовством, подчиняет себе мужчину силой заклятия, обрекает его и себя на любовь - роковую, трагическую, поскольку она не сообразуется с иными человеческими установлениями. Любовь для древних кельтов - магические оковы, судьба, заклятие, уклониться от которой постыдно. В свете этой древней традиции меркнут вассальные обязанности Тристана перед королем Марком и кровные запреты Изольды, брата которой убивает Тристан, - их заслоняет магическая сила любви, которая, впрочем, не мешает смерти погруженных в нее созданий. Недавно христианизированный германец, отброшенный в племенные политические структуры и натуральное хозяйство крахом Римской империи, мыслил себя как порочное, обреченное на грех и страдание, осаждаемое силами зла и соблазнами существо, гонимое и бегущее от мира. Внося свой вклад в этот образ человека, магия вместе с тем добавляла отчаявшемуся христианину если не надежды, то силы и гордости достойно нести свой крест и искупать страх смерти безумством великого чувства.
Институциализация христианства и слияние его с политической властью в период позднего средневековья вели к идейному кризису религии в Европе, частично задержанному (лишь для образованной прослойки знати и духовенства) Аквинатом. В душных подвалах оживились алхимики, расцвели каббалистические учения, астрологи заняли пустующий трон Дельфийского оракула. Но это все были игры образованного сословия, пусть даже частично и связанные с будущей экспериментальной наукой. В народе пышным цветом поднялись ростки недовольства не только церковной десятиной, но и оторванностью религии от духовных потребностей простого человека, от его стремления изменить что-то уже в этой, а не в загробной жизни. Возрастающая надежда на собственные силы в условиях невозможности их применить, желание избавиться от посредника между человеком и богом, когда лишь к богу можно обратиться за помощью, поиски идейной альтернативы догматической церковной идеологии - вот что объединяло крестьянские бунты, религиозную Реформацию и мистико-магическую ересь в социальном пространстве позднего средневековья.
Повитухой, способствовавшей появлению на свет борца за народное освобождение Тиля Уленшпигеля, оказалась знахарка и колдунья. Магия стала кипучим ферментом восстания "простецов" против папы и короля. В то время как мужчины-крестьяне брались за топоры и косы, женщины-крестьянки колдовали, и все вместе они вносили вклад в дело социального протеста. Из рук Мерлина магические силы перешли в руки придурковатой Катлины; магия удалялась на периферию общественного развития, чтобы указать его грядущее направление.
Томмазо Кампанелла в книге "О способности вещей к ощущению и о магии" писал: "Все, что совершается учеными в подражание природе или в помощь ей тайным искусством, кажется магическим действием не только несведущей черни, но и всем людям вообще, так что не только вышеозначенные науки, но и все прочие прибегают к магии. Магией было то, что Архит сделал голубя, который летал, как настоящий, и то, что во времена Фердинанда, императора Германии, некий немец сделал искусственного орла и муху, которые летали сами по себе; ибо пока искусство не становится понятным, его всегда называют магией; только потом - просто наукой".
Э. Гарэн, цитируя этот отрывок, квалифицировал программу Кампанеллы как "сведение магии к науке". На рубеже средневековья и Нового времени происходит фундаментальное изменение мировоззрения, затрагивающее отношение к магии: "вся богатая гамма мотивов, которые были изгнаны, осуждены, спрятаны как нечестивые и дьявольские, выходит на первый план, раскрывает свою плодотворность и очищается, не теряя при этом своего первоначального значения. Магия выходит из подполья культуры и становится общей темой философии и науки. Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола находят в откровениях Гермеса Трисмегиста гуманистические мотивы. Джордано Бруно называет мага мудрецом, умеющим не только мыслить, но и действовать. Он вообще делает акцент на важности магической деятельности, пронизывающей весь миропорядок, возносящей на небо, гармонизирующей противоположности. Маг, творя чудеса и очаровывая людей, строит из несовершенного материала Царство Божие на Земле. Кардано, Агриппа и Парацельс - ученые, мистики, монахи, чудотворцы - стояли у колыбели научной революции Нового времени. Магия занимает важное место в классификации наук Фрэнсиса Бэкона, который представляет себе науку не по-аристотелевски, не как созерцание, а как активное действие, овладевающее природой по ее собственным законам. Переход от коперниковской небесной кинематики к динамике Кеплер совершал, будучи убежден, что небесные сферы вращаются духами. Холодный и аналитический ум Картезия смолоду искал у Агриппы тайну "великого искусства" и надеялся постичь "чудесное основание" всего знания в трудах Раймунда Луллия. И именно в кабалистических таинствах роется великий Лейбниц, штудируя оккультистов от Луллия до Бруно, предпринимая поиски универсального логического ключа ко всем мировым загадкам.
