У ХІХ століття Російська імперія вступала як одна із найбільших держав світу: її територія складала 17,4 млн. км², а населення сягало 40 млн. чоловік. Показовим був соціальний склад населення імперії: дворяни – 2%, купці і міщани – 4%; майже 90% – селяни (32,6 млн. чол., з яких 54% було поміщицькими, 34% – державними селянами) [6, с. 265].

Перша половина ХІХ ст. знаменувалась об’єднанням під владою Росії переважної більшості етнічних українських земель. Поза російським впливом залишалися тільки Галичина, Буковина та Закарпаття, які входили до складу Австрійської імперії. Централізаторсько-уніфікаційна політика царського уряду була спрямована на створення адміністративного апарату місцевого управління та адміністративно-територіальний поділ за взірцем губерній центральної Росії та на уніфікацію чинного законодавства. Ще з кінця ХVІІІ ст. на українські землі поширюється загальноросійський адміністративний устрій: у Лівобережній Україні створюється Малоросійська губернія; у Слобожанщині – Слобідсько-Українська губернія; у Правобережній Україні – Київська, Подільська та Волинська губернії; з Катеринославської, Вознесенської та Таврійської губерній утворюється Новоросійська губернія [5, с. 54]. У 1803 р. розпочинається нова адміністративна реформа, наслідком якої стає утворення в Україні дев’яти губерній і трьох генерал-губернаторств, причому склад останніх увесь час змінювався [3, с. 192].

До 40-х років ХІХ ст. в українських губерніях спостерігалися суттєві відмінності в нормах чинного цивільного законодавства, якими регулювалися відносини власності. У Новоросійській і Слобідсько-Українській (з 1835 р. – Харківській) губерніях діяло загальноросійське законодавство; у Лівобережних – Полтавській і Чернігівській, як і в Правобережних – у Київській, Подільській та Волинській застосовувалися норми Литовських статутів і Магдебурзького права [11, с. 163]. Будучи змушений деякий час з цим миритися, царський уряд у 1810 – 1911 рр. видає російською і польською мовами текст Литовського статуту (за польським видання 1786 р.), який і був чинним джерелом права до поширення дії на всю територію України Зводу законів Російської імперії (1840-1842 рр.).

Домінуючою у першій половині ХІХ ст. в Україні лишалася

феодально-кріпосницька система господарювання, заснована на дворянській власності на землю, прикріпленні селян до землі та їх особистій залежності від поміщика. У Правобережній Україні панство було переважно польським, на Лівобережжі великі маєтності мали нащадки козацької старшини. Землі на півдні України царський уряд роздавав російським дворянам, які будували тут величезні маєтки. Якщо на Київщині поміщик володів у середньому 460 десятинами, на Полтавщині – 800, то на Херсонщині – вже 1200, а в Таврійській губернії – 3500 десятинами [5, с. 55].

12 грудня 1801 р. Олександр І підписує указ “О предоставлении купечеству, мещанству и казенным поселянам приобретать покупкою земли” [9, с. 28, 29], який являв собою наслідок обговорення проблем земельної власності в Негласному комітеті у складі П. Строганова, М. Новосильцева, О. Чарторийського, В. Кочубея і послужив поштовхом до порушення монополії дворянського землеволодіння. Однак землю за цим указом можна було купувати представникам указаних станів, але не селянам. З одного боку, це давало можливість прискорити освоєння великих масивів незаселених земель Південної України, з іншого – створювало підгрунтя для шахрайства. (Досить, мабуть, згадати хоча б одну з таких схем, блискуче показану М.В. Гоголем у “Мертвих душах”: адже Чичиков переводив придбані ним “душі” не куди-небудь, а саме в Херсонську губернію!).

Оцінки наслідків цього указу науковцями суттєво різнилися. Так, на думку О.В. Предтеченського, внаслідок невисокої купівельної спроможності державних селян придбання ними землі у власність не набуло значних розмірів [7, с. 166]; К.В. Сивков же стверджував, що купівля землі у власність представниками недворянського стану після указу сягнула великих масштабів (за його даними за період з 1802 по 1804 рік у 34 губерніях Російської імперії в поміщиків було придбано землі на суму 1,2 млн. руб.) [10, с. 25]. “История Украинской ССР” наводить такі факти: в середині ХІХ ст. тільки в Катеринославській і Херсонській губерніях налічувалося 34,5 тис. державних селян, які на праві приватної власності володіли понад 86 тис. десятин землі [4, с. 27]. У 1818 р. селянам усіх станів було “дозволено заводити” фабрики та заводи, а з 1814 р. – торгувати на ярмарках.

У 20-40 роках земля все частіше ставала не тільки предметом купівлі-продажу, але й основою угод про оренду. Усе більше поміщиків в Україні здавали частину своїх земель і промислових підприємств в оренду купцям, міщанам та заможним селянам. Орендарі незрідка передавали орендовані ними землі суборендарям,

отримуючи при цьому значні прибутки [4, с. 27].

Розвиток соціально-економічного життя змушував законодавця відповідним чином реагувати на зміни, які відбувалися повсюдно, і намагатись якщо не усунути, то хоча б послабити протиріччя між діючими правовими нормами й реальністю, а в першу чергу – між значною кількістю тих нормативно-правових актів, якими абсолютизм регламентував усі сторони життя своїх підданих. Отже, перша чверть ХІХ ст. характеризується великою кількістю законодавчих актів, якими вносилися зміни в цивільне законодавство, і перш за все – в норми, які регулювали відносини власності.

У 1810 р. Олександр ІІ дозволяє купцям купувати землі в казни й володіти ними на “праві поміщицькому”, залишаючись у “купецькому стані” [8, с. 177]. Подібні формулювання свідчили про те, що законодавець ще не міг дати чіткого визначення власності і права власності. Схожою була й ситуація із селянською власністю. Рухоме майно вважалося власністю селян, які мали право на її захист.

Однак продаж селян змушував законодавця вважати і приватновласницьких кріпосних також за власність. 20 лютого 1803 р. виходить указ “Об отпуске помещиками своих крестьян на волю по заключении условий, на обоюдном согласии основанных” [9, с. 32-34], більш відомий як указ про вільних хлібопашців, яким дозволялося поміщикам за їх бажанням відпускати на волю своїх кріпосних разом із землею за викуп. Угода між поміщиком і селянами підлягала обов’язковому розгляду міністерством внутрішніх справ і затвердженню царем, а середній розмір викупу складав понад 400 руб. [6, с. 267].

У 1828 р. обмежується право власності на землю козацтва. Іменним указом забороняється продаж землі, яка належала козакам на праві власності. У період з 1817 по 1826 роки низкою указів на правобережні й лівобережні губернії України поширюється загальноімперське законодавство про опіку дворянських маєтків [3, с. 198]. Цілям його поширення була підпорядкована й кодифікація права цього регіону. Головним завданням кодифікації висувалося приведення місцевих норм у відповідність до загальноросійських правових норм та укладання зводів законів для вказаних губерній. Закони мали зберігати лише ті винятки й відмінності, необхідність яких зумовлювалася місцевими звичаями. Результатами роботи кодифікаційних груп під керівництвом А.Р. Повстанського і Ф.І. Давидовича була підготовка в 1807 р. двох проектів – “Зводу місцевих законів губерній і областей, приєднаних від Польщі” і “Зібрання малоросійських прав”. Однак ці проекти так і залишились проектами.

Натомість кодифікаторами під керівництвом М.М. Сперанського було підготовлено 56 томів Повного зібрання законів і 15 томів Зводу законів Російської імперії, розглянуті Державною радою 10 січня 1832 р.

З 1 січня 1835 р. Звід законів вводився у дію [1, с. 160]. У ньому вперше цивільне право вирізнялось як окрема галузь права (хоча матеріальне право ще не відмежовувалося від процесуального). Цивільні закони підрозділялися на три групи – закони про “союз сімейний”; загальні закони про майно; закони межові.

Уперше в російському праві у Зводі законів 1832 р. дано визначення права власності: “Собственность есть власть в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно” [Цит. по: 1, с. 162]. Закон відділяв право власності від права володіння. Розрізнялося володіння законне і незаконне, причому правовими нормами охоронялось як перше, так і друге – доти, доки майно судовим рішенням не буде присуджено іншій особі (законному володільцю) і не будуть зроблені відповідні розпорядження щодо його передачі. Розділяв закон і спір про володіння зі спором про власність; при цьому недоторканність володіння забезпечувалася незалежно від вирішення питання про власність. У Зводі законів дається детальна класифікація об’єктів права власності. Законодавець розрізняє майно рухоме і нерухоме, ділиме і неподільне, родове і набуте (“благоприобретен-ное”). Зберігалося право родового покупця і система майоратів, за якою родові маєтки не включалися до цивільного обороту, а переходили у спадок старшому в роду. Володіння землею надавало власникові право на води, ліси, надра. Стосовно суб’єктів права власності зберігалася їх нерівноправність залежно від станової (дворяни – міщани – селяни), національної (великороси – малороси – євреї) та релігійної (християни – нехристияни) приналежності.

У 1840-1842 роках на українські землі поширюється загальноімперське законодавство. При підготовці другого видання Зводу законів Російської імперії до Х тому було включено низку норм із проекту “Зводу законів західних губерній” (53 із 3979 статей), дія яких поширювалася на Чернігівську й Полтавську губернії [2, с. 270]. На Правобережній Україні діяло виключно російське законодавство.

Підготовка й видання цього Зводу стала остаточним етапом уніфікації правової системи у всій державі, матеріальним свідченням централізаторсько-унітаристської політики самодержавства. Звід законів не став якісно новим кодексом, оскільки його створення

більшою частиною являло собою систематизацію та інкорпорацію чинного законодавства. Разом з тим низка новел, і перш за все визначення права власності й вирізнення норм цивільного права як окремої галузі ставлять Звід законів Російської імперії на чільне місце в історії розвитку теорії і практики законодавчої діяльності. Однак саме Звід законів вніс останній штрих у витісненні українського права правом загальноросійським.

Список літератури: 1. Исаев И.А. История государства и права России: Курс лекций. – М.: БЕК, 1993. – 245 с. 2. Історія держави і права України: У 2-х ч. – Ч. 1 / А.Й. Рогожин, М.М. Страхов, В.Д. Гончаренко та ін. – К.: Ін Юре, 1996. – 368 с. 3. История государства и права Украинской ССР: в 3-х т. – Т. 1: История общественно-политического строя и права на Украине. – К.: Наук. думка, 1987. – 319 с. 4. История Украинской ССР: В 10-ти т. – Т. 4: Украина в период разложения и кризиса феодально-крепостнической системы. Отмена крепостного права и развитие капитализма (ХІХ в.). – К.: Наук. думка, 1983. – 695 с. 5. Крушинський В.Ю., Леве- нець Ю.А. Історія України. Події. Факти. Дати. – К.: Зодіак – ЕКО, 1993. – 176 с. 6. Лютых А.А., Тонких В.А. Русская история. – М.: РИПОЛ, 1996. – 592 с. 7. Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти ХІХ века. – М.-Л.: АН СССР, 1957. – 344 с. 8. Рогов В.А. История государства и права России ІХ – начала ХХ веков. – М.: Зерцало, 1995. – 264 с. 9. Российское законодательство Х – ХХ веков: в 9-ти т. – Т. 6: Законодательство первой половины ХІХ ве-ка. – М.: Юрид. лит., 1988. – 432 с. 10. Сивков К.В. Важные этап в переходе от феодального к буржуазному землевладению в России // Вопр. истории. – 1958. – № 3. – С. 24-31. 11. Ткач А.П. Історія кодифікації дореволюційного права України. – К.: Наук. думка, 1968. – 327 с.

А.Н. Долженко, канд. юрид. наук

Становление института суда присяжных

при подготовке судебной реформы 1864 г.

История подготовки судебной реформы 1864 г., в частности, разработки при этом законодательства о суде присяжных, представляет не только научный интерес, но и весьма актуальна в практическом плане, ибо дает ответы на многие вопросы, поставленные сегодня.

Суд присяжных длительное время относился к наименее изученным институтам, введенным этой реформой. Более активно проблема суда присяжных обсуждалась в дореволюционной литературе: многие историки и правоведы посвящали ей разделы в общих работах по судебной реформе, специальные монографии и статьи, были переведены и опубликованы работы крупнейших зарубежных специалистов [4].

В советской судебной системе суд присяжных отсутствовал, поэтому для советской юридической литературы эта проблема не была актуальной. Специальных работ о суде присяжных не было вообще, а в фундаментальных работах по судебной реформе 1864 г. ему отводилось очень скромное место. Положение изменилось в конце 80-х годов ХХ ст., когда встал вопрос о реформировании суда, на страницах научных юридических изданий разгорелась дискуссия, итогом которой было введение суда присяжных в Российской Федерации. Одним из важнейших аргументов сторонников суда присяжных было его успешное функционирование в России после судебной реформы 1864 г. Доводы же противников мало чем отличались от тех, которыми оперировали противники этого института в дореволюционной России.

В Украине суд присяжных еще не введен, хотя и предусмотрен ее Конституцией. Обсуждение этой проблемы имело место на страницах журналов “Радянське право”, “Право України”, но из-за небольшого объема публикаций их авторы ограничились лишь некоторыми положениями судебных уставов 1864 г. о суде присяжных [6, 7, 8, 11].

В данной статье рассматриваются вопросы становления института суда присяжных, его правовых и организационных основ при разработке судебных уставов 1864 г.

Известно, что буржуазные реформы 60 - 70-х годов (судебная реформа в их числе) были вызваны глубоким кризисом российского общества, разладом всей имперской государственной машины, осознанием господствующим классом и правящей верхушкой необходимости решительных перемен. Сторонниками судебной реформы были император Александр ІІ и его брат Константин. Ее жаждали все, кроме наживавшихся на неправедном суде чиновников, ибо старая судебная система к середине ХІХ в. показала полную свою непригодность. Суд был громоздким, со сложными и запутанными процессуальными нормами, неопределенной подсудностью, формальной оценкой доказательств, самым весомым из которых считалось собственное признание.

Настоящей язвой дореформенного суда было взяточничество, присущее всему государственному аппарату Российской империи, которое в суде приняло особенно уродливые формы и чудовищные размеры. Правительство предпринимало различные меры борьбы с этим злом, но побороть его без кардинального реформирования всей системы было невозможно.

Фактическая работа по подготовке судебной реформы началась в 1857 г., когда в Государственный совет был внесен проект

Устава гражданского судопроизводства, подготовленный во ІІ отделении императорской канцелярии под руководством графа Д.Н. Блудова. Обсуждение этого проекта вызвало дискуссию в среде высшего чиновничества, либеральная часть которого выступала за более существенную перестройку судебной системы по западноевропейскому образцу. Дискуссия перешла на страницы печатных изданий, что позволяло расширить ее пространство, а в ее ходе рождались новые идеи и направления – о создании адвокатуры, об учреждении мировых судов и пр.

Вопрос о суде присяжных был наиболее сложным. В передовых дворянских комитетах он поднимался уже в 50-е годы, но в официальных кругах на него было наложено строжайшее вето: в 1858 г. император Александр ІІ запретил Госсовету касаться вопроса о суде присяжных как учреждения опасного [1, с. 691]. В 1859 г. был подготовлен проект Устава уголовного судопроизводства, в котором не было места для суда присяжных. “В настоящее время, – писал Д. Блудов, – едва ли полезно установить суд через присяжных. Легко представить себе действие такого суда, когда большая часть нашего народа не имеет не только юридического, но и первоначального образования, когда понятия о праве, обязанностях и законе до того не развиты и не ясны, что нарушение чужих прав, особливо посягательство на чужую собственность, признается многими самым обыкновенным делом, иные преступления только удальством и преступники – только несчастными. Допущение людей к решению важного, иногда чрезвычайно трудного вопроса о вине и невинности, требующего способности к тонкому анализу и логическим выводам, угрожает не только неудобствами, но и едва ли не прямым беззаконием” [1, с. 691].

Нежелание Д. Блудова изменить свою позицию, усиление либеральных настроений после отмены крепостного права обусловили изменения в подходе к подготовке судебной реформы. В январе 1862 г. была создана комиссия из видных юристов при Государственной канцелярии “для составления основных положений судебной реформы согласно указаний науки и опыта европейских государств” [1]. Это фактически означало снятие запрета с “революционного” суда присяжных. В комиссию вошли единомышленники, сторонники общей теории буржуазного права в области судоустройства, судопроизводства и практики европейского законодательства, а также практические деятели, хорошо знавшие российскую действительность. Это позволило соотносить демократические институты с российскими традициями и порядками. Официальным главой комиссии был сотрудник Государственной канцеля-

рии А.М. Плавский, но фактическим ее руководителем стал С.И. Зарудный – представитель украинского дворянского рода, выпускник Харьковского университета.

С.И. Зарудный закончил университет в 1842 г., получив степень кандидата математики. В том же году он едет в Петербург, чтобы стать астрономом Пулковской обсерватории. По воле случая он оказался в Министерстве юстиции в должности старшего помощника столоначальника, что и определило дальнейшее участие С.И. Зарудного в судебной реформе, составившее, по мнению современников, “главный подвиг его жизни”. Через него проходили отзывы председателей и прокуроров судов о недостатках действующих процессуальных законов, присылаемые согласно циркуляру министра юстиции. “Вместо того, чтобы отправлять эти бумаги прямо к графу Блудову, – вспоминал С.И. Зарудный, – я стал брать их к себе на дом, читать их, делать из них выписки, а лучшие мнения просто переписывать и изучать… Это была моя школа” [Цит. по: 1, с. 606]. Он начал изучать сами законы, а также иностранное законодательство. Будучи широко образованным человеком, знавшим несколько иностранных языков, обладая живым умом и большой работоспособностью, С. Зарудный настолько преуспел в самостоятельном изучении юриспруденции, что уже в 1849 г. стал юрисконсультом при Министерстве юстиции и вскоре приобрел такой авторитет, что с ним советовались в затруднительных случаях обер-прокуроры и сенаторы [1, с. 607].

