|
| |
ШЕСТЬ КНИГ
О ГОСУДАРСТВЕ (1576)1
Государство есть осуществление суверенной властью
справедливого управления многими семьями и тем, что находится в их общем
владении.
Всякое государство либо происходит от семьи, которая
постепенно размножается, либо сразу учреждается посредством собирания народа
воедино, либо образуется из колонии, происшедшей от другого государства подобно
новому пчелиному рою или подобно ветви, отделенной от дерева и посаженной в
почву, ветви, которая, пустив корни, более способна плодоносить, чем саженец,
выросший из семени. Но и те и другие государства учреждаются по принуждению
сильнейших или же в результате согласия одних людей добровольно передать в
подчинение других людей всю свою свободу целиком, с тем чтобы эти последние ею
распоряжались, опираясь на суверенную власть либо без всяких законов, либо на
основе определенных законов и на определенных условиях. Государство должно
обладать достаточной территорией и местностью, пригодной для жителей,
достаточно обильным плодородием страны, множеством скота для пропитания и
одежды подданных, а чтобы сохранять их здоровье — мягкостью климата,
температуры воздуха, доброкачественной водой, а для защиты народа и пристанища
для него — материалами, пригодными для строительства домов и крепостей, если
местность сама по себе не является достаточно укрытой и естественно
приспособленной к защите. Это первые вещи, которым больше всего уделяется забот
во всяком государстве. А уж затем ищут удобств, как лекарства, металлы,
краски. ...А поскольку желания людей чаще всего ненасытны, они хотят иметь в
изобилии не только вещи полезные и необходимые, но и приятные бесполезные вещи.
...Так как мудрый человек есть
мера справедливости и
истины и так
как люди, почитаемые
мудрейшими, согласны между
собой в том,
что высшее благо
|
1
Антология мировой политической мысли. В 5 т. Т. 1.— С. 303—306. |
частного лица то же, что высшее благо государства, и а
делают никакого различия между добродетельным человеком и хорошим гражданином, то мы так и определим истинную
вершину благоденствия и главную цель, к которой должно быть направлено
справедливое управление государством.
Народ или властители государства могут без каких-либо
условий отдать суверенную и вечную власть какому-нибудь лицу с
тем чтобы он по своему усмотрению распоряжался имуществом [государства], лицами
и всем государством, а затем передал все это кому захочет совершенно так же,
как собственник может без всяких условий отдать свое имущество единственно лишь
по причине своей щедрости, что представляет собой подлинный дар, который не
обставлен никакими условиями, будучи однажды совершен и завершен, принимая во
внимание, что все прочие дары, сопряженные с обязательствами и условиями, не
являются истинными дарами. Так и суверенитет, данный государю на каких-то
условиях и налагающий на него какие-то обязательства, не является собственно
ни суверенитетом, ни абсолютной властью, если только то и другое при
установлении власти государя не происходит от закона Бога или природы. Что
касается законов божеских и естественных, то им подчинены все государи земли, и
не в их власти нарушать эти законы, если они не хотят оказаться повинными в оскорблении божественного величества, объявив
войну Богу, перед величием Которого все монархи мира должны быть рабами и
склонять голову в страхе и почтении. Следовательно, абсолютная власть государей
и суверенных властителей никоим образом не распространяется на законы Бога и
природы. Если мы скажем, что абсолютной властью обладает тот, кто не подчиняется
законам, то на всем свете не найдется суверенного государя, так как все
государи на земле подчинены законам Бога и природы и многим человеческим
законам, общим всем народам. ...Однако необходимо, чтобы суверены не
подчинялись повелениям других людей и чтобы они могли давать законы подданным
и отменять, лишать силы бесполезные законы, заменяя их другими, чего не может
совершать тот, кто подчинен законами людям, которые имеют право ему повелевать.
Не следует удивляться тому, что существует так мало добродетельных государей.
Ведь поскольку добродетельных людей вообще мало, а из этого небольшого числа
добродетельных лиц государи обычно не избираются, то если среди множества
государей находится один в высшей степени хороший человек, это великое диво. А
когда он оказывается вознесенным так высоко, что, кроме Бога, не видит ничего
более великого, чем он сам, когда его со всех сторон осаждают все соблазны,
ведущие к падению самых стойких, и он все же сохраняет свою добродетель, это
чудо.
Каким бы способом ни были разделены земли, не может
быть сделано так, чтобы все имущество, вплоть до женщин и детей, стало общим,
как хотел в своем первом проекте государства сделать Платон с целью изгнать из
своего города слова “твое” и “мое”, которые, по его мнению, являются причиной
всех зол, происходящих в государствах, и гибели последних. Но он не учел, что,
если бы этот его проект был осуществлен, был бы утрачен единственный признак
государства: если нет ничего, принадлежащего каждому, то нет и ничего,
принадлежащего всем; если нет ничего частного, то нет и ничего общего.
...Насколько же было бы такое устройство государства прямо направлено против
закона Бога и природы, против закона, которому ненавистны не только
кровосмешение, прелюбодеяние, отцеубийство, неизбежные при общности жен, но и
всякая попытка похитить что-либо, принадлежащее другим, и даже зариться на
чужое добро, откуда явствует с очевидностью, что государства устроены Богом
также и для того, чтобы предоставить государству то, что является
общественным, а каждому — то, что является его собственностью. Кроме того,
подобная общность всего имущества невозможна и несовместима с семейным правом.
Ведь если семья и город, собственное и общее, частное и общественное
смешиваются, то нет ни государства, ни семьи. Достаточно известно, что общее
достояние всех не может вызывать чувства привязанности и что общность влечет
за собой ненависть и раздоры. ... Еще больше обманываются те, кто полагает, что
благодаря общим делам и общности имущества им будет уделяться больше забот.
Ведь обычно наблюдается, что каждый пренебрегает общими делами, если из них
нельзя извлечь выгоды лично для себя.
Если случится, что суверенный государь, вместо того,
чтобы играть роль высшего судьи, создаст себе партию, он будет лишь главой
партии. Он подвергнется опасности потерять жизнь также и тогда, когда причина
мятежей коренится не в государстве, как это происходит вот уже пятьдесят лет во
всей Европе, где войны ведутся из-за вопросов религии. Несомненно, что государь,
проявляющий благосклонность к одной секте и презирающий другую, уничтожит
последнюю без применения силы, принуждения и какого бы то ни было насилия, если
только Бог ее не сохранит. Ибо дух решительных людей становится тем упорнее,
чем больше с ним борются, а не встречая сопротивления, уступает. Кроме того, нет ничего более опасного для государя, чем
попытка пустить в ход против своих подданных силу, когда нет уверенности в том,
что это приведет к цели. Я здесь не говорю о том, какая религия наилучшая (хотя существует лишь одна религия,
одна истина, один божественный закон, оглашенный устами Бога), но если
государь, обладающий определенной уверенностью в том, какая религия истинна,
хочет привлечь на сторону этой религии своих
подданных, разделенных на секты и партии, то, по моему мнению, не нужно, чтобы
он для этого применял силу, ибо, чем больше подвергается насилию воля людей,
тем более она неуступчива. ...Поступая так, государь не только избегнет
народных волнений, смут и гражданских войн, но и откроет путь к вратам спасения
заблудшим подданным.
|
| |