Наука о природе, возникая как синтез многообразных интеллектуальных и культурных традиций, "так и не стряхнула с себя отпечаток своего возникновения в процессе исторического переворота позднего Ренессанса. Она оставалась прежде всего антирационалистическим движением, основанным на наивной вере". Отказ от прозрачной умозрительности античной философии и логического пуризма средневековой схоластики был весьма непрост, бэконовское "разделение природы" никогда не давало столь очевидных истин. Быть может, именно поэтому натурализм итальянских гуманистов и все науки эмпирико-описательного типа (биология, геология, география) не смогли занять лидирующей позиции по отношению к механико-математическому знанию - астрономии и механике, так и не расставшимися с Платоном и Аристотелем, Евклидом и Архимедом. Натуральная магия, т.е. учение о тайных силах, присущих самой природе, а также практика их использования, была близка именно натуралистической науке. Адепты магии поэтому критически оценивали зарождающееся математическое естествознание ("механистическую философию природы"). Острие их критики было направлено против картезианского рационализма: "скрытые качества" (эфир, флогистон, теплород и пр.) нельзя исследовать с помощью одного лишь разума. Предвосхищая критику науки Дж. Беркли и Д. Юмом, они подчеркивали необходимость подлинно экспериментального "вопрошания природы". Влияние этой критики на физику и химию трудно переоценить, но даже математика и механика постепенно уходили от греческих идеалов строгости и связывали себя практическими задачами. Таким образом, на заре экспериментального познания наука, еще увязая в теологии и стремясь выйти из-под ее влияния, была вынуждена учиться идеологии и методологии опытного исследования у еретичной и маргинальной своей соседки - магии.
СЕМЬ ПРОВИНЦИЙ
Прервем наш исторический экскурс эволюции магии в тот момент, когда практические и интеллектуальные потребности человечества породили вновь, повторяя античность, демократическое отношение к разным формам знания, что и вывело магию из подвалов и чердаков на всеобщее легальное обозрение. По-видимому, как раз к XVIII в. и сформировались основные ипостаси магической мысли и деятельности, основные социальные формы их существования. Какой может быть их самая приблизительная типология?
Язык - великое зеркало человеческого мира. Даже без апелляций к Хайдеггеру и Витгенштейну философы, пытаясь уяснить себе некоторый "культурный факт", заглядывают в это зеркало. Магия предстает в нем одной из универсальных категорий типа пространства или времени: во многих языках она обозначается словом, производным от "мана" - вид некоторой мощной социальной силы. Феномены, которые хотя бы частью своего смысла пересекаются с магией, могут быть без труда идентифицированы. Это религия, ритуалы и обряды, оккультизм, паранормальные явления, сектантство, колдовство и медицина. Однако помимо этих социальных институтов с магией обычно связывают и ряд метафор, характеризующих человеческое поведение и общение. Психиатры называют невротические симптомы "магическими" операторами. Философы находят "магические" свойства во всяком культурном символизме. Писатели и поэты используют "магию" слова. Влюбленные охвачены "магической" властью своего чувства. Это - магия в некотором широком значении слова, которое нельзя не учитывать при философском анализе. Однако главной задачей последнего является интерпретация магии в узком смысле, магии, воплощенной в реальных социальных институтах.
МЕДИЦИНСКАЯ МАГИЯ
1992 г. объявлен ЮНЕСКО годом нестандартных способов лечения. Нас ожидает новая волна телешаманов, которые категорически отрицают свою связь с магическими приемами и силами, а орден колдунов России к тому времени, по-видимому, уже будет представлен в Верховном Совете, поскольку все их колдовство, в сущности, сводится к народной медицине. Впрочем, нам и здесь не угнаться за развитыми странами: по некоторым данным, в США в 1968-м насчитывалось 10 тысяч астрологов и 150 тысяч врачевателей, частично использующих астрологию; во Франции в 1973 г. пользовали 6 тысяч факиров и предсказателей. Сегодня колдуны и знахари, как правило, именуют себя иначе, чем в доисторические времена, и связываются со множеством самых различных интеллектуальных течений. Предсказатели, ясновидящие, астрологи поступают в ученики к Юнгу, Сулливану и другим неофрейдистам, Райху, представителям гештальтпсихологии и трансакционизма; они разрабатывают технику хатхи, кармы и йоги, занимаются заклинанием змей, врачеванием верой, магнетизмом, спиритуализмом и гипнозом, становятся гуру и вуду, изгоняют дьявола параллельно с акупунктурой, траволечением и контролем биоритмов, используют идеи и техники дзен, суфизма и тантризма.