К делу судебной реформы С.И. Зарудного вплотную приблизило назначение его помощником статс-секретаря Государственного совета в связи с начавшимся обсуждением проекта Устава гражданского судопроизводства. С этого момента он становится истинным руководителем всей работы по подготовке судебной реформы. По его предложению были выработаны основные начала реформы. Он пропагандировал зарубежный опыт в своих публикациях, предостерегая от слепого его копирования, обеспечивал гласность всей работы, участие в ней ученых-юристов. Вместе с Д.А. Ровинским и Н.А. Буцковским, видными деятелями судебной реформы, С.И. Зарудный разработал институт суда присяжных в России.

Первым официально поставил вопрос о суде присяжных в новой комиссии Д.А. Ровинский – московский губернский прокурор, составивший записку о суде присяжных, которая послужила исходной точкой для включения этого института в судебные уставы. Д.А. Ровинский опровергает доводы Блудова о преждевременности введения суда присяжных в России ввиду неподготовленно-

сти к нему населения. Соглашаясь с последним, что в российской жизни кражи, другие нарушения чужих прав признаются многими “самым обыкновенным делом”, он убедительно доказывает, что “такой странный порядок вовсе не зависит от неразвитости народных масс, которые ни в одном государстве не могут еще похвалиться ни юридическим образованием, ни высшею способностью к тонкому анализу и логическим выводам”. Он утверждал, что причины этого явления кроются в самой организации общества, в неспособности правосудия защитить права человека, и считал, что “суд строгий, гласный и всеми уважаемый должен предшествовать всякому юридическому развитию общества и самих судей, что только в нем народ научится правде и перестанет открыто признавать кражу за самое обыкновенное дело” [Цит. по 3, с. 83].

Д.А. Ровинский и Н.А. Буцковский теоретически обосновали необходимость отделения в уголовных делах вопроса о виновности или невиновности подсудимых от вопроса об определении наказаний: первый должны решать присяжные, второй – профессиональные судьи. С.И. Зарудный утверждал, что суд присяжных способен обеспечить доверие к судебным решениям, что будет способствовать спокойствию в государстве, явится превентивной мерой обжалования судебных решений. Он стремился доказать неполитический характер суда присяжных, его безопасность для самодержавия, утверждая, что это – не что иное, как судебный метод, особая форма организации суда, поэтому “сие установление ни в коем случае не может и не должно быть смешиваемо с политическим устройством государства” [Цит. по 3, с. 83].

Неполитический характер суда присяжных подчеркивал и Н.А. Буцковский. Он считал, что “от законодателя зависит обставить это учреждение такими условиями, при которых оно не могло бы иметь никакого политического характера, как это было сделано в Пруссии и других германских государствах… В России для отклонения всякого политического характера от суда присяжных можно было бы изъять из его ведомства не только преступления государственные, но также преступления против порядка управления и государственной и общественной службы. Но за этими изъятиями введение суда присяжных в России необходимее, чем где бы то ни было” [Цит. по 1, с. 694].

Д.А. Ровинский также считал, что государственные преступления могут быть изъяты из юрисдикции присяжных. Но при этом он выражал твердую уверенность в том, что присяжные вполне справились бы и с такой задачей. “Конечно, такой суд, представляя разумную поддержку законной власти, разоблачил бы и все зло-

употребления ее, но тем легче было бы предупредить их, знакомиться с нуждами общества, идти во главе его и предлагать постоянно необходимые преобразования сверху, не дожидаясь требований их снизу” [Цит. по 1, с 695].

Не имея возможности привести здесь все доводы сторонников учреждения института присяжных, отметим, что по всем основным вопросам они выступали с одинаковых позиций и стремились к всестороннему обоснованию его необходимости, сумев переубедить самых яростных противников этого. Суд присяжных был внесен в “Основные положения преобразований по судебной части в России”, которые в апреле 1862 г. были рассмотрены на Государственном совете, где за учреждение этого института проголосовали единогласно. Быстрое и бездебатное принятие суда присяжных некоторые исследователи (например М.Г. Коротких) объясняют предварительным одобрением его великим князем Константином, за которым стоял Александр ІІ. По мнению этого ученого многочисленные его противники не решились высказаться официально. Такая точка зрения представляется весьма упрощенной, ибо не учитывала общей эволюции общественного мнения после отмены крепостного права [3, с. 84].

29 сентября 1862 г. – важнейшая веха в истории подготовки судебной реформы: Александр ІІ утвердил “Основные положения” и предписал опубликовать их в печати. Для окончательной подготовки проектов судебных уставов была создана новая комиссия, в которую кроме авторов “Основных положений” вошли представители ряда центральных учреждений – Госканцелярии, Госсовета, МЮ, МВД, а также губернской юстиции. Комиссии предоставлялось право привлекать к работе экспертов. Она обратилась к профессорам, судебным деятелям, всем желающим с предложением высказать свои замечания. За короткий срок в комиссию поступили предложения от 446 лиц. По предложению С.И. Зарудного они были отпечатаны и составили 6 больших томов [10, с. 339, 240]. Осенью 1863 г. комиссия завершила свою работу. Всего за 11 месяцев были составлены проекты уставов и объяснительные записки к ним, которые и в ХХ в. считались непревзойденными образцами законодательного творчества. Все стороны реформы были тщательно и всесторонне разработаны, в том числе и институт суда присяжных.

Составители судебных уставов исходили из того, что “суд присяжных только тогда может действовать благотворно, когда он опирается на уголовное судопроизводство, гармонирующее с сущностью и потребностями этого учреждения”. Эта мысль принадлежит крупнейшему знатоку истории суда присяжных в Европе

К.А. Митермайеру [4, с. 2]. Законодатели, по его мнению, не всегда понимали это, ограничиваясь изданием положений о присяжных без отмены прежнего инквизиционного и тайного порядка производства следствия.

Документы судебной реформы включали в себя: Учреждение судебных установлений; Устав уголовного судопроизводства; Устав гражданского судопроизводства; Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. 20 ноября 1864 г. они были утверждены императором и по его указу опубликованы. Первый экземпляр вышедших из печати судебных уставов был вручен С.И. Зарудному в знак признания его величайшей заслуги в их создании.

Судебные уставы в корне изменили судоустройство и процессуальное право России: судебные органы были отделены от административных и законодательных, впервые была введена адвокатура, реформирована прокуратура, учрежден институт судебных следователей, независимых и от прокуратуры, и от полиции. В процессуальном праве утверждались принципы гласности, состязательности, устности, другие прогрессивные начала. Но венцом судебной реформы был суд присяжных, что признавали как сторонники, так и противники судебной реформы.

Организация и деятельность суда присяжных регулировались 31 статьей Учреждения судебных установлений (УСУ) и 93 статьями Устава уголовного судопроизводства (УУС). Такой объем позволял всесторонне определить порядок формирования суда присяжных, вынесения им вердикта и все другие стороны его функционирования. Суд присяжных учреждался при окружных судах для определения вины (или невиновности) подсудимого в уголовных делах, по которым в законе предусматривалось лишение свободы или ограничение прав состояния (ст. 7 УСУ [9, с. 33], ст. 201 УУС [9, с. 139]).

Присяжные заседатели избирались из местных обывателей всех сословий, состоявших в русском подданстве, в возрасте не менее 25 и не более 70 лет и проживших не менее 2-х лет в уезде, где проходят выборы. Не могли быть присяжными заседателями лица: находившиеся под судом и следствием; исключенные из ведомств или сословий за пороки; состоявшие под опекой за расточительство; больные (слепые, глухие, лишенные рассудка); не владеющие русским языком; священнослужители, военнослужащие, учителя народных школ, слуги [9, с. 40, 41].

Закон предусматривал обязательную публикацию списка дел, подлежащих рассмотрению с присяжными заседателями, в местных губернских ведомостях не позднее, чем за 2 недели до начала

заседаний.

Тщательно регулировалась процедура принятия решения о вине или невиновности подсудимых. Если не удавалось принять его единогласно, вопрос решался большинством голосов; при равенстве последних принималось мнение, направленное в пользу обвиняемого. Приговоры, вынесенные окружным судом с участием присяжных заседателей, считались окончательными и могли быть отменены в кассационном порядке по жалобам участвующих в деле лиц или по протесту прокурора. Но отменялось не решение присяжных, а приговор суда [9, с. 197, 198, 202].

На Украине, как и в целом по России, судебные уставы вводились постепенно. Окружные суды и суды присяжных при них сначала были созданы в Харьковской губернии на основе Указа императора от 10 января 1967 г. [5, с. 6-26, 284-327]. Всего на Украине было создано 25 окружных судов с судом присяжных.

“Введение суда присяжных, – отмечал А.Ф. Кони через 30 лет после утверждения судебных уставов, – в стране, только что освобожденной от крепостного права, было весьма смелым шагом. Крепостные отношения… не могли быть школой для чувства законности ни для крестьян, ни для собственников. Можно было отступить в смущении перед возможностью полного непонимания ими своей задачи и ограничиться какими-либо полумерами. Но составители судебных уставов с доверием отнеслись к духовным силам и здравому смыслу своего народа” [2, с. 3].

И присяжные заседатели оправдали это доверие. С учреждением суда присяжных в значительной мере были преодолены такие негативные пороки, как взяточничество, пытки, недоверие народа к суду, его полная зависимость от администрации.

Важнейший урок, который преподали нам создатели и защитники суда присяжных, состоит в умении и желании отстаивать демократические институты от нападок их противников, противопоставляя им глубокий научный анализ, публицистическое мастерство, гражданское мужество и честное исполнение своего долга.

История суда присяжных в Украине убедительно доказывает, что при всех недостатках этого института ничего лучше человечество еще не изобрело для обеспечения истинного правосудия.

Список литературы: 1. Джаншиев Гр. Эпоха великих реформ. Исторические справки. – СПб.: Типо-Литография Вольтера, 1907. 2. Кони А.Ф. О суде присяжных и суде с сословными представителями. – СПб.: Типография Правительств. Сената, 1895. 3. Коротких М.Г. Генезис суда присяжных в России по судебной реформе 1864 г. // Изв. высш. учеб. завед. Правоведение. – 1988. – № 3. 4. Митермайер К.А. Современное положение суда присяжных: Суд присяжных в Европе и

Америке / Под ред. Н. Ламанского. – Т. 1. – СПб.: Типография Куколь-Яснопольского, 1865. 5. Государственный архив Харьковкой обл. – Ф. 3. – Оп. 230. – Д. 127. 6. Михеєнко М. Від суду шефенського до суду присяжних // Рад. право. – 1990. – № 40. 7. Мілованов В. Суд присяжних і радянська судова система // Рад. право. – 1991. – № 4. 8. Курбатов А. Ще раз про суд присяжних // Право України. – 1997. – № 12. 9. Российское законодательство Х-ХХ веков. – Т. 8. – М.: Юридическая литература, 1991. 10. Судебная реформа / Под ред. Н.В. Давыдова и Н.Н. Полянского. – М.: Объединение, 1915. 11. Савонюк Р. Суд присяжных: яким йому бути // Право України. – 1997. – № 2.

А.В. Криворучко, канд. юрид. наук

Изменение правового статуса индийских княжеств в 1800-1950 годах

Со времени создания независимого Украинского государства конституционный процесс непрерывно развивается, однако целый ряд вопросов в теории остаются дискуссионными, хотя конституционная практика остро нуждается в их разрешении. В частности, большое теоретическое и практическое значение имеет проблема регулирования правового статуса субъектов как федеративного, так и унитарного государства – проблема объема правосубъектности областей (земель). В этом смысле большой интерес представляет богатая конституционная практика Республики Индия, в особенности урегулирование государственно-правового статуса и правосубъектности индийских княжеств. Однако украинскими учеными-юристами эта проблематика изучена довольно поверхностно; нет ни одного специального исследования, затрагивающего историю конституционно-правового развития индийских княжеств, правового оформления различных аспектов их интеграции в Республике Индия.

К 1947 г. – моменту предоставления независимости – на территории Индии по данным различных источников существовало от 560 до 693 княжеств, занимавших 2/5 ее площади с населением более 90 млн. чел. По значимости в политической и экономической жизни Индии выделялось около 50 княжеств, из которых 49 имели свои войска, но абсолютное большинство княжеств были мелкими. Например, средний размер княжеств полуострова Катхиавар не превышал 25 кв. миль, 46 из них имели территорию 2 кв. мили, а подавляющее большинство были еще меньше [3, с. 8, 9].

Государственные образования с монархической формой правления с большей либо меньшей степенью суверенитета, получившие в советской литературе собирательное название “княжест-

ва”, появились на территории Индии в первой четверти ХVIII в. с началом распада империи Великих Моголов. В это же время Английская Ост-Индская компания начинает захват Индии, окончательно покорив ее в 1848 - 1856 гг. Одним из важнейших факторов, обеспечившим англичанам победу в борьбе с французскими конкурентами в Индии и доминирование на этом субконтиненте, стала поддержка правителей индийских княжеств (магарадж, навабов и т.д.). Для этого компания заключала с правителями-суверенами индийских государств (Indian States) договоры, согласно которым правители признавали себя ее вассалами и обязывались предоставлять ей помощь, а англичане гарантировали невмешательство в систему управления и внутренние дела княжеств, а также различные льготы правителям.

Постепенно английский парламент принимает ряд законов, ограничивающих монополию и власть Ост-Индской компании и сосредоточивающих управление Индией в руках английского правительства, а 2 августа 1858г. утверждает первый закон о прямом управлении Индией британским правительством – “Акт о лучшем управлении Индией” [10, с. 27, 28], который установил систему управления Британской Индией (т.е. территорией Индии за исключением княжеств). Однако для индийских княжеств гораздо большее значение имела прокламация королевы Виктории от 1 ноября 1858 г., п. III которой гарантировал индийским князьям соблюдение всех договоров и обязательств, заключенных Ост-Индской компанией [4, с. 7]. Таким образом, индийские князья, несмотря на принятие Великобританией в дальнейшем ряда законов, изменявших систему управления Британской Индией, даже таких принципиальных как “конституции” 1919 и 1935 годов, сохранили суверенитет во внутренних делах княжеств.

В политической жизни Индии первой половины ХХ века большое значение играет так называемая Палата князей. К сожалению, в украинской исторической и правовой литературе (как и в литературе СССР) статус и деятельность этого органа практически не затрагивались. Более того, даже в работах индийских и английских исследователей о Палате князей упоминается только вскользь в связи с важнейшими политико-правовыми событиями 1921 - 1947 гг. Можно лишь отметить, что Акты об управлении Индией 1919 и 1935 годов не содержали положений, регламентировавших статус и компетенцию этого органа. В то же время имеющиеся в литературе сведения позволяют рассматривать Палату как политический орган, призванный вырабатывать и уполномоченный отстаивать общую позицию индийских княжеств по важнейшим политическим, эконо-

мическим и правовым вопросам, и в первую очередь, в отношениях с Великобританией.

К 1921г. по отношению к Палате князей индийские княжества подразделялись на три группы: а) 108 княжеств с населением 59847186 чел., правители которых являлись членами Палаты; б) 127 более мелких княжеств с населением 8004114 чел., представленных в Палате 12 членами; в) 327 поместий с населением 801674 чел., не представленных в Палате [3, с. 8, 9].

В 1935г. правящие круги Великобритании предприняли попытку объединить управление Британской Индией и индийскими княжествами, приняв Акт об управлении Индией. Акт сохранял в полном объеме власть британской Короны над Индией и предполагал, что Британская Индия (точнее, губернаторские и главнокомиссарские провинции) и индийские княжества “будут объединены в федерацию под властью Короны под названием Индийской федерации” [1, с. 249, 250] – в этом заключалась его принципиальная новизна. С учетом того, что князья являются стратегической опорой британской системы правления в Индии, такое объединение ставилось в зависимость от выполнения ряда условий, основными из которых были: согласие правителей главных индийских княжеств, под властью которых находится не менее половины их населения, войти в состав федерации и принятие ими обязательства обеспечивать в пределах своих княжеств “надлежащее действие” положений Акта 1935г. [1, с. 250].

Конечно же, князья не желали даже малейшего ограничения своей власти со стороны Англии, поэтому, как отмечают индийские юристы, Акт 1935г. действовал не в полном объеме: в силу вступила только “часть, относящаяся к провинциям”, “не было сделано никакой попытки ввести в действие федеральную часть Акта” [7, с. 170], а затянувшиеся переговоры с правителями индийских княжеств о вхождении в состав Индийской федерации были прекращены в связи с началом второй мировой войны [9, с. 52].

В конце 1944 г. наваб Бхопала был избран канцлером Палаты князей. Он “вдохнул новую жизнь” в работу этого органа и к июню 1945г. превратил его в “третью силу” в индийской политике [8, с. 56].