Синкретическое смешение магических идеологий и практик в современной культуре обязано новому уровню коммуникации и иным социальным факторам. Однако схема магического лечения, его "идеальный тип" остался таким же, как в племени азанде - как его описал Эванс-Причард в знаменитой работе "Колдовство, оракулы и магия у азанде". В стране азанде всякий, кто чувствует себя больным, первым делом обращается к гадателю низшего разряда и полученный диагноз проверяет у более квалифицированного специалиста - ясновидящего. Причиной его заболевания могут быть объявлены враждебный знахарь, дух, злой демон, нарушение табу или какая-либо естественная причина. Диагноз требует соответствующего лечения у узкого специалиста, к которому и направляется больной. Характерно, однако, что в рамках каждого племени принято объяснять заболевание лишь одной из всех возможных причин. Так, для азанде это - колдовство. Здесь следует пояснить, что колдовство и магия (в смысле азанде) - вещи разные. Говоря о магии вообще, мы выделяем, так сказать, интерсубъективные ее компоненты - предсказателей, шаманов, колдунов, заклинания, снадобья и другие аксессуары, а также и такие, которые имеют воображаемый характер, - духи, демоны, магические силы. Механизм колдовства относится ко второму ряду явлений. Колдун убивает ментально: его дух, отделяясь от тела, наведывается к человеку во время сна и высасывает его внутренности. Знахарь может использовать магические средства первого разряда для защиты от колдовства (белая магия) или для нанесения вреда (черная магия), но в любом случае это будет использование предметов или слов, а не непосредственная эксплуатация мифологических персонажей и веры в них.
Итак, если для азанде причина болезни чаще всего кроется в колдовстве, то добу и пейют придают большее значение знахарству, а маори - нарушению табу, в то время как динка и нуэры в качестве основных патогенов рассматривают демонов. Даже если магически-медицинский комплекс в некоторых племенах не играет такой роли, как у азанде (для них он задает основную космологию и даже поглощает представления о богах), то он все равно присутствует в мировоззрении в виде необходимого элемента (у нуэров, например, часть медицинских функций выполняет религиозный культ).
Когда заходит речь о возможном влиянии медицинской магии на современного человека, то обычно сталкиваются две точки зрения. Первая исходит из психологии больного, который рассматривается как невротик или суггестивный тип. Вторая утверждает приоритет магико-медицинского контекста, способного влиять на любого индивида. Очевидно, что поставленная в такой форме дилемма не только не разрешима, но и неправильно сформулирована. Фактор внутреннего психологического давления, так же как и фактор внешнего социального давления, каждый в отдельности, достаточен для эффекта медицинской магии, но вместе с тем не необходим. Оба подхода игнорируют третий важнейший фактор - роль индивидуального экзистенциального выбора.
ЧЕРНАЯ МАГИЯ
Хотя Эванс-Причард проводит четкое различие между колдовством и знахарством (магией), в рамках магической культуры неолита или средневековья такая дихотомия выглядела бы искусственно. Колдун или ведьма всегда практикуют черную магию, но обратное суждение было бы неверным, так как и знахари способны причинять зло. Различение по методу (непосредственное, колдовское воздействие и опосредованное, магическое) здесь не проходит так же, как и различение по цели (благой или злой). Поэтому колдовство нельзя однозначно отождествлять с черной магией (такова же, кстати, и позиция Ордена колдунов России). Чтобы уяснить себе характер черной магии, следовало бы пройти долгий путь от мягко-агрессивной любовной магии до тривиальной злой и защитной магии, добраться до самых темных уголков колдовства и демонологии.
Черная магия - это не только средство причинения зла; едва ли не в большей степени это способ устрашения. Бояться же свойственно всего загадочного, необъяснимого, и в этом отношении черная магия смыкается с колдовством.
Эванс-Причард называл колдовство "преступлением, которое невозможно", а магию (знахарство злой направленности) - "преступлением, которое маловероятно". Невозможно понять и объяснить (даже для первобытного дикаря), каким образом колдун посылает своего двойника причинить кому-либо зло. Это находится за пределами наблюдаемости и не подтверждается ничем, кроме мифа. Знахарство, напротив, использует доступные для критического анализа действия и предметы, ритуал можно наблюдать и прервать, обезопасить себя симметричным образом и т.п. Действия же колдуна ненаблюдаемы, в них нельзя вмешаться, они нелокализуемы в пространстве и времени. В "Молоте ведьм" - известнейшем демонологическом трактате позднего средневековья - особое внимание уделяется тому, как отличить ведьму от ведуньи, знахарки: действия последней неподсудны инквизиции, поскольку доступны социальному контролю.
По-видимому, черная магия характеризуется тайным использованием знахарского арсенала (ядов, необычного оружия, заклинаний). Ее второй неотъемлемой чертой является социальная оппозиционность, претензия на альтернативную власть.
Любопытны в контексте анализа черной магии документы комиссии американского сената по расследованию деятельности ЦРУ. Как утверждается, агенты секретной службы пытались подсыпать специальные химикалии в обувь Фиделя Кастро в расчете на то, что у него выпадет борода и тем самым его харизма, или мана, как основа его политической власти будет сведена на нет. А поскольку считается, что обвинение в колдовстве есть в свою очередь магический акт, то комиссия сената, выходит, обладала высокой магической квалификацией.
Закончить обсуждение вопроса о черной магии хочется двумя другими примерами. Энн Парсонс, американский социолог, опубликовала исследование смерти женщины под воздействием колдовства. Будучи убеждена, что ее сглазили, та обратилась к предсказателю, который подтвердил ее диагноз. Женщина покончила с собой, не будучи в силах бороться с колдовскими чарами, хотя предсказатель снабдил ее соответствующим снадобьем. Это была американка итальянского происхождения, и дело происходило в Бостоне в шестидесятые годы.
Другой пример приводится австралийским этнографом А. Элькиным. Двое мужчин племени бороро нарушили брачное правило и были осуждены на смерть. Колдовской обряд "отпевания" исполнялся долго и впечатляюще. Вскоре один из аборигенов умер, а другой не придавал значения ни приговору, ни колдовству и жил как ни в чем не бывало. Это был выдающийся воин, сильный и смелый, имевший также много друзей.
Эти примеры служат хорошей иллюстрацией способности человека, в зависимости от личных качеств, самому определять свою судьбу, даже если этому не способствует "магический контекст". (Заметим в скобках, что первобытная жизнь, будучи насквозь онтологичной, не позволяла, по-видимому, проводить различие между черной и белой магией в нашем, вышеприведенном смысле. Локальные и нерефлексивные контексты магии вообще настолько культурно-относительны, что с трудом поддаются классификации.)
ЦЕРЕМОНИАЛЬНАЯ МАГИЯ
Этот вид магии есть не более чем общее название для коллективных магических ритуалов, имеющих ценность для всех членов общества и совершаемых открыто, публично. Такова производственная магия, метеорологическая магия, военная магия, праздничная магия. В отличие от других магических ритуалов. в церемониальной магии не выдерживается схема "клиент - профессионал", хотя в рамках коллективной процедуры шаманы и знахари играют руководящую роль. Пренебрежительная оценка церемониальной магии О'Кифом, по-видимому, несколько одностороння: ее нацеленность на непосвященных и отсутствие эзотерической утонченности никак не свидетельствуют о ее поверхностном характере. Нам уже случалось обращать внимание на сложность и продуманность коллективных магических культов, например танцев дождя. Представляется, что, будучи в "концептуальном" отношении более простыми, такие ритуалы обладают большой социально-психологической силой и тонкостью. Более того, коллективный магический церемониал образует и внушает индивиду тот самый магический контекст, который служит необходимой основой индивидуальной магии. Это становится очевидным, если вспомнить подчеркиваемую К. Леви-Стросом роль группы в индивидуальном лечении больного. Больной, как мы помним, выполняет роль средства в контакте шамана с группой, и шаману (как и группе) в конце концов даже не очень важно, будет ли вылечен этот конкретный индивид. Главное - это воздействие на группу, ритуальное моделирование глобальной коллективной космологии, создание стабильного психологического микроклимата. В этом смысле всякая индивидуальная форма магического ритуала в принципе редуцируема к церемониальной магии.
РЕЛИГИОЗНАЯ МАГИЯ
Религиозный культ обычно включает в себя ряд магических ритуалов, часть которых вытекает из содержания данной религии, а другие рассматриваются в качестве противодействия враждебным магическим представлениям. Примером последних является экзорцизм, или изгнание злого духа (дьявола), - ритуал, широко распространенный в католической церкви. Это своеобразная религиозно-медицинская магия, направленная на борьбу с черной магией. Другим примером может служить теургия, т.е. использование магических средств для поклонения или слияния с богом. Теургия значима в особенности для египетских и индуистских религиозных культов. Однако это далеко не все. Такие стандартные для христианства ритуалы, как крещение, причащение, молитва, покаяние, а также множество праздничных и гастрономических обрядов несут на себе явные признаки магии. Иисус Христос - образ великого мага, владеющего арсеналом лечебной магии, техникой экзорцизма, левитацией и пр. Во многих религиях точное соблюдение погребального ритуала - своеобразная магия, гарантирующая воскрешение для вечной загробной жизни не только самого покойного, но и его жен, слуг, домашнего скота и другой живности. Религиозный культ египетской богини Исиды возникал из традиции женской магии и в дальнейшем служил основой разнообразных магических верований. Каббалистическая магия органически включалась в религиозную систему иудаизма. Для индуистской религии особое значение имеет магическая сила, производная от "тапас" - аскетической практики умерщвления плоти. В буддизме важное место занимают описания чудотворных способностей не только богов, но и людей, достигших высшего предела своего личного развития - архатов и пратьекабудд. Их силы являются или психическими (телепатия, ясновидение), или физическими (левитация, биолокация, телекинез).