Угроза дестабилизации колониального режима вынудила английское правительство направить в Индию специальную миссию министров кабинета для поиска соглашения с индийскими лидерами по принципам и процедуре, относящимся к обновлению конституционного строя Индии. Результатом деятельности миссии кабинета министров Великобритании стало “Заявление миссии кабинета и

вице-короля от 16 мая 1946 г.”, предлагавшее передать власть в Индии Союзу Индии, включающему Британскую Индию и индийские княжества. Союз должен иметь законодательный и исполнительный органы, образованные из представителей Британской Индии и индийских княжеств. При этом провинции и княжества должны сохранить за собой все полномочия, за исключением делегированных ими Союзу.

Однако 22 мая 1946г. миссия кабинета опубликовала “Меморандум о договорах княжеств и верховенстве (от 12 мая 1946г.)”, который давал иную (в сравнении с Заявлением от 16 мая) трактовку статуса княжеств и их взаимоотношений с Британской Индией после предоставления Индии независимости. Пункты 2, 4, 5 Меморандума предусматривали, что во время переходного периода до введения в действие нового конституционного устройства, по которому Британская Индия будет полностью независима или полностью самоуправляема, верховенство британской Короны над индийскими княжествами сохранится, но британское правительство не сможет при любых обстоятельствах передать верховенство индийскому правительству.

Поэтому в этот период княжествам необходимо провести переговоры с Британской Индией относительно будущего регулирования вопросов, представляющих взаимный интерес, особенно в экономической и финансовой сферах. На время переговоров о желании (либо нежелании) княжеств принимать участие в новой индийской конституционной структуре и до заключения новых соглашений между княжествами и правительством или правительствами-правопреемниками существующие соглашения по вопросам, представляющим взаимный интерес, сохранят свое действие. С появлением такого правительства в Британской Индии правительство Его Величества прекратит осуществление полномочий верховенства, т.е. права княжеств, которые вытекают из их отношений с Короной, не будут далее существовать, и все права, переданные ими верховной власти, будут им возвращены. Политические соглашения между княжествами, с одной стороны, и британской Короной и Британской Индией – с другой, прекратят свое действие. Княжествам Индии следует или вступить в федеральные отношения с правительством (правительствами) Британской Индии, или заключить особые политические соглашения с ним (с ними).

Таким образом, Меморандум предусматривал для княжеств возможность не вступать в Союз Индии, т.е. фактически “торпедировал” схему, предложенную в Заявлении от 16 мая.

Постоянный комитет Палаты князей 10 июня 1946г. принял

резолюцию, одобряющую указанные Заявление и Меморандум [8, с. 68-70]. 9 декабря 1946г. открылось Учредительное собрание Индии. Для обсуждения с уже назначенным Палатой князей Переговорным комитетом вопросов, связанных с вхождением индийских княжеств в Учредительное собрание, 21 декабря Учредительное собрание назначило Переговорный комитет.

На конференции правителей индийских княжеств в Бомбее 29 января 1947г. Постоянный комитет Палаты князей принял пространную резолюцию, где подчеркивалось, что вхождение княжеств в Союз должно происходить на основе переговоров и окончательное решение будет приниматься каждым из княжеств. Они сохранят всех подданных и полномочия, кроме тех, которые они уступают Союзу. Конституция каждого княжества, его территориальная целостность и наследные права правящих династий не должны быть предметом вмешательства со стороны Союза, а границы княжества не могут быть изменены без его свободного согласия. Результаты переговоров должны быть одобрены Конституционным консультативным комитетом и ратифицированы княжествами, а если эти предложения не будут приняты Конгрессом, правители прибегнут к бойкоту Учредительного собрания.

Однако среди правителей была небольшая группа, которая поддерживала Учредительное собрание. Так, диван Барода, по указанию своего правителя 8 февраля 1947 г. заявил, что ведет прямые переговоры с Учредительным собранием и Барода присоединится к последнему. Еще 30 июля 1946г. магараджа княжества Кочин заявил о своем намерении участвовать в Учредительном собрании и направит туда народных представителей, избранных Законодательным советом княжества [8, с. 71, 72].

Учитывая, что во время второй мировой войны многие из главных княжеств укрепили свои вооруженные силы, индийское правительство и Учредительное собрание усмотрели серьезную угрозу для целостности страны, если после ухода Британии княжества, занимающие две пятых территории Индии, останутся независимыми и не войдут в конституционно-правовые отношения с Индией. Поэтому Дж. Неру 18 апреля 1947г., обращаясь к ежегодной сессии Всеиндийской конференции народов княжеств, заявил, что любое княжество, которое не вошло в Учредительное собрание, будет рассматриваться как враждебное и должно почувствовать последствия такого отношения к себе.

В дальнейшем британские власти разработали план, по которому Индия разделялась на два доминиона. План был реализован в Акте о независимости Индии 1947 г., утвержденном королем

18 июля этого же года. Согласно подразделу (1) раздела 1 Акта на территории Британской Индии с 15 августа 1947 г. создавались два “независимых доминиона” – Индия и Пакистан, а верховная власть Великобритании над индийскими княжествами автоматически прекращалась. Последние имели право войти в состав любого из “новых доминионов” [6].

Таким образом, в результате раздела доминион Пакистан получил территорию в 364737 кв. миль с 81,5 млн. чел. населения, став самым большим мусульманским государством в мире. На его территории находилось около десяти индийских княжеств, занимавших 43% территории Западного Пакистана, а население составляло 10% его жителей. В октябре 1947 г. – марте 1948 г. эти княжества вошли в его состав на условиях сохранения за правителями “суверенитета во всех делах, кроме внешних сношений, обороны и связи”, а также выплаты им субсидий. В Учредительном собрании доминиона было выделено четыре дополнительных места для княжеств.

В связи с принятием Акта лорд Маунтбэттен 25 июля 1947 г. обратился к Палате князей и предложил правителям присоединиться к одному из доминионов. Правительство Индии, чтобы не допустить “балканизации” страны и остановить возможный захват княжеств Пакистаном, провело серию переговоров с князьями и заключило с подавляющим большинством княжеств Соглашения о сохранении отношений и Договоры о присоединении, которые предусматривали верховенство доминиона в вопросах обороны, внешних сношений и коммуникаций. Правительство Индии учло нежелание правителей расстаться со своей финансовой независимостью и в переговорах не касалось сферы финансов.

В соответствии с Договорами о присоединении все 552 княжества, расположенные в географических границах доминиона Индия (за исключением Хайдарабада, Бахавалпура и Джунагадха) к 15 августа 1947г. (т.е. до вступления в силу Акта о независимости Индии), вступили в доминион Индия [2, с. 95]. Независимость сохранило также княжество Джамму и Кашмир.

Негативные черты Акта о независимости Индии, кроме раздела Британской Индии, породившего межобщинные столкновения, проявились и в провоцировании индийских княжеств, во-первых, на сохранение независимости, так как Акт не обязывал, а предоставлял княжествам право присоединиться к любому из доминионов, и, во-вторых, на присоединение к Пакистану.

Так, низам самого населенного и самого сильного индийского княжества Хайдарабад не только не хотел присоединяться к

какому-либо доминиону, но и претендовал на получение статусов доминиона и члена Британского Содружества, а также на возврат доминионом Индия территории Берара под юрисдикцию Хайдарабада. Антииндийская политика низама вынудила Индию 13-18 сентября 1948г. провести “Операцию Поло” – ввод войск в Хайдарабад. Сразу после установления правления военного губернатора низам издал Прокламацию, которой присоединялся к Индии на тех же условиях, что и другие княжества, а фирманом от 23 ноября 1949 г. распространял действие конституции Индии на Хайдарабад [8, с. 387].

Наваб Джунагадха, главного княжества полуострова Катхиавар, находившегося на расстоянии 300 миль от Пакистана, 80% из 6 млн. населения которого составляли индусы, попытался присоединиться к Пакистану. В результате конфликта с Индией и населением княжества наваб бежал в Пакистан, 9 ноября 1947 г. индийское правительство приняло власть в Джунагадхе, а референдум 20 февраля 1948 г. подтвердил желание народа княжества присоединиться к доминиону Индия [8, с. 147-149].

Самым конфликтным оказалось присоединение к доминиону Индия княжества Джамму и Кашмир. Магараджа в силу своей нерешительности не присоединился ни к одному из доминионов [5, с. 223]. 21 октября 1947г. под прикрытием патанских племен Пакистан предпринял попытку захвата княжества. По просьбе правительства и магараджи княжества, а также на основании Договора о присоединении, подписанного магараджей 27 октября 1947г. [8, с. 402], индийские войска были переброшены самолетами в столицу княжества (г.Сринагар) и изгнали агрессоров. Это породило конфликт между Пакистаном и Индией, который многократно рассматривался ООН, перерастал в вооруженные столкновения и полностью не урегулирован и до настоящего времени. Особый правовой статус княжества предусматривается ст.370 Конституции Индии и рядом последующих соглашений оформленных президентскими приказами 1950 и 1954 годов о применении Конституции к княжеству.

В итоге первого этапа интеграции княжеств площадь доминиона Индия увеличилась почти на 500000 кв. миль, а население – на 86,5 млн. чел. (без Джамму и Кашмира) [8, с. 490].

Список литературы: 1. Акт о правительственном строе Индии, 1935 года // Конституции буржуазных стран. - Т.IV: Британская империя, доминионы, Индия, Филиппины. - М.-Л.: Соцэкгиз, 1936. - С.248-330. 2. Басу Д.Д. Основы конституционного права Индии: Пер. с англ. - М.: Прогресс, 1986. - 664 с. 3. Девяткина Т.Ф.

Ликвидация княжеств в современной Индии. - М.: Изд. вост. лит., 1961. - 136 с. 4. Bhagat K.P. A decade of Indo-British relations 1937-1947. - Bombay: Popular book depot, 1959. -503 p. 5. Campbell-Johnson A. Mission with Mountbatten. – London: Robert Hale Limited, 1951. - 370 p. 6. Indian Independence Act, 1947. – London, 1947. - 20 p. 7. Mahajan V.D. Constitutional history of India.-Delhi: Chand, 1971.- 741p. 8. Menon V.P. The story of the integration of the Indian States. - London: Longmans, Green and CO Ltd, 1956. - 521 p. 9. Menon V.P. The transfer of power in India. - London: Longmans, Green and CO Ltd, 1957. - 538 p. 10. Singh M.M. From Raj to Republic. - Calcutta: The World Press Priate Ltd., 1972. - 203 p.

С.И. Пирогова, канд. юрид. наук

эволюция конституции

французской республики:

основные поправки и дополнения

Прошло уже более сорока лет с тех пор, как Основным законом Французского государства и общества стала Конституция, принятая 4 октября 1958 г. Оставаясь до сих пор одной из самых молодых Конституций классического либерально-демократического государства, она выдержала испытание временем и, как зрелый живой организм, продолжает успешно действовать и поныне.

Конституция V Республики во Франции всегда была объектом пристального внимания и тщательного изучения, образцом для подражания, с одной стороны, и критики – с другой. Следует признать, что идеальных конституций, рассчитанных на все времена, не бывает. Каким бы ни был совершенным Основной Закон той или иной страны, он не может оставаться неизменным. Этого требует сама жизнь. За четыре десятилетия к Конституции Франции было принято значительное количество поправок, изменений и дополнений, а 1995 г. вошел в историю Франции как год конституционной реформы. Принятие 4 августа 1995 г. Конституционного закона № 95-880 стало, по сути, итогом процесса внесения поправок и дополнений в Конституцию страны. Кроме этого, реформа 1995 г. основательно обновила Основной Закон, избавив его от устаревших и недействующих положений.

В результате на сегодняшний день Конституция Франции имеет следующую структуру. Она состоит из 15 разделов и 85 статей; два раздела – об уголовной ответственности членов правительства (Х) и о европейских сообществах и Европейском союзе (ХV) – включены в нее конституционными законами соответственно от 27 июля 1993 г. и 25 июня 1992 г., после чего дважды была изменена нумерация всех разделов. Остальные (13) разделы находились в

Конституции с момента ее принятия.

Из 85 статей Основного Закона восемь имеют двойную нумерацию (например, три статьи Х раздела – 68¹ – 68³, четыре статьи ХV раздела – 88¹ – 88⁴ и др.), 75 статей Конституции идут в последовательном арифметическом порядке; после отмены ХІІІ раздела данный порядок нарушается и после 75 ст. идет ст. 88. Дело в том, что французские законодатели, изменив нумерацию разделов, оставили прежней нумерацию статей [5, с. 100].

За период с 6 ноября 1962 г. по 4 августа 1995 г. было принято восемь конституционных законов, в результате чего были изменены 19 статей, причем ст. 7 и 28 были изменены дважды (соответственно конституционными законами от 6 ноября 1962 г. и 18 июня 1976 г. и конституционными законами от 30 декабря 1963 г. и 4 августа 1995 г.).

Все изменения были приняты Конгрессом, т.е. одновременным созывом обеих палат Парламента (ст. 89 Конституции), исключение составляет лишь Конституционный закон от 6 ноября 1962 г., принятый на референдуме.

Конституционные законы-изменения Конституции V Республики принято делить на две группы: изменения, принятые до 1992 г. и изменения, принятые после 1992 г. В первой группе наиболее важным является изменение, вводившее прямые президентские выборы (6 ноября 1962 г.).

С 1962 г. де Голль заметно ослабил зависимость президента от законодательной власти, а начало этому было положено изменением порядка выбора президента. В ІІІ и ІV Республиках президентов избирали на совместном заседании обеих палат Парламента с участием избирателей. Обычно выдвигали свои кандидатуры несколько претендентов, выборы растягивались на много дней, так как для избрания необходимо было собрать квалифицированное большинство, т.е. 2/3 голосов. По новой системе с 1965 г. президента избирают все граждане по мажоритарной системе в два тура. Срок полномочий президента остался прежний – 7 лет, но усложнилась процедура выдвижения кандидатов в президенты. Принципиальное значение данной реформы состояло в дальнейшем укреплении независимости президента, отныне непосредственного избранника народа, от других конституционных учреждений [9, с. 103, 104].

Важным было также изменение в получении полномочий группам из 60 депутатов (или 60 сенаторов) на передачу в Конституционный совет законопроекта до его опубликования. Еще два закона, относящиеся к первой группе, касались срока парламентских сессий (20 декабря 1963 г.) и незначительных изменений в порядок

избрания президента – в случае кончины или возникновения существенных препятствий у одного из кандидатов на пост главы государства (14 июня 1976 г.) [5, с. 101].

Работа по дальнейшему совершенствованию Конституции Французской Республики как важнейшей основы построения правового государства продолжались во Франции и в 80-е годы. Шел активный поиск собственной модели правового государства. В 1981 г. министр юстиции Р. Бадинте писал: “Я мечтаю о том, чтобы Франция стала правовым государством. Я непреклонно верю в торжество права и правосудия” [2, с. 105].

В 1984 г. по поручению президента Республики Ф. Миттерана Национальным центром научных исследований был разработаны обстоятельный доклад о путях развития демократии и совершенствовании государственности во Франции. Доклад содержал прогностическую информацию о политико-правовом развитии страны на ближайшую перспективу. В нем были учтены национальные особенности развития государства через трансформацию его основных функций и отмечено, что на разных исторических этапах превалировали концепции или правового государства, или финансового и полицейского, или государства – покровителя патерналистского образца. Дальнейшая модернизация государства, по мнению автора этого документа, должна идти по линии приближения к конструкции правового государства в условиях дальнейшей демократизации политической жизни и системы управления [2, с. 106].

Для построения правового государства необходимо ряд условий, в том числе предпосылок конституционного свойства. К таковым относится прежде всего принцип разделения властей, четко проводимый в тексте Конституции. Данный принцип означает, что исполнительная власть не должна узурпировать права законодательной, а судебная власть, будучи независимой от правительства, могла бы авторитетно и суверенно разрешать все возникающие в обществе конфликты.

Несмотря на то, что авторами принципа разделения властей были французские просветители, его практическое воплощение на родине прошло довольно тернистый путь [2, с. 107, 108].

Показательна в этом плане история высшего законодательного органа Франции – парламента. Роль и значение последнего на разных этапах развития страны всегда была разной. Политические режимы то поднимали его авторитет, делая главным звеном государственного механизма, то опускали, отдавая приоритет исполнительной власти. Не всегда ведущие позиции занимал парламент и в политической системе современной Франции. Наиболее сильно уре-

занными оказались права высшего представительного учреждения страны с принятием Конституции 1958 г. и установлением государственного строя Пятой Республики. В то же время прерогативы президента и правительства были существенно расширены. Как отмечает А.Д. Керимов, концепция “парламентского суверенитета”, которая получила свое воплощение во Франции во времена Третьей (1875-1940 гг.) и Четвертой Республик (1946-1958 гг.), была заменена творцами ныне действующей Конституции на концепцию “рационализированного парламентаризма”. “Цель состояла прежде всего в том, что преодолеть “недостатки” парламентского суверенитета, проявившиеся на практике в правительственной нестабильности и в трудностях в осуществлении законотворческого процесса, по сути, путем увеличения и усиления президентских и правительственных полномочий” [3, с. 86]. В результате эта цель была достигнута: действенность функционирования всей системы политических институтов в целом, повысилась, что для Франции тех лет, надо признать, было первоочередной задачей. Вместе с тем следует отметить и тот урон, который был нанесен демократии. Высший законодательный орган страны, призванный представлять интересы всего народа, принимать законодательные акты и осуществлять контроль за исполнительной властью, оказался чрезмерно ослабленным и не вполне способным к эффективной работе [3, с. 86].

Этот тревожный факт вызвал, конечно, беспокойство у многих политических и общественных деятелей Франции, ученых-правоведов и государствоведов. Они настойчиво искали пути и выдвигали предложения, направленные на возрождение могущества парламента [4]. В созданной современными мыслителями страны французской модели правового государства один из акцентов делается на проблему расширения и укрепления демократических институтов, свойственных развитому гражданскому обществу. К числу таких институтов в первую очередь и относится парламент [2, с. 106].

После того, как в период 1972 – 1992 гг. было предпринято несколько безуспешных попыток реформирования Конституции, появилось мнение, что Основной Закон Пятой Республики больше не будет изменяться, поскольку это невыгодно политическим партиям [1, с. 31]. Однако передовая мысль одержала победу. В течение трех лет (с 1992 по 1995 год) было принято четыре Конституционных закона, которые внесли серьезные изменения в Конституцию Пятой Республики. Данные законы относятся ко второй группе изменений Конституции Франции 1958 г.

Важнейшей для парламента стала крупномасштабная Кон-

ституционная реформа, проведенная в августе 1995 г. Она изменила ряд статей Основного Закона, регулирующих деятельность парламента, что способствовало улучшению функционирования высшего представительного учреждения страны.

До реформы ст. 28 Конституции предусматривала, что парламент собирается по праву на две ординарные сессии в год – осенью (80 дней) и весеннюю (не более 90 дней). Таким образом, парламент не заседает в течение почти полугода, что не могло не сказываться на эффективности его деятельности. В среднем 195 дней в году президент и правительство были “избавлены” от парламентского присутствия, “могущего, как показала практика, быть стеснительными уже самим своим фактом” [6, с. 126].

Поэтому неудивительно, что положения ст. 28 вызывали резкую критику и оправдывали требования о пересмотре Основного Закона страны. В августе 1995 г. ст. 28 была изменена: две ординарные сессии заменены на одну, “которая открывается в первый рабочий день октября и заканчивается в последний рабочий день июля” (абз. І ст. 28). Продолжительность сессии, как видим, была значительно увеличена и составляет сегодня 9 месяцев. Здесь наблюдается возврат к парламентской практике послевоенных лет: 9 месяцев в году обычно работал парламент Четвертой Республики. Статья 28 была дополнена еще и рядом новых положений. Кроме того, были внесены изменения в правила, касающиеся парламентской неприкосновенности, заменены три последних абзаца ст. 26. Всего в связи с введением единой сессии было изменено пять статей Конституции [3, с. 87].

Конституционным законом № 95-880 от 4 августа 1995 г. была изменена и ст. 48, в текст которой внесено только одно слово: “минимум”. Теперь данная конституционная норма звучит так: “Минимум одно заседание в неделю отводится в порядке приоритета на вопросы членов парламента и ответы правительства” [3, с. 87]. В действительности это дополнение очень важно, так как оно означает, что отныне можно еженедельно проводить большее число таких заседаний. Сегодня это так и происходит. Французские парламентарии уже на конституционных основаниях используют такое мощное средство контроля за правительством, как процедура адресованных ему вопросов, чаще одного раза в неделю. “Конституционные установления, таким образом, приведены в соответствие со сложившейся практикой, а гарантии реализации данного средства парламентского контроля за исполнительной властью тем самым усилены” [3, с. 87].

К числу серьезных изменений, внесенных Конституцион-

ной реформой 1995 г., относится и значительное расширение предмета референдума. Отныне президент Франции “может передать на референдум не только любой законопроект, касающийся организации публичных властей… или одобряющий ратификацию международного договора, который, не противореча Конституции, влияет на функционирование государственных институтов”, но и “реформ в экономической или социальной политике нации и публичных служб, которые к этой политике имеют отношение” (ст. 11) [5, с. 101].

Конституционный закон от 4 августа 1995 г. отменил устаревшие разделы и статьи Конституции. Прежде всего этой участи подверглись все упоминания о Сообществе, в том числе и целый раздел ХІІІ, посвященный данному институту. Реформа Конституции 4 июля 1960 г. позволила французским колониям обрести независимость без выхода из Сообщества, что привело к образованию 12-ти новых государств на Африканском континенте. Фактически это привело к исчезновению Сообщества. Отношения между Францией и ее бывшими колониями стали строиться в соответствии с международным правом. Остатки былой колониальной империи носят статус заморских департаментов, заморских территорий и особых территориальных коллективов. Конституционный закон 1995 г. отменил и ст. 76, относящуюся к данной проблеме, в которой говорилось о возможности превращения заморской территории в заморский департамент или государство – член Сообщества [5, с. 100].

Конституционным законом 1995 г. был отменен также раздел ХVІІ Конституции – “Переходные положения”. Необходимость данного раздела в свое время была обусловлена переходом от Четвертой к Пятой Республике. После создания всех институтов государственной власти Пятой Республики необходимость в таком разделе отпала [5, с. 100].

К числу наиболее существенных дополнений к Конституции 1958 г., относящихся ко второй группе, несомненно, принадлежит Конституционный закон от 19 июля 1993 г., касающийся высших судебных органов Республики. Суть изменений такова: был реформирован Высший совет магистратуры (ст. 65) и учрежден Суд Республики, которому стали подсудны члены правительства. Для последнего был создан специальный раздел в Конституции – “Об уголовной ответственности членов Правительства”, который содержит три статьи, где изложены принципы формирования и функционирования данного института [5, с. 101]. Эти изменения, как и многие другие, приблизили воплощение в жизнь еще одного важнейшего аспекта французской модели правового государства: эффектив-

ная защита прав и свобод гражданина перед лицом государства и его аппарата. В этой связи и роль правосудия во Франции заметно усиливается, так как во имя торжества социальной справедливости требуются действенные правозащитные механизмы [2, с. 105, 106].

25 ноября 1993 г. был принят новый Конституционный закон, который касался возможности предоставления политического убежища “любому иностранцу, преследуемому за свои действия на благо свободы или ходатайствующему о покровительстве Франции вследствие какого-либо еще основания” (ст. 53-1). Статья примечательна тем, что является едва ли не единственным положением в тексте Конституции, которое говорит о правах человека, не считая, конечно, Декларации прав человека и гражданина и Преамбулы к Конституции 1946 г. Оба эти документа являются составной частью Конституции Пятой Республики [5, с. 101].

В заключение необходимо подчеркнуть ту роль, которую сыграл в обновлении Конституции президент Франции Ф. Миттеран. В значительной мере благодаря именно президенту Французская Конституция начала так интенсивно изменяться и дополняться. Особого внимания в этой связи заслуживает выступление Ф. Миттерана 10 ноября 1991 г. по французскому телевидению, в котором руководитель государства объявил о необходимости провести серьезную реформу Основного Закона Республики. В частности, по мнению президента, необходимо сократить длительность президентского мандата, увеличить полномочия парламента и Конституционного совета, провести избирательную реформу.

Данное предложение было поддержано лидерами правых партий Ж. Шираком и Э. Балладюром. Однако не все предложения и проекты президента были приняты в основном из-за противодействия Сената. К числу принятых относится предложение о расширении предмета референдума (включено в Конституционный закон от 4 августа 1995 г.) [5, с. 102].

Обновленная Конституция Франции переживает в настоящее время новый этап своего развития. Специалисты считают, что многочисленные изменения, отмененные разделы, статьи с двойной нумерацией – все это говорит о том, что текст Основного Закона Франции нуждается в переработке, что необходима серьезная конституционная реформа, а, возможно, и создание новой Конституции. Нынешний президент Французской Республики Ж. Ширак в свое время был горячим сторонником широкомасштабной реформы Конституции, так что такие изменения вполне реальны.

Список литературы: 1. Ардан Ф. Франция: государственная систе-ма. – М.: Юрид. лит., 1994. 2. Боботов С.В., Васильев Д.И. Французская модель правового государства // Сов. государство и право. – 1990. – № 1. 3. Керимов А.Д. Конституционная реформа 1995 г. во Франции и парламент // Социс. – 1998. – № 5. 4. Керимов А.Д. Французские политические деятели, юристы – за расширение полномочий парламента // Государство и правою. – 1995. – № 6. 5. Ковалев А.М. Современное состояние Конституции V республики во Франции (проблемы реформы Конституции) // Государство и право. – 1997. – № 4. 6. Крутоголов М.А. Парламент Франции. Организация и правовые аспекты деятельности. – М.: Наука, 1988. 7. Крутоголов М.А. Президент Французской республики: Правовое положение. – М.: Наука, 1980. 8. Ратиани Г.М. Франция: судьба двух республик. – М.: Мысль, 1980. 9. Сироткин В.Г. История Франции: Пятая республика. – М.: Высшая школа, 1989. 10. Смирнов В.П. Новейшая история Франции. – М.: Высшая школа, 1979.

С.Г. Серьогіна, канд. юрид. наук

ГАРАНТІЇ ДІЯЛЬНОСТІ ПРЕЗИДЕНТА УКРАЇНИ

Характер завдань, що стоять перед Президентом України, широкий спектр повноважень і висока політична відповідальність глави Української держави обумовлюють необхідність створення чіткої системи гарантій його діяльності. Гарантії є важливим складником правового статусу Президента України, однак до цього часу не тільки не отримали детального нормативного закріплення, але й позбавлені належної уваги з боку державознавців. У роботах з конституційного права зарубіжних країн зустрічаються переважно лаконічні характеристики окремих гарантій монархічної влади [2, c. 403-407; 8, с. 362-365; 15, с. 113, 114; 16, с. 7, 8, 14, 15], а про гарантії діяльності президента взагалі не йдеться. Значно ширшого висвітлення отримали гарантії діяльності депутатів парламенту, особливо депутатський імунітет [5, c. 14-19, 82-84; 6, с. 69-74; 13, с. 563-568]. За даних умов проблема гарантій діяльності Президента України має неабияку актуальність і значущість для сучасної науки конституційного права.

Гарантії діяльності глави держави за будь-якої форми правління є досить різноманітними і можуть бути об’єднані в такі групи:

1. Юридичні гарантії - заходи матеріально-правового та процесуального характеру, спрямовані на забезпечення ефективної реалізації компетенції глави держави. До них належать: його недоторканність; невідповідальність; обов’язковість до виконання на всій території держави актів глави держави, виданих у межах його компетенції; право вимагати сприяння своїй діяльності з боку інших органів влади та їх посадових осіб.

Недоторканність (імунітет) глави держави в тому, що він не підлягає арешту, затриманню, обшуку, проти нього не можуть застосовуватися заходи фізичного впливу, спеціальні засоби чи зброя. Крім того, монарх не підлягає кримінальній, адміністративній чи цивільно-правовій відповідальності взагалі, а президент - за виключеннями, передбаченими конституцією, і лише після припинення наданих йому повноважень. Притягнення особи, що займає пост президента, до кримінальної відповідальності можливе лише після дострокового припинення його повноважень у порядку імпічменту - особливої парламентської процедури. Слід зауважити, що в цьому випадку до кримінальної відповідальності притягається не президент, а громадянин, який обіймав посаду президента. Виняток із загального правила становить Португалія, де процедура імпічменту, по суті, поєднана з кримінальним переслідуванням: президент за ініціативою парламенту може бути притягнений Верховним судом до кримінальної відповідальності за злочини, вчинені у зв’язку з виконанням своїх обов’язків, і втрачає свій пост лише після засудження.

Неможливість притягнення глави держави до судової відповідальності випливає із самої сутності цього державного інституту, оскільки він є уособленням держави, а всі судові рішення виносяться від її імені. Відповідальність глави держави в цьому випадку прирівнювалася до самоосуду. Коли ж розглядати підсудного лише як приватну особу, то цілком слушним буде запитання: чи слід приватну особу притягати до судової відповідальності за діяння, вчинені главою держави? Свого часу воно стало каменем спотикання перед суддями короля Франції Людовика та й і досі не отримало певної відповіді.

Підстави для дострокового припинення повноважень президента в порядку імпічменту вичерпно закріплюються конституцією. У Франції та Фінляндії такою підставою може бути лише державна зрада, у ФРН - навмисне порушення Основного чи іншого федерального закону, в США - державна зрада, підкуп чи інші тяжкі злочини, у Бразилії - вчинення злочину чи зловживання службовим становищем, у Литві - грубе порушення Конституції чи присяги і також учинення злочину.

Недоторканність глави держави поширюється на його житло, службові приміщення, багаж, особисті й службові транспортні засоби, листування, використовувані ним засоби зв’язку, а також на документи, що належать йому.

Невідповідальність глави держави передбачає, що монарх не несе парламентської (тобто політичної) відповідальності за свої дії

довічно, а президент - на строк свого обрання. У парламентській республіці відповідальність за дії глави держави покладається на уряд, а в президентській глава держави - носій виконавчої влади - не відповідальний за свої дії перед парламентом. У найбільш чіткому вигляді це правило сформульовано в ст. 53 Конституції Латвії, яка проголошує: «Президент Республіки за свою діяльність політичної відповідальності не несе. Усі розпорядження Президента республіки мають бути контрасигновані Прем’єр-міністром чи відповідним міністром, які разом з тим беруть на себе всю відповідальність за ці розпорядження...» [9, c. 577].

2. Організаційні гарантії - створення власного апарату, мережі дорадчих, координаційних та інших допоміжних органів. Структура апарату глави держави безпосередньо обумовлена його конституційною компетенцією, а його підрозділи створюються за предметною та функціональною ознаками. У складі апарату обов’язково виділяються три блоки: група радників і помічників глави держави, допоміжні служби верховного головнокомандувача, підрозділи господарсько-технічного забезпечення. Найчисельніший апарат має Президент Росії: його штат складає 1500 чол. [4, c. 235].

3. Матеріально-технічні гарантії - наявність власних бюджетних асигнувань на представницькі функції, поїздки, утримання апарату (для монарха - право на утримання двору), наявність окремої резиденції, власних транспортних засобів, охорони.

В усіх монархічних державах за їх главою визнається право на утримання двору - особливого штату посадових осіб, які відають не державними, а приватними справами монарха. Штат цей чисельний і обходиться платникам податків досить дорого. Нагадаймо, що в Японії тільки за додержанням імператорського протоколу слідкує управління двору із штатом 1130 чол. і річним бюджетом 11 млн. ієн [16, c. 8]. Останнім часом подібна тенденція прослідковується і в державах з республіканською (особливо напівпрезидентською) формою правління. Зокрема, в структурі Адміністрації Президента Російської Федерації функціонує Управління справами Президента, яке поряд із загальнодержавними функціями здійснює управління приватними справами глави держави і яке не підпорядковане Главі Адміністрації.

Грошове утримання монархів складається з доходів від їх власного майна й асигнувань із державного бюджету. Розмір утримання монарха, а також членів його сім’ї встановлюється законом парламенту на початку кожного царювання й сплачується за цивільним листом. Британська королева Єлизавета ІІ, наприклад, щорічно отримує 7 млн. 285 тис. доларів. Утримання президентів зазвичай

значно «скромніше» і, як правило, не змінюється протягом усього строку його повноважень. Так, президент Чехії отримує посадовий оклад, який у перерахунку на долари США складає 17,5 тис., Польщі - 28 тис., США - 200 тис. [14, c. 279].

4. Символічно-церемоніальні гарантії - «почесні права» та прерогативи. До почесних прав монарха належать право користуватися атрибутами монархічної влади (корона, мантія, скіпетр), займати трон, право на титули. Титул обумовлює обов’язкову форму звернення до монарха - «його величність»; у ньому перелічуються володіння монарха, підкреслюється божественне походження його влади тощо. Знаменні дати й події в житті монарха повинні зустрічати повагу народу й супроводжуватися відповідними церемоніями. За президентами визнаються права на президентське звання, на користування атрибутами президентської влади, на урочистий прийом. Так, ст.61 Конституції Австрії проголошує: «Званням «Федеральний президент», у тому числі з будь-яким доповненням до цього найменування чи у зв’язку з іншим найменуванням, не може користуватись ніхто інший. Це звання охороняється законом» [7, c. 47]. Майже в усіх країнах існує спеціальне звернення до глави держави: у монархіях - «Ваша величність», у республіках - «Ваше превосходительство» або «Пане Президенте».

Символи президентської влади обумовлені статусом президента як уособлення єдності державної влади і покликані піднести його авторитет, внести елемент церемоніальності в його діяльність. Так, символами президентської влади в Росії визнаються Штандарт Президента Російської Федерації, Знак Президента та спеціально виготовлений єдиний примірник офіційного тексту Конституції Російської Федерації [12; 1996. - № 33. - Ст. 3976].

Зазначений перелік гарантій діяльності глави держави є найбільш поширеним, але не вичерпним. Конституційне законодавство окремих країн передбачає низку особливих гарантій, що є неповторними й обумовлені специфікою державного ладу. Зокрема, унікальна гарантія діяльності глави держави передбачена ст. 97 Конституції Узбекистану: «Президент, який пішов у відставку по закінченні строку своїх повноважень, займає довічно посаду члена Конституційного суду» [9, c. 470]; в Італії колишні президенти стають сенаторами; у Франції - членами Конституційної ради.