По-видимому, было бы неверно представлять себе религиозную магию как "пережиток" архаических языческих культов. Религия постоянно воспроизводит магию и тем больше, чем больше ориентирует человека на самостоятельную активную деятельность. Идеология религиозной Реформации и сатанинская магия в эпоху позднего средневековья боролись против одного и того же врага, призывая к свободному выбору судьбы, к ее рукотворному созиданию. Даже когда Мартин Лютер обрушивается на сатанинское и мирское - средоточие греха и свободной воли (хотя, между прочим, свободная воля есть "лучшее в человеке"), он в первую очередь относит эти упреки к рационализму и скептицизму. К магии же протестантизм, подчеркивающий таинство личного (экстатически-магического?) слияния с божеством, относился как к недавней союзнице, нужда в которой уже отпала. Так нарождающаяся буржуазия относилась к своему временному союзнику в буржуазной революции - крестьянству, убоясь его силы и изменив ему. И именно английский преуспевающий обыватель, прогоняя от ворот своего дома обезземеленных, нищенствующих крестьян, мучился от неспособности разрешить противоречие между христианским обетом помогать обездоленным и требованием каждому в поте лица добывать хлеб насущный. Снятию чувства вины в этой ситуации служило обвинение в колдовстве, которое предъявлялось навязчивым нищенкам, якобы виновным в неурожае, падеже скота, эпидемии и т.п.
Современные нетрадиционные формы религиозности (неортодоксальные секты, прежде всего) демонстрируют тесную связь религиозного и магического мировоззрений.
ОККУЛЬТНЫЕ НАУКИ
Под оккультными науками обычно понимаются астрология и другие формы мантических учений (гадание по руке, внутренностям и костям животных, по картам), алхимия, каббалистика и разные типы магии чисел, теософия и, наконец, собственно магия, поскольку она достигает рационализированной формы. Частью они укладываются в схему поиска откровения, частью - в схему поиска путей творения. Так, примером первой схемы может служить астрология, задача которой в магической мобилизации всего окружающего Космоса, дабы обеспечить предпосылки для успешного действия в нем. Диагноз - медицинская магия это отчетливо демонстрирует - есть мощная процедура, способная повлиять на результат деятельности. Это первый шаг на пути вписывания человека в мир магии и космологическое обоснование действенности магических способностей, производных от сверхчеловеческих природных сил. В астрологии парадоксальным образом соединяется миф и мистическая практика, с одной стороны, с математикой и астрономией, космобиологией и астропсихологией - с другой. Астролог утверждает, что судьба человека зависит от положения звезд и планет, но сама зависимость понимается не в физическом, а в математико-коррелятивном смысле; небо выступает вечной и много раз читанной книгой жизни, биографической картой, часами судьбы. И у серьезного астролога есть немало оснований для подобных претензий.
Так, египетские жрецы, наблюдая ночное небо и фиксируя основные события жизни фараонов, естественным образом пришли к сопоставлению этих двух рядов явлений. Известно, что династии египетских фараонов строились как чистые генетические линии - браки между родственниками, даже братом и сестрой, были обычным делом. В таком случае можно говорить о закономерностях небесного влияния на достаточно стабильную психофизиологическую структуру. Если представитель чистой генетической линии двести лет тому назад повел себя некоторым образом, когда звезды предвещали успех, и действительно добился успеха, то у его далекого потомка есть основания в аналогичных условиях поступить так же.
Набор эмпирических данных и математических способов вычисления архаической и античной астрологии был скорректирован в средние века опять-таки благодаря наличию относительно чистых генетических линий, реализующихся в королевских домах Европы и вообще в аристократических династиях. Все это позволяло рассматривать астрологию как оккультную науку об индивидуальной человеческой судьбе. Ясно, что имеются в виду только те судьбы, которые в то время обладали высокой социальной значимостью, - судьбы королей, герцогов, графов, баронов, но не судьбы простых людей, генетически чистые линии которых не фиксировались придворными астрологами, с одной стороны, и геральдической наукой - с другой. Однако буржуазные революции нарушили основы астрологической гармонии. Все смешалось. Астрологи были лишены возможности апеллировать к родословной человека, поскольку единственно достоверная информация, хранившаяся в церковных книгах, исчерпывалась датой рождения, годами женитьбы и рождения детей и смерти. Становящееся равноправие людей лишало их права быть астрологическими субъектами. Изменился и статус астрологии. Она стала оккультной наукой исключительно о массовых событиях, единственной основой которой является статистика. Предсказывать индивидуальную судьбу астрологу стало не под силу. Сходство картины неба в момент рождения разных людей перестало свидетельствовать об общности их судьбы, поскольку невозможно установить тождество их психофизиологических структур. А разные люди даже в одинаковых обстоятельствах пойдут каждый по своему собственному жизненному пути.