Що стосується гарантій діяльності глави Української держави, то вони до сьогоднішнього дня не знайшли належного, послідовного й комплексного закріплення в чинному законодавстві. Отже, виявлення й систематизація гарантій президентської діяльності потребує аналізу відповідних положень вітчизняного й зарубіжного

конституційного законодавства, порівняння з прерогативами монарха та гарантіями депутатської діяльності як найбільш близькими за змістом державно-правовими інститутами. Застосування такого підходу дає можливість викласти систему гарантій діяльності Президента України у такому вигляді:

1. Юридичні гарантії: а) вичерпний перелік у Конституції України підстав дострокового припинення повноважень глави держави; б) неможливість зміщення з посади Президента Верховною Радою України, за винятком процедури імпічменту; в) отримання президентського мандату безпосередньо від народу; в) регламентація всіх повноважень глави держави виключно на конституційному й законодавчому рівні; г) заборона передачі президентських повноважень будь-якій іншій особі; д) право недоторканності на строк виконання президентських повноважень; е) загроза відповідальності за посягання на честь і гідність Президента; є) конституційне закріплення загальнообов’язковості його актів; ж) довічне збереження звання Президента; з) право глави держави звертатися до народу з посланнями з метою отримання підтримки політичних ініціатив.

2. Організаційні гарантії - створення потужної Адміністрації Президента України (зі штатним розписом близько 700 осіб) і мережі консультативних та координаційних структур (близько 50), що здійснюють організаційне, правове, консультативне, інформаційне й аналітичне забезпечення діяльності глави держави, детальну підготовку президентських рішень, контролюють їх виконання і забезпечують зв’язок Президента з іншими органами державної влади. Два допоміжні органи при главі Української держави - Адміністрація Президента та Рада національної безпеки й оборони України навіть отримали конституційне закріплення. Згідно з Указом Президента №2/99 від 4 січня 1999 р. до складу Адміністрації Президента входить Глава Адміністрації, Перший помічник Президента, Перший заступник та заступники Глави Адміністрації, радники, помічники, наукові консультанти, консультанти і референти Президента України, Постійні Представники Президента у Верховній Раді України та Конституційному Суді України, 6 Головних управлінь, 4 управління, 5 відділів і 3 служби [3,с. 87, 88].

Президент України має свій оркестр (Президентський оркестр Національної гвардії України), який обслуговує державні заходи, що провадяться за участю Президента України або під його особистим патронатом.

3. Матеріально-технічні гарантії - наявність власних бюджетних асигнувань на представницькі функції, поїздки, утримання апарату тощо; наявність окремої резиденції, власних транспортних

засобів, охорони. Видатки на утримання Президента України та його адміністрації передбачаються в Державному бюджеті. Протягом останніх років їх розмір на зазначені цілі був майже аналогічним обсягу асигнувань на утримання Кабінету Міністрів України та його апарату.

Згідно з Постановою Верховної Ради України «Про забезпечення, обслуговування та охорону Президента України» від 04.01.1992 р. заробітна плата Президента України складає 22 мінімальні заробітні плати; на період перебування на посту Президентові надаються заміська резиденція та службова квартира в м. Києві, спеціально обладнані літак, гелікоптер, автомобільний транспорт. Витрати на представницькі цілі в Україні й під час вітання делегацій зарубіжних держав здійснюються за рахунок Державного бюджету. Охорона Президента і його сім’ї забезпечується Службою охорони [3, c. 86].

Деякі матеріальні гарантії зберігаються за главою держави довічно. Так, після виходу Президента у відставку за ним зберігається розмір посадового окладу, надається державна дача з необхідним обслуговуванням, охороною та транспортним забезпеченням, за ним та його дружиною зберігається медичне та санаторно-курортне обслуговування.

4. Символічно-церемоніальні гарантії - «почесні права»: на користування атрибутами президентської влади, на президентське звання, на урочистий прийом. Напередодні приведення до присяги новообраного глави держави (29 листопада 1999 р.) було видано спеціальний указ, яким встановлено офіційні символи Президента України - прапор (штандарт), знак, гербова печатка і булава - й закріплено порядок їх використання. Нові символи вперше були використані вже наступного дня, 30 листопада: знак Президента України (орденський ланцюг), гербова печатка й булава були вручені Л.Д. Кучми під час церемонії інаугурації у палаці «Україна». На сцені, де знаходилося крісло глави держави, було встановлено штандарт Президента. Символи Президента України повинні постійно знаходитися в службовому кабінеті глави держави в його резиденції у м. Києві.

Певним атрибутом президентської влади може служити Пересопницьке Євангеліє, на якому складали присягу новообрані Президенти України Л.М.Кравчук (1991 р.) та Л.Д.Кучма (1994 і 1999 роки).

Згідно з ч.3 ст.105 Конституції України, звання Президента України охороняється законом і зберігається за ним довічно, якщо тільки Президент України не був усунений з поста в порядку імпіч-

менту.

Глава держави завжди діє «ex officio» - як офіційна особа. Будь-які його виступ, заява чи вчинок, незалежно від наявності спеціальних повноважень розглядаються як державна акція і здійснюються згідно зі встановленим протоколом. При виїзді глави держави з офіційним візитом за кордон він має право на почесну зустріч і користується особливими пільгами та привілеями. У складі Адміністрації Президента України діє Служба протоколу, яка відповідає за належну організацію і проведення всіх протокольних заходів за участю глави держави.

Зазначимо, що гарантії діяльності Президента України займають значне місце в його правовому статусі і потребують детального правового закріплення у відповідному законі. Роль такого акта найкраще міг би відіграти статутний Закон «Про Президента України», необхідність прийняття якого вже неодноразово підкреслювалася раніше [1, с. 406-408; 10, с. 365-369; 11, с. 10, 11]. За взірець можна було б узяти розд. ІV Закону України «Про статус народного депутата України», де досить детально розкриті основні гарантії депутатської діяльності. При цьому статус Президента України доцільно було б доповнити деякими гарантіями, притаманними статусу парламентаріїв, зокрема такими, як непорушність повноважень глави держави, використання Президентом засобів масової інформації, відповідальність посадових осіб за невиконання обов’язків щодо глави держави, захист трудових прав Президента, надання службової житлової площі. Зазначені заходи сприятимуть підвищенню загального рівня правової регламентації статусу Президента України й ефективності його діяльності.

Список літератури: 1. Агафонов С.А. Систематизація законодавства про Президента України: проблеми та шляхи їх вирішення // Систематизація законодавства в Україні: проблеми теорії і практики. Матеріали науково-практичної конференції. - К.: Ін-т законодавства Верховної Ради України, 1999. 2. Арановский К.В. Государственное право зарубежных стран: Учебник для вузов. - М.: ФОРУМ- ИНФРА-М, 1998. 3. Бюлетень законодавства і юридичної практики України. - 1999. - №8.: Президент України: Законодавче забезпечення діяльності. 4. Государственная служба: теория и организация. Курс лекций. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. 5. Депутат парламента в зарубежных государствах. - М.: Юрид.лит., 1995. 6. Конституции государств Восточной Европы. Учебное и справочное пособие / Отв. ред. Д.А.Ковачев. - М.: ИНФРА-М - НОРМА, 1996. 7. Конституции государств Европейского Союза / Под общей ред. Л.А.Окунькова. - М.: ИНФРА-М - НОРМА, 1997. 8. Конституционное право: Учебник / Под ред. В.В.Лазарева. - М.: Новый юрист, 1998. 9. Новые конституции стран СНГ и Балтии. Сборник документов. Вып.2. - М.: Манускрипт, Юрайт, 1998. 10. Серьогіна С.Г. Законодавство про статус Президента України потребує систематизації // Систематизація законодавства в Україні: проблеми теорії і практики. Матеріали науково-практичної конференції. - К.: Ін-т законо-

давства Верховної Ради України, 1999. - С.365-369. 11. Серьогіна С.Г. Компетенція Президента України: теоретично-правові засади: Автореф.дис...канд.юрид.наук: 12.00.02 - конституційне право. - Харків.: Нац. юрид. академія ім. Я.Мудрого, 1999. 12. Собрание законодательства Российской Федерации. 13. Сравнительное конституционное право / Ред. кол.: А.И.Ковлер, В.Е.Чиркин, Ю.А.Юдин. - М.: Манускрипт, 1996. 14. Чиркин В.Е. Конституционное право зарубежных стран. - М.: Юристъ, 1997. 15. Шаповал В. Вищі органи сучасної держави. Порівняльний аналіз. - К.: Програма Л, 1995. 16. Шувалова В.А. Правовое положение главы государства в системе высших органов власти и управления зарубежных стран: Лекция. - Харьков: ХИВД, 1994.

В.П. Колісник, канд. юрид. наук

ДО ПИТАННЯ ПРО МОВУ РОБОТИ

ДЕРЖАВНИХ ОРГАНIВ

Українська мова, незважаючи на її офіційне визнання державною мовою вже понад десяти років, все ще залишається в окремих місцевостях і навіть регіонах у занедбаному стані і тому потребує захисту так само як і мови національних меншин. У 20-30-х роках українська мова широко використовувалася в державному й громадському житті. Поступово сфера її використання починає штучно звужуватись. Вона майже повністю була вилучена із вжитку в діяльності державних органів, політики, економіки, науки, судочинства, правоохоронних органів, військової, дипломатичної та інших важливих сфер державного та громадського життя. Відновити історичну справедливість, змінити ситуацію на краще покликано законодавство про мови.

Відповідно до ст. 3 Закону «Про мови в УРСР» від 28 жовтня 1989 р. (далі – Закон) в роботі державних, партійних, громадських органів, підприємств, установ та організацій, розташованих у місцях проживання більшості громадян інших національностей (міста, райони, сільські населені пункти тощо), можуть використовуватися поряд з українською і їхні національні мови. У разі, коли громадяни іншої національності, які становлять більшість населення зазначених адміністративно-територіальних одиниць, не володіють у належному обсязі своєю національною мовою або якщо в межах останніх компактно проживає декілька національностей, жодна з яких не становить більшості населення даної місцевості, в роботі названих органів та організацій може використовуватись або українська мова або ж мова, прийнятна для всього населення[1; 1989. - № 45. – Ст.631].

Офіційне тлумачення зазначених положень цього Закону

дається в ст. 3 Декларації прав національностей України, в якій зазначається: «В регіонах, де проживає компактно кілька національних груп, нарівні з державною українською мовою може функціонувати мова, прийнятна для всього населення даної місцевості» [1; 1991. - № 53. – Ст.799]. А що взагалі означає функціонувати «поряд» або «нарівні» з державною мовою, залишається не зовсім зрозумілим. Це положення може тлумачитися, з одного боку, як можливість дублювання офіційної документації, офіційних виступів, оголошень тощо, а з другого - як можливість використовувати мову національної меншини замість державної.

Поточне законодавство зобов'язує державних службовців володіти мовами роботи органів та організацій, однак цей обов’язок закріплено в ст.6 Закону напрочуд непослідовно. Згідно з ч.1 даної статті службові особи повинні володіти українською і російською мовами, а в разі необхідності - й іншою національною мовою в обсязі, необхідному для виконання службових обов’язків. Однак уже в ч.2 цієї ж статті вказується, що «незнання громадянином української або російської мови не є підставою для відмови йому в прийнятті на роботу. Після прийняття на роботу службова особа повинна оволодіти мовою роботи органу чи організації в обсязі, необхідному для виконання службових обов’язків» [1; 1989. - № 45. – Ст.631]. Та законодавство не встановило термін вивчення мови після прийняття посадовця на службу, чим фактично зводиться нанівець вимога, викладена в ч. 1 ст. 6 Закону. До того ж не встановлено й «обсяг знання мови, необхідний для виконання службових обов’язків», хто його має визначати, не вказується також випадки, коли виникає необхідність «оволодіння іншою національною мовою». У ст. 10 Закону «Про державну службу», присвяченій основним обов’язкам державних службовців, взагалі не згадується про обов’язок службової особи володіти мовою, потрібною для роботи відповідного органу.

За Конституцією України володіння державною (українською) мовою є обов’язковим для Президента (ст.103), професійних суддів (ст. 127) та суддів Конституційного Суду України (ст. 148). Реалізація зазначеної конституційної вимоги можлива різними способами. Це може бути: а) подання заяви претендента на відповідну посаду з вказівкою про знання державної мови; б) надання копії документа про освіту (атестата, диплома), в якому зазначено дані про вивчення української мови й складання іспиту; в) створення комісії, уповноваженої встановити факт володіння державною мовою.

Першу спробу окреслити загальні підходи до процедури встановлення рівня знання державної мови було здійснено у зв’язку з тим, що в Законі «Про громадянство України» однією з обов’яз-

кових умов прийняття до громадянства України було визнано знання державної мови. У п.5 Положення про порядок розгляду питань, пов’язаних з громадянством України від 31 березня 1992 р. зазначалося: «Рівень знання заявником української мови визначається працівниками органу внутрішніх справ разом з представником учбового закладу чи органу освіти, уповноваженого виконавчим комітетом місцевої Ради народних депутатів» [1;1992. - № 26. - Ст. 359]. Але з прийняттям Указу Президента України «Про заходи щодо поліпшення організації розгляду питань громадянства» від 6 липня 1997 р. це Положення втратило чинність. Відповідно до п. 8 ч. 5 ст. 34 нової редакції Закону України "Про громадянство" разом з клопотанням про прийняття до громадянства необхідно подати "довідку про володіння заявником українською мовою, що видається місцевими органами виконавчої влади або виконавчими органами місцевого самоврядування" [1; 1997. - № 23. - Ст. 169]. Така довідка не вимагається від осіб, які мають документ про закінчення навчального закладу з вивченням української мови.

Як бачимо, недосконалість юридичної техніки є очевидною, адже не зрозуміло, по-перше, до яких саме органів має звертатися особа для одержання такої довідки (чи до місцевих державних адміністрацій, чи до виконкомів місцевих рад і, що не менш важливо, до органів якого рівня), по-друге, законодавство не встановило порядок і критерії визначення рівня володіння українською мовою. Чи це здійснюється відповідною посадовцем одноособово, чи має бути створена комісія, а якщо так, то який вона повинна мати склад? На ці та низку інших запитань чинне законодавство відповіді не дає. Тому на практиці можливими є різні (або навіть протилежні) підходи до вирішення порушеного в статті питання, що відкриває широкі можливості для зловживань з боку посадових осіб. До того ж, коли замість вказаної довідки може бути подано документ про закінчення навчального закладу, законодавство висуває вимогу щодо вивчення української мови не до заявника, а до закладу. Це положення слід було б доповнити вказівкою на те, що особа була атестованою саме з української мови.

Згідно з п. 8 ст. 22 та п. 2 ст. 24 Закону України «Про вибори Президента України» дані про володіння державною мовою вказуються навіть не самим претендентом, а відповідним суб’єктом висунення (партією, виборчим блоком партій) чи ініціативною групою виборців (коли претендента висунуто зборами виборців) у заяві до Центральної виборчої комісії про реєстрацію претендента [1; 1999. – № 14. - Ст.81]. Однак законодавство i в цьому випадку не встановило критеріїв визначення достатнього рівня володіння державною

мовою, а також, яким чином і хто має визначати цей рівень. Тому конституційна вимога щодо володіння українською мовою фактично перетворилася на побажання, яким досить легко знехтувати практично без будь-яких юридичних наслідків.

У законодавстві відсутній єдиний механізм реалізації конституційних положень щодо володіння державною мовою професійними суддями та суддями Конституційного Суду України. Президент, Верховна Рада та з’їзд суддів України призначають по шість суддів Конституційного Суду України. Але яким чином вони мають попередньо переконатися у володінні українською мовою кандидатом на посаду судді Конституційного Суду, в Законі "Про Конституційний Суд України" не встановлено. Отже, законодавство опосередковано визнає право суб'єктів призначення суддів Конституційного Суду вирішувати це питання на власний розсуд, що тягне за собою різне розуміння i зовсім різні підходи до цієї конституційної норми. Закон "Про Вищу раду юстиції" також не називає критерії та процедури, згідно з якими Вища рада юстиції має визначати рівень володіння державною мовою кандидатом на посаду професійного судді, який призначається вперше, перед внесенням відповідного подання Президенту України.

З огляду на реальну мовну ситуацію, що склалася в Україні, ст. 6 Закону "Про мови в УРСР" зобов'язує службових осіб володіти не лише державною українською, а й російською. У Конституції також виокремлено російську мову, якій «в Україні гарантується вільний розвиток, використання і захист» (ст. 10). Це зумовлено тим, що російською мовою користується значна частина населення України, у тому числі представники інших національностей. Під час останнього перепису населення в Україні російську мову визнали рідною понад 17 млн. громадян [4, с.78]. У ч. 3 ст. 3 Декларації прав національностей України також зазначається, що «Українська держава забезпечує право своїм громадянам вільного користування російською мовою» [1; 1991. - № 53. – Ст.799]. У Законі «Про мови в УРСР», який складається з 40 статей, російська мова згадується 27 разів. Однак непослідовна мовна політика держави і суперечливе мовне законодавство за майже повною відсутністю спроб його удосконалення, роз’яснення та пропагування викликає в багатьох громадян України занепокоєння і разом з тим дозволяє окремим політичним силам періодично спекулювати мовним питанням, особливо в період передвиборчих кампаній.

Недосконалість та недостатня визначеність українського законодавства про мови стали підставою двох конституційних звернень народних депутатів України до Конституційного Суду щодо

офіційного тлумачення окремих положень ст. 10 Конституції України. Рішенням Конституційного Суду від 14 грудня 1999 р. визначено, що "під державною (офіційною) мовою розуміється мова, якій держава надала правовий статус обов'язкового засобу спілкування в публічних сферах суспільного життя" [5]. Конституційний Суд України вирішив, що положення ч.1 ст.10 Конституції України слід розуміти таким чином, що українська мова як державна є обов'язковим засобом спілкування на всій території України під час здійснення повноважень органами державної влади та органами місцевого самоврядування (це мова роботи, актів, діловодства, документації тощо), а також в інших публічних сферах громадського життя, визначених законом.

Отже, Конституційний Суд України зробив важливий крок на шляху до одностайного розуміння й однакового застосування мовного законодавства і фактично визнав обов'язковість не лише володіння, але й використання української мови державними службовцями й посадовими особами під час виконання ними службових повноважень. Разом з тим і Основний Закон країни, і поточне законодавство, і зазначене рішення Конституційного Суду України залишили без відповіді багато питань правового регулювання мовних відносин та мовної політики держави. Теза щодо обов'язковості використання української мови напевно стосується i Верховної Ради України як органу державної законодавчої влади, адже до публічних сфер, у яких застосовується державна мова, Конституційний Суд відносить «насамперед сфери здійснення повноважень органами законодавчої, виконавчої та судової влади, іншими державними органами та органами місцевого самоврядування (мова роботи, актів, діловодства і документацій, мова взаємовідносин цих органів тощо)» [5]. Однак залишається незрозумілим, чи зобов'язаний народний депутат користуватися українською мовою лише тоді, коли він виступає доповідачем (співдоповідачем), чи ця вимога поширюється i на його виступи пiд час обговорення будь-яких питань порядку денного. До того ж поза увагою Конституційного Суду залишилося і явне протиріччя між Конституцією України та Законом "Про місцеве самоврядування в Україні", у п. 50 ст. 26 якого говориться, що виключно на пленарних засіданнях сільської, селищної, міської ради вирішуються "відповідно до закону питання про мову (мови), якою користуються у своїй роботі рада, її виконавчий орган та яка використовується в офіційних оголошеннях" [1; 1997. - № 24. - Ст.170 ].

Згідно з п. 4 ч. 1 ст. 92 Конституції порядок застосування мов визначається виключно законами держави. На цьому ще раз наголосив Конституційний Суд у своєму рішенні від 14 грудня 1999 р.

Та ні в Законі «Про національні меншини в Україні», ні в Законі «Про мови в УРСР», ні в будь-якому іншому цей порядок достатньо чітко й остаточно не встановлено. В останньому Законі окреслено лише загальні підходи до визначення порядку використання мов. У ч. 2 ст. 3 цього Закону, зокрема, вказується, що мови національних меншин можуть використовуватися поряд з українською в роботі лише тих органів, які розташовані «у місцях проживання більшості громадян інших національностей». У зв'язку з цим виникає інше питання. Що включає в себе «порядок застосування мов»? Якщо вважати, що він включає і порядок використання мов органами місцевого самоврядування та їх виконавчими органами, і порядок використання мов у офіційних оголошеннях, тоді слід визнати, що п. 50 ст. 26 Закону «Про місцеве самоврядування в Україні» прямо суперечить Конституції. Адже конституційна норма і норма, яка міститься в поточному законодавстві, не можуть співвідноситися як загальна та спеціальна норми, бо вони мають різну юридичну силу: Конституція України має найвищу юридичну силу, а закони мають прийматися на основі Конституції і відповідати їй. До того ж положення ст. 92 Основного Закону підсилені терміном «виключно». Однак, якби це слово було відсутнім у згаданій юридичній конструкції, навіть і тоді ця норма мала б тлумачитися як така, що визначає сферу та межі законодавчого регулювання мовних відносин в Україні. А це означає, що окреслені в ній питання не можуть бути врегульованими актами ні Президента України, ні органів державної виконавчої влади, ні органів місцевого самоврядування. Тому Конституційний Суд України, приймаючи рішення 14 грудня 1999 р., повинен був визнати неконституційним п. 50 ст. 26 Закону "Про місцеве самоврядування в Україні".

Конституційний Суд України визнав, що поряд з державною (українською) мовою під час здійснення повноважень місцевими органами виконавчої влади, органами Автономної Республіки Крим та органами місцевого самоврядування можуть використовуватися російська та інші мови національних меншин. А що означає "поряд з державною мовою" (як це встановлено в Законі "Про мови в УРСР" та в рішенні Конституційного Суду від 14 грудня 1999 р.) чи "нарівні з державною мовою" (як вказано в Декларації прав національностей України)? Межі та порядок одночасного функціонування кількох мов та використання мов національних меншин поряд з державною мовою не визначено ні в рішенні Конституційного Суду, ні в поточному законодавстві.

На жаль, Конституційний Суд також обійшов увагою ст. 6 Закону України "Про звернення громадян", відповідно до якої

"громадяни мають право звертатися до органів державної влади, місцевого самоврядування, підприємств, установ, організацій незалежно від форм власності, об'єднань громадян, посадових осіб українською чи іншою мовою, прийнятною для сторін. Рішення щодо звернень громадян та відповіді на них оформляються відповідно до вимог законодавства про мови. Такі рішення та відповіді можуть бути викладені в перекладі мовою спілкування заявника"[1; 1996. - № 47. - Ст.256]. Виникає запитання: чи не суперечить це право рішенню Конституційного Суду щодо обов'язковості використання української мови як державної в роботі органів державної влади та органів місцевого самоврядування? Потребує офіційного тлумачення словосполучення "мова, прийнятна для сторін" і порядок її визначення. Незрозуміло, як бути в тому випадку, коли заявник наполягає на спілкуванні певною мовою, але нею не володіє посадова особа або вона не є мовою роботи цього органу.

Поза увагою i українських законодавців, i Конституційного Суду України залишилися особливості мовної ситуації в Автономній Республіці Крим. Згідно з ч.1 ст. 10 Конституції АРК "в Автономній Республіці Крим поряд з державною мовою забезпечується функціонування i розвиток, використання i захист російської, кримськотатарської, а також мов інших національностей". Але вже в ч.2 цієї ж статті стверджується, що "російська мова як мова більшості населення i прийнятна для міжнаціонального спілкування використовується в усіх сферах суспільного життя" [3]. Це положення фактично не залишає місця державній мові.

Отже, суперечливе мовне законодавство України висуває більше запитань, аніж дає відповідей. Тому лише узгодивши положення різних законодавчих актів і подолавши протиріччя мiж ними та недостатню визначеність багатьох з них, можна проводити виважену, толерантну і послідовну державну мовну політику. Для цього слід прийняти новий Закон України про мови, внести відповідні доповнення до Закону України "Про державну службу" та до деяких інших законодавчих актів. У зв'язку з цим видається передчасною постанова Кабінету Міністрів України "Про додаткові заходи щодо розширення функціонування української мови як державної" [2], проект якої вже підготовлено і відповідно до якої передбачається здійснити переатестацію державних посадовців із врахуванням рівня володіння ними українською (державною) мовою і використання її в процесі виконання своїх службових обов'язків. Виходячи з вимог ст. 6 Закону "Про мови в УРСР", до якої за десять років не було внесено жодної зміни i яка залишилася поза увагою Конституційного Суду України, слід було б проводити переатестацію з урахуван-

ням того, як державні службовці використовують i українську, i російську мови. Однак за умов недостатньо чіткого й неоднозначного правового регулювання зробити це, звичайно, практично неможливо.

Список літератури: 1. Відомості Верховної Ради України. 2. Голос України. – 2000. – 3 лютого. 3. Конституція Автономної Республіки Крим. – Сімферополь: Таврида, 1998. – 139 с. 4. Национальный состав населения СССР. - М.: Финансы и статистика, 1991. 5. Офiцiйний вісник. – 2000. – № 4. – Ст. 125.

В.И. Борисова, канд. юрид. наук

ПОНЯТИЕ И ПРИЗНАКИ ЮРИДИЧЕСКОГО ЛИЦА

Определение понятия юридического лица имеет большое значение как в теоретическом, так и в практическом плане. Оно служит отправным моментом в раскрытии сущности исследуемого явления, а также создает предпосылки для дальнейшего его анализа.

Понятие – целостная совокупность суждений, т.е. мыслей, в которых что-либо утверждается об отличительных признаках исследуемого объекта, ядром которой являются суждения о наиболее общих и в то же время существенных признаках этого объекта [12, с.156].Однако нормативное определение терминов далеко не всегда отражает их действительное содержание. Словесная формулировка (текстуальное выражение) некоторых понятий не соответствует их действительному смыслу. Чем меньше информации дает законодатель о признаках, характеризующих понятие, тем шире объем понятия и неопределеннее его состав [8].

Каковы же признаки юридического лица как специфической правовой формы участия организаций в правоотношениях? В соответствии со ст.23 Гражданского кодекса УССР (в дальнейшем – ГК) юридическими лицами признаются организации, которые обладают обособленным имуществом, могут от своего имени приобретать имущественные и личные неимущественные права и нести обязанности, быть истцами и ответчиками в суде, арбитражном или третейском суде. В Проекте Гражданского кодекса (в дальнейшем – Проект) законодатель определяет юридическое лицо уже как объединение лиц и (либо) имущества в обособленную организацию, которая наделяется правоспособностью, вследствие чего может иметь имущественные и личные неимущественные права и нести обязанности, быть истцом и ответчиком в суде (ст. 63).

Следовательно, можно утверждать, что в гражданском законодательстве юридическое лицо традиционно определяется через понятие «организация», хотя само понятие данного термина нигде не раскрывается. Это позволило отдельным ученым-цивилистам утверждать, что давать понятие юридического лица с помощью понятия организации не следует, если последняя может им создаваться и из него же состоять [2, с.114]. Другие полагают, что «...тем самым происходит отождествление понятий юридического лица и организации, равно как в США употребление термина «корпорация» идентично понятию «юридическое лицо». С этим трудно согласиться.

Термин «организация» (фр. organization от позднелат. organize – сообщаю стройный вид, устраиваю [4, с.473]) в научном и в обиходном словоупотреблении весьма многозначен. Это и строение, устройство чего-либо, и совокупность людей, групп, объединенных для достижения какой-либо цели, и общественное объединение, государственное учреждение .[16, c.349]. Например, в теории управления организация рассматривается как соответствующим образом оформленная система, имеющая субъект управления – администрацию. Существует точка зрения, что организацией является система социальных отношений, ориентированная на достижение общей цели, т.е. в основе создания организации всегда лежит субъективный признак – интерес [2; 14].

Полагаем, что в праве термин «организация» имеет двоякое значение:

а) это соответствующим образом оформленная структура, которая может создаваться объединением лиц, капиталов, решением компетентного органа и т.д. с целью участия в гражданском обороте. В связи с этим указанный термин носит собирательный характер, т.е. должен рассматриваться в качестве родового понятия, которое включает различные виды юридических лиц независимо от их формы собственности и правового положения, а видовые понятия организаций различны и классифицируются прежде всего на организации – юридические лица и организации – неюридические лица, например, филиалы, представительства и т.п.;

б) данным термином подчеркивается, что структура определенным образом внутренне устроена (организована). Выдающийся психолог Л. Выгодский говорил: «Внутреннее – это внешнее, которое стало внутренним». То, что различает виды организаций, а также организационно-правовые формы, в которых могут существовать те или иные юридические лица, определяет затем способ внутреннего устройства.

Обращает на себя внимание тот факт, что до последнего времени в праве, (включая и гражданское), юридические лица классифицировались на три вида – предприятие, учреждение, организация. Введение триады можно объяснить существовавшими на тот период видами собственности – государственной и общественной, а также степенью свободы владения, пользования и распоряжения переданным юридическому лицу имуществом. В настоящее время термин «предприятие» также имеет право на существование, и нельзя согласиться с разработчиками Проекта, которые вообще не оперируют этим термином. Считаем, что предприятие – это вид организации, которая может создаваться в распорядительном порядке (государственное, муниципальное, казенное предприятие) и частное предприятие, создаваемое гражданином.

Юридическим лицом признается не любая организация, а лишь обладающая соответствующими признаками. В ГК выделяются три признака: а) обладание обособленным имуществом; б) способность от своего имени приобретать имущественные и личные неимущественные права и нести обязанности; в) способность быть истцами и ответчиками в судебных органах. В Проекте выделены только два признака, но в то же время дефиниция содержит признаки, характеризующие способы возникновения юридического лица либо путем объединения лиц, либо путем объединения капиталов. Безусловно, дефиниция не охватывает предмета всесторонне и с исчерпывающей полнотой. Она лишь кратко, сжато характеризует сущность предмета, устанавливая его четкую границу (пределы).

По вопросу о признаках, определяющих содержание понятия юридического лица, в науке гражданского права всегда существовали различные точки зрения и велись споры о том, какие из признаков должны выделяться в качестве существенных [7, с.291-303; 13, с.15; 16, с.128-133]. Ведутся эти споры и по сей день [3]. Вместе с тем неизменным остается то, что под юридическим лицом понимается организация и, следовательно, можно утверждать, что характерным признаком для любого юридического лица является организационное единство[1].

Полагаем, что под организационным единством следует понимать организационную структуру, отвечающую целям и задачам юридического лица, обеспечивающую взаимосвязь структурных подразделений, подчинение их органу (органам) юридического лица – единоличному, коллегиальному (коллегиальным), который способен управлять организацией как единым целым и представлять ее в отношениях с другими субъектами права. Организационное единство – необходимое условие для создания всех видов юридических лиц – как государственных предприятий и учреждений, так и структур, создаваемых путем объединения нескольких лиц (физических, юридических) в обособленную организацию, что дает возможность их свободу обратить в свободу юридического лица, которое выступает как единое целое.

Долгое время этот признак понимался как «объединение определенной группы людей в целях обеспечения и осуществления тех или иных, продиктованных общественными условиями интересов», что « должно вылиться в надлежащую организационную форму» [6, с.45]. Однако для ряда юридических лиц это нехарактерно, к примеру, для частного предприятия, в какой-то мере для учреждения, где не имеет места ни принцип объединения людей, ни принцип объединения имущества и может отсутствовать управляемость этим имуществом со стороны собственника. Однако признак организационного единства ничуть не в меньшей мере присущ и им. Здесь он находит свое выражение в четкой внутренней структуре, в конкретном подчинении органу (органам) управления, в регламентации отношений между структурными подразделениями.

В административно-командной системе организационное единство государственного предприятия, учреждения, производственного объединения определялось правовой моделью, тип которой нормативно закреплялся в Положении (Общем положении, Типовом положении, Примерном уставе и т.п.)1 и индивидуализировался в Уставе (Положении) данного подразделения. Типовая модель структуры являлась основой построения и функционирования как внутреннего хозяйственного механизма, так и в определенной степени внешних связей.

В условиях рыночной экономики одной из основных проблем является выработка модели разумного сочетания централизованного и децентрализованного правового регулирования общественных отношений, в том числе и деятельности юридических лиц, основные виды и организационно-правовые формы которых претерпели существенные изменения. Под правовым регулированием в теории права принято понимать осуществляемое с помощью норм права и всей совокупности правовых средств юридическое воздействие на общественные отношения.

Под централизованным правовым регулированием понимается воздействие на поведение людей путем закрепления моделей поведения в нормативных актах, издаваемых государственными органами. Децентрализованное правовое регулирование – самостоятельная выработка норм социальными коллективами и гражданами для упорядочения своего поведения.

Полагаем, что правовой статус юридических лиц должен быть нормативно закреплен на уровне законов, а их типовые особенности должны найти свое развитие в локальных нормативных актах. При этом в зависимости от того, является ли юридическое лицо собственником принадлежащего ему имущества, удельный вес актов локального нормотворчества должен возрастать. В системе локальных актов устав занимает одно из главенствующих положений; в нем находят свое закрепление организационное единство юридического лица, система органов управления и их функции.

Одним из признаков юридического лица является наличие обособленного имущества, который означает, что имущество этого лица отделено от имущества собственника (собственников), создавшего эту организацию, от имущества государства и других субъектов гражданского оборота. Юридическое лицо – субъект хозяйствования. По своей природе хозяйствование – деятельность сугубо экономическая. Опирается оно на определенную материальную базу в виде владения, пользования и распоряжения определенным имуществом. При этом последнее должно принадлежать юридическому лицу на установленном в законе юридическом основании. В настоящее время такими основаниями являются право собственности, вещные права – право полного хозяйственного ведения и право оперативного управления.

Проект предпринял иную попытку раскрыть принцип обособленности имущества юридического лица, уточнив, что юридическое лицо может иметь это имущество на праве собственности

либо на ином вещном праве. Это, позволило некоторым ученым утверждать, что такой подход существенно изменяет позицию организации по отношению к другим лицам, которые, для того чтобы иметь дело с этой организацией, должны определить, является ли она собственником, владельцем или пожизненным правопользователем – узуфруктом [15, с.14]. Безусловно, очень важно установить объем прав, которыми располагает организация в отношении имущества. Однако вступить в договорные отношения с организацией-собственником или организацией, владеющей имуществом на ином вещном праве, – это право самого контрагента. Его решение не может сказаться на правовом статусе организации. Участники гражданского оборота, вступающие в договорные отношения, располагают различными средствами и возможностями влияния на формирование обязательства, обеспечение его исполнения. Наконец, гражданское законодательство решает одну из таких проблем как защита слабой стороны в договорных обязательствах, предоставляя последней дополнительные права и соответственно возлагая на ее контрагентов по договору дополнительные обязанности.