В современной астрологии поэтому особенно силен психологический компонент, а не космобиологические догадки, математическая техника или точность астрономических наблюдений. Гороскоп, составленный на основе древней астрологической традиции, в настоящее время не может быть оценен как объективное предсказание. Это прогноз, учитывающий "взаимодействие объекта с прибором", как сказал бы физик, т.е. внутренне связанный с нашей собственной реакцией на него. Данный психологический компонент, само собой, имел место и в прежнее время, но тогда он представлял комплекс объективных (учет фиксированной психофизиологической структуры) и субъективных (реакция на сам гороскоп) факторов. И хотя статистическая вероятность склонности к профессии в зависимости от рождения под знаком определенной планеты превышает 0,5 и, следовательно, не является случайной, этот факт трудно объяснить с помощью гипотезы о том, что человек, рожденный в определенный момент положения звезд и планет, наделяется соответствующими психофизиологическими характеристиками. Объяснить механизм подобной гипотетической причинной связи пока можно лишь с помощью большого числа дополнительных гипотез о "запечатлении на натальной карте", "натальном стрессе", "космобиологической гармонии" и т.п. Критическая оценка астрологического предсказания на основе здравого смысла - такой должна быть позиция современного человека, не желающего попасть в плен к своим собственным подсознательным иллюзиям и тревогам.
Классической иллюстрацией второго типа оккультных наук, укладывающихся в схему творения, служит алхимия как форма натуральной магии. Она объединяет в себе индивидуальное подвижничество алхимика и познание законов трансмутации металлов (овладение тайной развития природы в целом). Рассудок алхимика, воспитанный мистической верой в чудеса, зафиксированные в религиозных мифологиях, без большого сопротивления воспринимал идею "роста" и "созревания" металлов (веществ) в "лоне Земли" и возможность их качественного перехода друг в друга. В сознании алхимика отражались мифологические и ритуальные представления о связи ремесленника (кузнеца, рудокопа) с продуктами его труда, понимаемыми как часть его образа жизни. Об этом говорят алхимические представления о "свадьбе металлов", "росте руды", "мужском" и "женском" началах (сере и ртути). Кропотливый труд алхимика был нацелен на то, чтобы создать условия для трансмутаций, в которых бы реализовывались возможности "живого" развития "одушевленных" веществ. Однако алхимик не только рассчитывает на то, что магические действия, объединенные с процедурами фильтрации, прокаливания, перегонки и сублимации, помогут получить чудесные субстанции. Для него алхимическая практика была своеобразным аналогом жизненного пути средневекового человека на пути от грехопадения к очищению и спасению души. Идеал алхимика вменял в обязанность не только овладение искусством трансмутаций, но и соблюдение христианских добродетелей; алхимик не только постигает тайны природы, но и живет, помогая "рождению нового существа", формированию магической субстанции.
Именно благодаря этической ориентации и была возможна вся алхимическая теургия: "помолвка" "женского" и "мужского" начал, затем "свадьба", потом - зарождение и рост "плода". Истолковывая, скажем, железо как "недозрелый", а золото как "созревший" металл, алхимик вкладывает все силы в то, чтобы ускорить процесс созревания. И одновременно, постигая тонкости алхимического мастерства и проникаясь духом тайных идей, он постепенно сам превращается в совершенного человека, достойного быть приобщенным к святая святых - в златоделии и в жизни.
Акт трансмутации - "пресуществление" вещества. Несовершенный металл - больное, греховное золото. Алхимик - искупитель и спаситель. Он врачует больное золото, даруя ему новую душу силой философского камня, или крещального огня. Алхимическая трансмутация становится аналогом причащения и крещения. Алхимик врачует не только тело металла, но и его душу: он - "великий врачеватель". И сам врачеватель проходит длительный путь инициации и духовного совершенствования.
Штрих из сегодняшней жизни алхимии. В Штутгарте собирается международный конгресс алхимиков. Полторы сотни представителей черной и белой магии из Западной Европы и США заседают на горе Киннесберг, чтобы рассеять вульгарное представление об алхимии и обосновать ее научный характер. Среди докладов участников конгресса - "влияние зеленой звезды", "крапива в поле напряженности между микро- и макрокосмом" и другие подобные проблемы. Оккультная наука не исчезла бесследно в химии и физике, но зарезервировала себе прочное место в современной культуре.
ПАРАНОРМАЛЬНЫЕ ФЕНОМЕНЫ
Ясновидение, телепатия, духовидение и левитация, биолокация, телекинез, полтергейст вкупе с НЛО, или иноземными астронавтами, - феномены, входящие в магический космос с необходимостью. Они описывают либо условия, либо методы и способности мага. Однако и ученые пытаются объяснить паранормальные явления, рассматривая их как виды природной энергии, до сих пор не познанные наукой. Вспомним, что магнит вплоть до возникновения электромагнитной теории тысячелетиями считался "магическим камнем". Почему бы не попробовать понять экстрасенсорное восприятие как проявление особой биоэнергии, свойства которой не укладываются в современные представления о типах взаимодействия?
Однако современной физике известны только четыре типа взаимодействия: гравитационное, ядерное, слабое и электромагнитное. Именно последние лежат в основе химических реакций животного организма. Все другие несопоставимы с доступной человеку энергией. Но опыты показывают, что в момент паранормальных реакций субъект не излучает необычного электромагнитного поля. И вместе с тем большой ряд экспериментально зафиксированных фактов (эксперименты X. Патхофаи, Р. Тарга, например) не могут быть объяснены электромагнитной передачей сигналов.
Вместе с тем современная физика (в частности, теория относительности и квантовая механика) нередко избирается базой для объяснения паранормальных психических явлений. Ссылаются на парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена. Утверждают, что квантованная информация может мгновенно и виртуально передаваться из одной части Вселенной в любую другую. Принцип неопределенности Гейзенберга, далее, якобы свидетельствует, что на субатомном уровне детерминизм разрушается и сознание наблюдателя некоторым образом взаимодействует с наблюдаемой материей: физика сливается воедино с метафизикой и магией. В теории относительности гипотетические частицы, называемые тахионами и движущиеся как бы "вспять" во времени, якобы способна служить объяснению предвидений и предчувствий, поскольку пришли к нам в настоящее из будущего. И здесь далеко не очевидно, каким образом истолковывать парадоксы современной науки - как ее временное состояние, которое рано или поздно будет редуцировано к известным фундаментальным принципам, или как грядущее появление революционных (и несоизмеримых с прежними) теорий.
То обстоятельство, что некоторые парапсихические феномены можно понять как проявления статического электричества (телекинез), статистического совпадения (предвидение), влияния галлюциногенов (ясновидение) или эффекта плацебо (паранормальное врачевание), по мнению Д. О'Кифа, не играет никакой роли. Напротив, важно рассматривать именно те случаи, которые никак не объясняются физикой, биологией или психологией. "То, что нам нужно понять, заключается в том, почему человечество постоянно формирует себя в малые группы, продуцирующие и подтверждающие паранормальный опыт. Быть может, вопрос об элементах объективности, содержащихся в этом опыте, не так важен, как вопрос о функционировании всей системы магии. И мы должны исследовать все паранормальные феномены, а также и тех субъектов, которые посвящают себя их изучению, и выяснять, как их институты, коллективы и секты организованы. Все они представляют собой вечные, традиционные, широко распространенные формы социального опыта, и все они связаны с деятельностью малых групп в рамках института магии". Похоже на то, что именно такой подход наиболее соответствует возможностям философского анализа паранормальных явлений.
МАГИЧЕСКИЕ КУЛЬТЫ И СЕКТЫ
Существенной чертой магии (хотя она и проявляется не во всех ее институтах) является ее замкнутость в рамках некоторой культовой группы или секты. Исторически это могли быть объединения для защиты от ведьм, для инициации или лечения. В дальнейшем доминирующие мировые религии спровоцировали появление сект, берущих на себя функции идейных альтернатив. Таким сектам свойственно объединяться вокруг человека, обладающего харизмой. Тем самым все харизматические секты и движения обнаруживают свое родство с магическими сообществами. Всякая новая религия возникает в качестве магии, всякая новая вера появляется как надежда на неведомые силы, способные изменить статус-кво. Быть может, это чересчур расширит наше представление о магии, но можно предположить, что всякое новое общественное движение несет в себе элемент магического. Таким было возникновение христианства и Реформация. Таким было возникновение античной и новой науки. Такими были ранние буржуазные революции и утопические коммунистические движения. А разве не верой в чудотворную магию пропитано сознание жителей Чевенгура и почитателей великих вождей и кормчих? И всякий раз, когда мы недооцениваем стихийность и инерцию общественного развития и переоцениваем возможность радикальных социальных преобразований, разве не погружаемся мы тем самым в вековечный магический Космос?
СТУПЕНИ ПОСТИЖЕНИЯ: ОТ ОБЪЯСНЕНИЯ К ПРОЖИВАНИЮ
Какие же основные пути постижения природы магии выявила история науки и вненаучных форм познания? Рискуя упростить до неузнаваемости эти пути, отважусь все же на обобщение.