Изменение правового режима имущества юридических лиц, обусловлено переходом к рыночной экономике, появлением новых организационных форм юридических лиц, иным подходом к решению вопроса об их правоспособности. Юридические лица, обладающие универсальной (общей) правосубъектностью, должны быть собственниками имущества, а обладающие специальной правосубъектностью (например, учреждения, дочерние предприятия, государственные и коммунальные предприятия), должны иметь имущество на ином вещном праве – праве хозяйственного ведения, оперативного управления.

С признаком имущественной обособленности тесно связан признак самостоятельной имущественной ответственности юридического лица, которое отвечает по своим обязательствам принадлежащим ему на праве собственности (или на ином вещном праве) имуществом, если иное не установлено законом. Учредитель (собственник) не отвечает по обязательствам юридического лица, а последнее не отвечает по обязательствам учредителя (собственника), кроме случаев, предусмотренных законодательными актами и учредительными документами юридического лица.

Некоторые ученые-цивилисты полагают, что современное юридическое лицо - это персонифицированная ответственность субъекта, специально созданного для этой цели правовым строем. При этом самостоятельная юридическая ответственность является главным и основным признаком юридического лица. Все остальные

признаки подчинены одной идее – возложению ответственности на юридическое лицо, а не на учредителя [3, с.99]. С этим трудно согласиться, так как в ряде случаев нельзя выбрать организационно-правовую форму, которая бы в полном объеме исключила ответственность для учредителя (собственника).

К основным признакам принято относить и способность юридического лица выступать в гражданском обороте от своего имени. Применительно к пониманию гражданского оборота в литературе существуют различные точки зрения. Полагаем, что это совокупность сделок и иных юридических фактов, порождающих гражданские правоотношения, в силу которых осуществляется переход имущества по тому или иному юридическому титулу от одного лица к другому [5, c.71]. Таким образом, категория «гражданский оборот» используется для обозначения сферы действия гражданского права [1, c.281]. Под способностью юридического лица выступать в гражданском обороте от своего имени принято понимать возможность для него получать и осуществлять гражданские права и нести обязанности, а также выступать истцом и ответчиком в суде, арбитражном или третейском суде.

Анализируя данный вопрос, приходим к выводу, что выступление в гражданском обороте от своего имени – это выражение уже существующей юридической личности данной организации. Именно юридическое лицо как гражданско-правовая категория фиксирует самостоятельность организации, придавая тем самым ей свойства субъекта права. Не отрицая, что для юридического лица такие признаки, как организационное единство, обособленность имущества, самостоятельная имущественная ответственность и выступление в гражданском обороте от своего имени, являются основополагающими, при более пристальном внимании следует согласиться с тем, что итоговым признаком юридического лица и одновременно той целью, ради которой оно и создается, является выступление в гражданском обороте от собственного имени [9, с. 109]. Только совокупность тех признаков, о которых шла речь выше, – и позволяет ввести в гражданский оборот новый субъект права, который будет действовать в нем от собственного имени.

В научной литературе неоднократно делались попытки расширить традиционный перечень признаков юридического лица. К примеру, О.А. Красавчиков полагал, что их следует подразделять на два вида – материальные и правовые. К материальным признакам (организационным и экономическим) он относил: внутреннее организационное единство и внешнюю автономию (самостоятельность); экономическое единство и обособленность имущества; руководящее

единство; функциональное единство; а к правовым – законность образования юридического лица; способность организации от своего имени участвовать в гражданских правоотношениях; способность нести самостоятельную имущественную ответственность; наличие устава (положения) [17, с.128-133].

В опубликованных работах В. Кравчука по этой проблеме автором выделяются сущностные признаки, характеризующие социальное образование, которое потенциально может быть признано юридическим лицом: производный характер возникновения юридического лица; наличие легальной цели, которая выражает интересы учредителей; соответствие построения организации одной из форм, предусмотренных законом; легальность создания организации; наличие собственного наименования. Причем он утверждает, что эти признаки являются первичными относительно иных и имеют значение предварительных для признания за организацией статуса юридического лица [10, с.30]. К правовым признакам ученый относит: государственную регистрацию; самостоятельное участие в гражданском обороте; имущественную обособленность; самостоятельную имущественную ответственность [11, с.11]. Иными словами под правовыми понимаются такие признаки, которые определяют условия приобретения организациями статуса юридического лица и характеризуют правовые последствия признания за организациями такого статуса. Государственная регистрация отнесена к признакам, характеризующим процесс признания организации юридическим лицом, а все иные – к признакам, определяющим правовые последствия такого признания.

Считаем, что в данном случае, когда называются сущностные признаки социального образования, скорее всего речь должна идти об основаниях и условиях возникновения юридического лица. В. Кравчук и сам с этим соглашается, так как пытаясь дать характеристику такому признаку, как наличие легальной цели, и подтверждает, что основанием возникновения юридического лица является волеизъявление его учредителей. В основе возникновения той или иной структуры независимо от того, будет ли она впоследствии признана юридическим лицом или нет, лежит действие, т.е. волевой акт. Но действия имеют свою классификацию, и сделка, безусловно, относится к числу юридических актов, совершение которых при соблюдении определенных требований может привести к возникновению организации – юридического лица. Это в полной мере можно отнести к созданию хозяйственных обществ, общественных организаций. Но если говорить о государственном предприятии, государственной акционерной компании, то в основе их создания также ле-

жит юридический акт, но уже не сделка, а административный акт в виде решения компетентного органа о создании юридического лица. Поэтому утверждение, что все виды юридических лиц возникают на основании соглашения-сделки не может расцениваться как полностью отвечающее действительности.

Указывая на иные сущностные признаки субъекта, которого еще нет и неизвестно возникнет ли (так как, например, на момент созыва учредительного собрания в АО необходимо собрать не менее 60% подписавшихся на акции), ученый, по нашему мнению, называет не признаки, а условия реализации физическим или юридическим лицом своей правоспособности. Именно к этим условиям можно отнести выбор организационно-правовой формы, которая и будет удовлетворять ту цель, ради которой создается юридическое лицо. Сама же она, даже если и не противоречит закону, не может рассматриваться в качестве признака юридического лица, как утверждает В. Кравчук. Цель, выражающая интерес своих учредителей, является составной частью такого признака, как соответствие создания организации одной из форм, предусмотренных законодательством, не говоря уже о том, что порядок формирования имущества, системы органов управления, права и обязанности учредителей, условия их ответственности – все это и должно найти свое закрепление в том соглашении, о котором шла речь применительно к производному характеру возникновения юридического лица.

Полагаем, что в данном случае следует исходить из того, что реализация правоспособности осуществляется и в форме использования, при которой субъект использует возможности, предоставляемые ему юридической нормой, т.е. осуществляет свои права (активное поведение), и в форме соблюдения, когда субъект строго следует установленным запретам (пассивное поведение), например, не может создать коммерческую организацию в форме учреждения. Но этого мало. Для возникновения юридического лица необходимо, чтобы в процесс реализации права вклинился еще один субъект – властный орган, призванный обеспечить этот процесс, претворить юридическую норму в жизнь, т.е. применить право. Только после государственной регистрации (а для некоммерческих организаций после процесса легализации) возникает определенная организация – юридическое лицо.

Вышеизложенное дает основание сделать вывод о том, что возникновение юридического лица обеспечивается комплексом последовательно связанных правовых средств, составляющих звенья механизма правового регулирования.

Подытоживая все вышеизложенное, считаем, что юридиче-

ское лицо – организация, признанная государством в качестве субъекта права, имеющая обособленное имущество, несущая самостоятельную имущественную ответственность и имеющая основную цель – выступать в гражданском обороте от собственного имени.

Список литературы: 1. Алексеев С.С. Предмет советского социалистического гражданского права: Учен. тр. - Т.1. - Свердловск, 1959. - 333 с. 2. Андреев В.К. Гражданский кодекс Российской Федерации и новейшее законодательство // Государство и право. - 1996. - № 4. - С. 110-117. 3. Богданов Е.В. Сущность и ответственность юридического лица // Государство и право. - 1997. - № 10. - С. 97-101. 4. Большая советская энциклопедия: В 3 т. - М.: Сов. энцикл., 1974. - Т. 18. - 630 с. 5. Братусь С.Н. О понятии гражданского оборота в советском гражданском праве: Обзор заседания сектора гражд. права ВИЮН // Сов. государство и право. - 1949. - № 11 - С. 70-71. 6. Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском пра- ве. - М.: Юриздат, 1947. - 363 с. 7. Генкин Д.М. Об юридических лицах в проекте ГК СССР // Труды 1 научной сессии ВИЮН. - М., 1940. - 572 с. 8. Головина С.Ю. Понятийный аппарат трудового права. - Екатеринбург, 1999. 9. Гражданское право: Ч. 1: Учебник / Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. - М.: ТЕИС, 1996. - 550 с. 10. Кравчук В. Сутнісні ознаки юридичної особи // Предпринимательство, хозяйство и право. - 1999. - № 7. - С. 30-32. 11. Кравчук В. Правові ознаки юридичної особи // Предпринимательство, хозяйство и право. - 1999. - № 9. - С.11-13. 12. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М.: Наука, 1975. - 720 с. 13. Маслов В.Ф., Пуш- кин А.А., Прокопенко И.Ф. Правовое регулирование хозяйственной деятельности в условиях социализма // Сов. государство и право. - 1980. - № 1. - С. 10-18. 14. Рада-ев В. Хозяйственная организация в свете экономических и социальных теорий // Вопр. экономики. - 1996. - № 12. - С. 88-100. 15. Розвиток цивільного і трудового законодавства в Україні / Я.М. Шевченко, О.М. Молявко, А.Л. Салатко та ін. - Харків: Консум, 1999. - 272 с. 16. Словарь иностранных слов: Изд. 13-е, стереотип.-М.: Рус. яз., 1986. - 608 с. 17. Советское гражданское право: Учеб. пособие. Выпуск 1 / Под ред. О.А. Красавчикова.- Свердловск.: Изд-во Свердл. юрид. ин-та, 1976. - 175 с.

И.И. Пучковская, канд. юрид. наук

место договора пожизненного содержания

в системе гражданско-правовых договоров

Договор пожизненного содержания не был известен советскому гражданскому законодательству до принятия гражданских кодексов союзных республик в 1963-1964 гг., хотя и встречался в практике. Неурегулированность в законе в течение длительного периода договора пожизненного содержания, отсутствие норм, непосредственно к нему относящихся, поиски путей наилучшей регламентации этих отношений привели к тому, что в упомянутых кодексах этот договор получил различную правовую квалификацию.

В ГК Украины данный договор предусмотрен как самостоятельный и его регламентация сосредоточена в гл. 37 раздела “Обязательственное право”.

Статья 425 ГК дает следующее понятие договора пожизненного содержания: “По договору пожизненного содержания одна сторона, являющаяся лицом, нетрудоспособным по возрасту или по состоянию здоровья (отчуждатель), передает в собственность другой стороне (приобретателю имущества) дом или его часть взамен чего приобретатель имущества обязуется предоставлять отчуждателю пожизненно материальное обеспечение в натуре в виде жилища, питания, ухода и необходимой помощи” [1]. По ГК считается, что нетрудоспособное лицо, отчуждая домостроение или его часть, прежде всего преследует цель получения содержания, ухода, необходимой помощи и других услуг, в которых оно нуждается вследствие нетрудоспособности. При отчуждении строения нетрудоспособное лицо и достигает этой цели. Переход же права собственности от отчуждателя к приобретателю служит основной цели договора пожизненного содержания и не является решающим для определения его места в системе договоров. Рассматривая его, необходимо сказать, что по своему характеру он является одним из видов договорного алиментирования, выступая как гражданско-правовой способ материального обеспечения граждан [4, с. 338; 5, с. 29].

Для характеристики рассматриваемого договора решающее значение имеет определение основного правового результата, на достижение которого он направлен. Таким образом, действующий ГК Украины 1963 г. рассматривает его в качестве самостоятельного договора в системе договоров по оказанию услуг.

Этот договор является односторонним, поскольку обязанности имеются лишь у одной стороны – приобретателя имущества, у отчуждателя же никаких обязанностей нет. Ему принадлежит лишь право требовать исполнения условий договора приобретателем. Данный договор возмездный, поскольку взамен полученного от отчуждателя дома приобретатель обязан содержать последнего. Этот договор является реальным.

Закон (ст. 425 ГК) предъявляет к сторонам договора пожизненного содержания особые требования. Так, отчуждателем имущества может быть только физическое лицо, причем являющееся нетрудоспособным по возрасту либо состоянию здоровья. В соответствии с общими правилами, отчуждатель должен обладать полным объемом дееспособности, т.е. достигнуть 18-летнего возраста либо вступить в брак до достижения совершеннолетия. При этом в ч. 4 п. 55 Инструкции о порядке совершения нотариальных действий

нотариусами Украины говорится, что отчуждателем жилого дома (квартиры) по договору пожизненного содержания не может быть несовершеннолетнее лицо [2]. В отношении же заключения договора пожизненного содержания лицами, ограниченными в дееспособности (ст. 15 ГК) и недееспособными (ст. 16 ГК), действует общее правило:

– лица, ограниченные судом в дееспособности, могут заключить такой договор лишь с согласия попечителя, который должен предварительно получить разрешение органа опеки и попечительства;

– от имени душевнобольного или слабоумного, признанного недееспособным, сделки совершает его опекун. Заключая от имени недееспособного договор пожизненного содержания, опекун обязательно должен получить разрешение на совершение такой сделки органа опеки и попечительства [3, ст. 145].

Говоря о том, что отчуждатель должен быть нетрудоспособным по возрасту, законодатель имеет в виду достижение им по действующему трудовому законодательству пенсионного возраста, дающего право на получение пенсии. В этом случае фактическое состояние трудоспособности отчуждателя значения не имеет как не имеет значения, получает ли он пенсию.

В случае, когда нетрудоспособность является результатом состояния здоровья, возраст отчуждателя во внимание не берется, при этом необходимо только свидетельство об инвалидности.

Следующее условие, предъявляемое к отчуждателю, связано с наличием у него права собственности на жилой дом либо его часть. По договору пожизненного содержания происходит переход этого права от отчуждателя к приобретателю с момента заключения договора. Если же дом принадлежит двум и более лицам, то отчуждатель является участником права общей долевой либо общей совместной собственности.

В том случае, когда дом принадлежит отчуждателю на праве общей долевой собственности, по договору пожизненного содер-жания он передает лишь право на свою долю дома приобретателю. При этом остальные участники общей долевой собственности права преимущественной покупки передаваемой доли не имеют, поскольку речь идет не о купле-продаже, а об отчуждении части дома на условиях пожизненного содержания, что связано с особыми, доверительными отношениями между отчуждателем и приобретателем.

В случае, если дом принадлежит отчуждателю на праве общей совместной собственности (например, приобретен супругами в период брака), то в соответствии со ст. 23 КоБС Украины для за-

ключения договора пожизненного содержания одним из супругов согласие другого супруга обязательно [3]. В соответствии с п. 35 Инструкции оно должно быть выражено в письменной форме [2]. Договор пожизненного содержания, предметом которого является дом, принадлежащий на праве общей совместной собственности супругам, может быть заключен приобретателем с двумя супругами, выступающими отчуждателями. При этом возраст, состояние здоровья, т.е. наличие нетрудоспособности, каждого из супругов должны отвечать требованиям, предъявляемым к отчуждателю по договору пожизненного содержания, который подписывают оба супруга-от-чуждателя и в отношении каждого из них предусматривается материальное обеспечение в натуре, которое может быть и различным.

Возникает вопрос: могут ли другие нетрудоспособные члены семьи отчуждателя (например, супруг не имеющий права собственности на дом) получать материальное обеспечение по договору пожизненного содержания наряду с отчуждателем? Представляется, что заключение договора на таких условиях не противоречит действующему законодательству, хотя ст. 425 ГК и говорит о праве на материальное обеспечение самого нетрудоспособного отчуждателя. Но поскольку ст. 160 ГК предоставляет возможность заключения любого договора в пользу третьего лица, то и договор пожизненного содержания в пользу третьего лица, если оно является нетрудоспособным, тоже может быть заключен. По такому договору нетрудоспособный супруг (либо другие нетрудоспособные члены семьи отчуждателя, проживающие в этом доме) вправе требовать пожизненного содержания наряду с отчуждателем. Прекратится же действие этого договора со смертью последнего названного в договоре нетрудоспособного члена семьи отчуждателя, проживающего в этом доме.

Приобретателем имущества по договору пожизненного содержания также может быть только физическое лицо, которое должно обладать полным объемом дееспособности для самостоятельного выполнения обязанностей, возложенных на него названным договором. Поскольку предметом обязательства является не только содержание, но и уход, оказание помощи, обеспечение отчуждателя питанием, приобретателем может быть лишь лицо, которое в состоянии выполнить данное обязательство, тем более что материальное обеспечение в натуре должно предоставляться отчуждателю пожизненно, т.е. довольно продолжительное время.

Юридическое лицо не может быть приобретателем по рассматриваемому договору в соответствии с действующим законодательством. Нормы главы 37 ГК Украины до 1991 г. соответствовали

другим, регулировавшим право личной собственности граждан на жилой дом. До принятия в 1991 г. Закона Украины “О собственности” в собственности гражданина либо его семьи мог находиться только один жилой дом. Поэтому, заключая договор пожизненного содержания, приобретатель рассчитывал получить в собственность жилой дом для постоянного проживания в нем самостоятельно либо со своей семьей. Отчуждатель же продолжал проживать в данном доме, уже не будучи его собственником, до своей смерти. Следовательно, договоры пожизненного содержания, появившиеся в нашей практике после принятия ГК в 1963 г. были связаны с передачей значимой ценности (жилого дома) нуждающимся в постороннем уходе и содержании нетрудоспособным лицом молодому, здоровому приобретателю, не имеющему своего собственного дома. После заключения договора пожизненного содержания приобретатель должен был постоянно проживать в одном доме с отчуждателем, и благодаря этому последний получал необходимые ему уход, помощь, питание, содержание систематически, чего не могло бы ему предоставить юридическое лицо.