Первый путь прокладывало в течение всей человеческой истории обыденное сознание, за ним - философия и, наконец, физика, биология и психология. Я бы назвал сложившийся таким образом способ объяснения магии космологическим, или натуралистическим. Он строится по стандартной схеме объяснения неизвестного через известное и использует логический прием аналогии. Так, магия рассматривается как реализация объективных возможностей, заложенных в природе (психокосмических связей - астрология, психической энергии - экстрасенсорное восприятие и психокинетические эффекты; дальнодействия и обратного течения времени - телепатия, ясновидение, предвидение) и в самом человеке. Подобно тому как известные законы природы служат объяснению ряда практических и духовных способностей человека, еще неизвестные, но в принципе познаваемые природные потенции могут лечь в основу объяснения магии (тем более что ряд магических - якобы магических - эффектов объясняется с помощью статистики, электромагнитной теории и нейрофизиологии).
Преимущество космологического подхода к магии в том, что он так же неопровержим, как и сама магия. Природа неисчерпаема, а научное познание бесконечно; разве можно усомниться в грядущей перспективе науки? Естествознанию мы действительно многим обязаны в плане понимания магии: оно все больше и больше сужает возможную область магического мировоззрения и практики - магия, становясь понятной, превращается в науку, а большая часть непонятного объявляется суеверием и шарлатанством. Так что перспективы космологического объяснения магии - это, в сущности, ее безжалостное вытеснение из культуры, редукция ее к чему-то другому, "рациональному".
Но неужели наука в принципе отказывает магии в реальности, сводит ее к незнанию, заблуждению? Неужели магия не может быть понята "сама в себе", безотносительно к иным реальностям? С конца XIX в. на этот вопрос пытаются ответить религиоведение, культурология, этнография, социальная психология, лингвистика. Эти науки попытались объяснить магию как функцию некоторых способов социальной организации (отсюда название одного из главных подходов к магии - "функционализма" Б. Малиновского), функцию культуры, функцию языкового символизма. Основным принципом этого способа объяснения явилось рассмотрение магии как реакции на определенные социальные потребности (единство племени, организация труда и общения), а также потребности психологического характера (смягчение стресса, чувства вины, страха, неуверенности). Сущность магии обнаружилась в ее принципиальной приграничности с наукой и практикой: там, где практика не достигла уверенной регулярности, а наука не предоставляет убедительного объяснения, всегда находится место для магии. А поскольку природа неисчерпаема, то и наука всегда ограничена, значит, магии суждена вечная жизнь. Данный - социокультурный - способ объяснения магии, будучи структурно подобен космологическому, приводит к прямо противоположным выводам, утверждает принципиальную неизбывность магического отношения к миру.
Однако есть и принципиально иной путь постижения тайны магии. Его иллюстрацию за пределами собственно магического контекста мы находим в художественной литературе, живописи, музыке, архитектуре. В самом деле, прочитав Апулея или Карлоса Кастанеду, посмотрев гравюры Гойи, картины Сальвадора Дали или бросив взгляд на химеры собора Парижской богоматери, мы скорее и явственнее ощутим магический дух и проникнем в тайну магии едва ли не глубже, чем смогли бы это сделать с помощью самых солидных научных концепций. Мы словно начинаем жить в магическом Космосе, полном таинственных сил и чудесных событий, и окружающие нас вещи наполняются загадочным и пугающим смыслом. И здесь мы вспоминаем, что и в наши дни немало людей искренне верит в магию и целенаправленно овладевает ее приемами. Неожиданная перспектива открывается перед нами. Мы можем отбросить привычный нам способ видения мира, использующий понятия науки и обыденного сознания, и попытаться овладеть языком мистических переживаний, научиться переходить в иные состояния сознания. На такой шаг решиться непросто, тем более что никаких гарантий вы не получите, а порвать с привычным миром - это не то, что одну теорию предпочесть другой.
Третий путь постижения магии - путь жизни в магической культуре, взгляд на нее изнутри, магическое творчество. Этот путь был проделан знаменитыми магами - Алистером Кроули, Карлосом Кастанедой и Майклом Харнером. Если А. Кроули стоял у колыбели "магического возрождения" конца XIX в., то К. Кастанеда и М. Харнер - ныне живущие и активно практикующие и пишущие американские шаманы, у которых множество поклонников и последователей. Это люди, обладающие фундаментальными знаниями в области социальной антропологии и религиоведения. психологии и медицины, блестящие стилисты, авторы бестселлеров, обладающие мировой славой. Их опыт поучителен, а пафос их творчества глубоко гуманистичен: они верят в неисчерпаемые силы человека и в благотворную силу его связи с природой.