Статья 425 ГК говорит, что отчуждатель передает в собственность приобретателя дом или его часть. Инструкция о порядке совершения нотариальных действий наряду с жилым домом предметом договора пожизненного содержания называет квартиру [2]. Речь идет о квартирах, принадлежащих гражданам на праве частной собственности (приватизированных, в доме ЖСК, приобретенных по различным гражданско-правовым договорам), что вполне оправдано, так как по законодательству о собственности и о приватизации государственного жилищного фонда возможно иметь на праве собственности квартиру и распорядиться ею по своему усмотрению, в том числе передать ее в собственность по договору пожизненного содержания [6, с. 61].

Вопрос о том, может ли другое имущество, кроме дома, квартиры передаваться для возникновения обязательства о пожизненном содержании, следует решить отрицательно.

Статья 426 ГК требует обязательного указания в договоре пожизненного содержания оценки отчуждаемого дома, которая устанавливается по соглашению сторон.

Приобретатель по договору пожизненного содержания становится собственником дома. К нему вместе с правом собственности переходят все обременения, лежащие на этом праве (наем, залог и др.). Согласно ст. 427 ГК отчуждение дома приобретателем при жизни отчуждателя не допускается. При удостоверении такого договора нотариус накладывает запрещение на отчуждение жилого

дома (квартиры) в соответствии с п. 57 Инструкции о порядке совершения нотариальных действий [2], что ограничивает такой важный элемент права собственности приобретателя, как распоряжение домом. Не может также приобретатель отягощать полученный дом долгами. Например, он не имеет права заключать договор залога полученного дома, поскольку в случае исполнения основного обязательства, обеспеченного залогом, по требованию кредиторов на дом будет отращено взыскание.

Во всем остальном режим работы права собственности остается нерушимым, в частности, и при решении вопроса о риске случайной гибели имущества (ст. 130 ГК). Однако обязательство пожизненного содержания сохраняет свою силу и в случае гибели дома (квартиры), полученного приобретателем имущества, не освобождает последнего от обязанностей по поводу отчуждателя, принятых им на себя по договору (ст. 427 ГК). В этом проявляется одна из особенностей этого договора, отражающая специфику его основного содержания, – представление отчуждателю дома материального обеспечения до конца его жизни.

В соответствии со ст. 426 ГК договор пожизненного содержания должен быть нотариально удостоверен. Несоблюдение требуемой формы влечет за собой признание договора недействительным (ст. 47 ГК). Последствия такого несоблюдения выражаются в двусторонней реституции (ст. 48 ГК).

Так как договор пожизненного содержания является односторонним, право возникает на стороне отчуждателя, а обязан- ность – на стороне приобретателя. Первый вправе требовать, а второй обязан выполнить требование, заключающееся в совершении всех необходимых действий по материальному обеспечению отчуждателя.

Содержанием обязанности приобретателя является систематическое материальное обеспечение отчуждателя, притом в натуре – в виде жилища, питания, ухода, медицинского обслуживания, санаторно-курортного лечения и другой необходимой помощи. Все элементы материального обеспечения в натуре подлежат конкретизации в договоре вместе с их денежной оценкой, определяемой по согласованию сторон (ст. 426 ГК). В частности, в договоре может быть указано, какое именно жилье (комната или часть комнаты), рацион питания (сколько раз в день и какой именно пищи), сумма ежемесячной выплаты предоставляется отчуждателю. Что касается ухода, то он уточняется в зависимости от состояния здоровья отчуждателя.

Несмотря на то, что в ст. 425 ГК сказано о материальном обеспечении отчуждателя в натуре, в практике довольно часто

встречаются случаи включения в обязанность приобретателя наряду с таковым обеспечением выплаты отчуждателю определенной денежной суммы на мелкие расходы, что, конечно же, не противоречит содержанию данной статьи.

В случае, когда обязанности приобретателя по материальному обеспечению отчуждателя детально не регламентированы, то, исходя из конкретных обстоятельств и из принятых об этих услугах представлений, к приобретателю могут быть предъявлены конкретные требования, которые он обязан выполнить. За неисполнение или ненадлежащее исполнение своих обязанностей приобретатель несет ответственность, которая выражается в праве отчуждателя требовать расторжения договора и возмещения причиненных убытков. Отчуждатель может также предъявить иск о возмещении убытков, размер которых определяется денежной оценкой, указанной в договоре. Если договором была предусмотрена обязанность периодической выплаты денежной суммы на личные расходы отчуждателя, то и эта сумма должна быть включена в убытки, а за время просрочки приобретатель обязан уплатить еще и пеню, предусмотренную в качестве ответственности за несвоевременное выполнение денежных обязательств.

Для обеспечения исполнения договора пожизненного содержания стороны могут заключить договор залога, где залогодателем будет выступать приобретатель, а залогодержателем – отчуждатель имущества. В случае неисполнения приобретателем этого договора кредитор (отчуждатель) может обратиться в суд с иском об обращении взыскания на заложенный принадлежащий приобретателю дом и удовлетворить свои требования за счет вырученной от продажи суммы.

Договор пожизненного содержания может быть расторгнут по согласию сторон путем составления отдельного документа, который прилагается к экземпляру договора, либо это условие может быть изложено в самом договоре [2, с. 37]. В этом случае отчуждателю по его требованию возвращается правоустанавливающий документ на дом.

Договор пожизненного содержания может прекращаться смертью отчуждателя, аннулироваться его нотариусом или расторгаться по требованию отчуждателя, если, как отмечалось выше, приобретатель имущества не исполнит обязанностей, принятых на себя по договору. Он может быть расторгнут и по требованию последнего, если по независящим от него обстоятельствам его имущественное положение изменилось настолько, что он не в состоянии предоставлять отчуждателю обусловленное в договоре обеспечение.

После расторжения договора (как по требованию отчуждателя, так и по требованию приобретателя) дом подлежит возвращению отчуждателю. При этом расходы по содержанию последнего, произведенные приобретателем до расторжения договора, не возмещаются независимо от того на протяжении какого срока эти расходы производились и какой срок приобретатель пользовался домом.

Вышеприведенные основания расторжения договора установлены законом и не могут дополняться в договоре иными основаниями.

Смерть отчуждателя прекращает договор пожизненного содержания, если исполнение было предназначено лично для него. Если право на получение содержания имело несколько лиц, то в случае смерти одного из них договор прекращается только в отношении умершего.

В случае смерти приобретателя имущества обязанности по договору переходят к наследникам, которым переходит отчужденный по договору пожизненного содержания дом. При отсутствии у приобретателя наследников или при отказе их от договора пожизненного содержания дом, ранее отчужденный с условием пожизненного содержания, возвращается отчуждателю (ст. 429 ГК). При этом нотариус по письменному заявлению отчуждателя имущества аннулирует этот договор [2, п. 58].

Список литературы: 1. Гражданский кодекс Украины // Ведом. Верхов. Совета УССР. – 1963. – № 30. – Ст. 463. 2. Инструкция о порядке совершения нотариальных действий нотариусами Украины: Утв. приказом Минюста Украины от 18 июня 1994 г., № 18/5 // Законодавство України про нотаріат: Бюл. законодавства і юрид. практики України. – 1994. – № 6. 3. Кодекс о браке и семье Украины // Ведом. Верхов. Совета УССР. – 1969. – № 26. – Ст. 204. 4. Советское гражданское право: Часть вторая / Под общ. ред. В.Ф. Маслова и А.А. Пушкина. – К.: Вища шк., 1978. – 494 с. 5. Советское гражданское право: Часть ІІ / Отв. ред. В.А. Рясенцев. – М.: 1987. – 576 с. 6. Спасибо И.В. Некоторые вопросы частной собственности (собственность по договору пожизненного содержания) // Пробл. законності: Респ. наук. зб. – Вип. 32. – Харків: Нац. юрид. акад., 1997. – С. 60-67.

В.М. Ігнатенко, канд. юрид. наук

Характеристика підстав виникнення

недоговірних зобов’язань

У силу зобов'язання одна особа (боржник) зобов'язана вчинити на користь іншої (кредитора) певну дію: передати майно, виконати роботу, сплатити гроші та інше або ж утриматися від певної дії, а кредитор має право вимагати від боржника виконання його обов'язку (ст. 151 ЦК України). Перелік підстав виникнення цивільних прав та обов'язків (правда, невичерпний) передбачено ст. 4 ЦК України.

Якщо проаналізувати характер цих підстав, то можна сказати, що більшість із них виникає з актів правомірної, дозволеної і суспільно-корисної діяльності суб’єктів цивільного права, але зобов’язання можуть виникати також і з актів неправомірної діяльності. Якщо одна особа заподіює майнову шкоду іншій або без будь-яких юридичних підстав збагачується за її рахунок, її дії вважаються неправомірними [8, с. 470].

Поряд із вказаною класифікацією існує також поділ зобов’язань на договірні і недоговірні. Зокрема, ст. 151 ЦК вказує на цю обставину – зобов’язання виникають із договору або з інших підстав, зазначених у ст.4 цього Кодексу. В основі договірних зобов’язань лежить угода, а в основі недоговірних – або в більшості випадків протиправні дії зобов’язаної особи (заподіяння моральної або майнової шкоди), або дозволені непротиправні дії особи по виконанню загального конституційного обов’язку (охороняти суспільний порядок, життя і здоров’я громадян, захищати майнові права й інтереси). Недоговірні зобов’язання іноді називають деліктними, а останнього часу – охоронювальними [4, с.339].

У цивілістичній науці держав колишнього СРСР традиційними є положення про поділ правовідносин на дві великі групи – регулятивні і охоронювальні. Регулятивні правовідносини регулюють відносини майнові й пов'язані з ними особисті немайнові (а у випадках, указаних у законі, й інші особисті) в їх нормальному (якщо можливо так висловитися), належному й відповідному нормам права стані. Охоронювальні правовідносини виникають у разі порушення правовідносин одним із його учасників [11, с.26]. Деліктні зобов'язання є одним із різновидів охоронювальних правовідносин. Як правило, вони розглядаються як правова форма юридичного захисту цивільних прав. Підставою виникнення охоронювальних пра-

вовідносин може виступати як порушення відносного, так і абсолютного права. Деліктне зобов'язання, як особливий різновид охоронювальних правовідносин, виникає тільки при порушенні абсолютного права (і тільки) бо порушення останнього і забезпечуючої його заборонювальної норми пов'язано з заподіянням носію суб'єктивного права майнової шкоди в розумінні зменшення його майнової сфери [11, с.27].

Метою деліктного зобов'язання є компенсація – повернення майнового положення потерпілого у попереднє становище. Ця обставина призвела до висловлення думки про існування в цивільному праві особливої групи зобов'язань – компенсаційних, до числа яких поряд із деліктними віднесено зобов'язання, що виникають із рятування соціалістичного майна, з безпідставного придбання або збереження майна і державного страхування [6, с.30]. Але така позиція була справедливо піддана критиці, зокрема, з того приводу, що компенсаційна функція хоч і є спільною для вказаних зобов'язань, але сама по собі не визначає ні підстави й умови їх виникнення, ні їх природи й особливостей змісту, ні їх соціального призначення [11, с.27].

Цивільна відповідальність залежно від підстав виникнення поділяється на договірну і недоговірну (деліктну). Юридичним фактом, на підставі якого виникає деліктне зобов'язанння, є недодержання абсолютного (пасивного) обов'язку й порушення абсолютного права – абсолютного правовідношення шляхом учинення протиправного і, як правило, винного діяння. Договірне правоохоронювальне зобов'язання виникає також на підставі правопорушення, однак воно є наслідком порушення інших за своєю природою прав, обов'язків і правовідносин відносних договірних прав та обов'язків і конкретних правовідносин, у яких відбувається реалізація цивільного договору [2, с.38].

Більшістю вчених-цивілістів реалізація деліктного зобов'язання розглядається як форма відповідальності. Останню можна визначити як обов'язок особи нести передбачені нормами права негативні наслідки за вчинення правопорушення, що проявляються в позбавленні правопорушника майнових прав (благ) на користь потерпілого [11, с. 49]. Але існують також інші точки зору щодо того факту, чи є реалізація деліктного зобов'язання видом відповідальності, чи ні. Аргументами точки зору про те, що деліктне зобов'язання взагалі не є видом відповідальності, є посилання на ст. 4 ЦК, яка розглядає заподіяння шкоди не як передумову відповідальності, а як підставу виникнення цивільних прав та обов'язків (зобов'язання), що дозволяє визнати її регулятивною (правоустановчою) нормою.

Правові наслідки для заподіювача шкоди настають за наявності тих же умов, що й і при звичайній цивільно-правовій відповідальності за невиконання (неналежне виконання) зобов'язання. Водночас ці ж умови набувають значення чинників, породжуючих саме зобов'язання. Те, що останнє, як правило, виникає з протиправних дій і суттю його є відшкодування шкоди, не повинно розглядатися як звичайна відповідальність, бо відшкодування – це не санкція за правопорушення, а спосіб виконання зобов'язання, реалізації обов'язку боржника. Оскільки такий обов'язок поглинає відповідальність за порушення зобов'язання, то інститут відшкодування шкоди заходів відповідальності не знає [9, с.119]. Вважаємо найбільш виваженою і відповідаючою чинному цивільному законодавству позицію І.Ю. Красько. При вказаному підході термін «відповідальність» можна використовувати лише стосовно невиконання (або неналежного виконання) договірних охоронних зобов'язань.

Таким чином, для виникнення деліктного зобов'язання необхідна наявність делікта – цивільного правопорушення як сукупності певних умов. Говорячи про цю обставину, С.Є. Донцов і В.В. Глянцев зазначають, що особливістю суб'єктивного права на відшкодування шкоди є те, що при цьому недостатньо якої-небудь однієї обставини, а потрібна їх сукупність – так званий «юридичний (фактичний) склад» (або, як іще говорять, склад правопорушення). До нього самостійними елементами входять: шкода (втрата, збитки) ; протиправність поведінки суб'єкта, який заподіяв шкоду (заподіювач шкоди, правопорушник); винуватість поведінки правопорушника і, насамкінець, наявність об'єктивного причинного зв'язку між поведінкою правопорушника і фактом виникнення шкоди [5, с.19].

Сукупність названих обставин характерна для так званого генерального делікту, передбаченого ст.440 ЦК. Поруч із генеральним у законодавстві закріплено також спеціальні делікти. Це заподіяння шкоди:

а) незаконними діями державних і громадських організацій і службових осіб;

б) незаконними діями органів дізнання, попереднього слідства, прокуратури і суду;

в) в стані необхідної оборони і крайньої необхідності;

г) неповнолітніми, недієздатними, не здатними розуміти значення своїх дій;

д) джерелом підвищеної небезпеки.

Проект нового ЦК України також закріплює змішану систему деліктних зобов'язань, що передбачає закріплення як генерального, так і окремих деліктів. У ньому поряд із відомими деліктами

закріплені нові. Це заподіяння шкоди:

а) державними органами місцевого самоврядування, пов'язане з їх нормотворчою діяльністю (прийняття постанов, наказів, інструкцій);

б) внаслідок незаконного застосування такого запобіжного заходу, як підписка про невиїзд, незаконне затримання;

в) внаслідок прийняття незаконного рішення, ухвали, постанови з цивільної справи;

г) взаємодією (зіткненням) джерел підвищеної небезпеки;

д) через недоліки товарів, робіт, послуг.

У проекті ЦК закріплено таку підставу для виникнення недоговірного зобов'язання, як створення небезпеки (загрози) життю і здоров'ю фізичних осіб, а також їхньому майну й майну юридичних осіб (ст.1217). Д.В. Боброва, будучи співавтором проекту, відносить таке зобов'язання до різновиду деліктних [1, с.95]. На наш погляд, зобов'язання усунути цю загрозу, змістом якого є обов'язок юридичних та фізичних осіб, які займаються підприємницькою чи іншою господарською діяльністю, порушуючи при цьому довкілля, умови безпеки і створюючи внаслідок цього загрозу життю і здоров'ю громадян, їхньому майну й майну інших юридичних осіб, належить до квазі-деліктів [7, с.227]. Адже значення слова “загроза” полягає в можливій небезпеці [10, с.823], а не в реальному зменшенні матеріального чи морального блага, охоронюваного цивільним законом.

Поруч із деліктами й квазі-деліктами підставами виникнення недоговірних зобов'язань по цивільному праву України виступають обставини, які за класифікацією римського приватного права спричинили б виникнення квазі-контрактів, а саме: публічне обіцяння нагороди; безпідставне збагачення; зобов'язання, що виникають внаслідок рятування соціалістичного майна.

За проектом нового ЦК цей перелік доповнено ведінням чужих справ без доручення, а також трансформовано зобов'язання, які виникають внаслідок рятування соціалістичного майна – у зобов'язання по запобіганню загрозі шкоди чужому майну, рятуванню здоров'я та життя іншій особі.

Більшість названих зобов'язань виникають з односторонніх дій. Така конструкція базується на теорії одностороннього зобов'язання, основними положеннями якої є визнання того, що індивідуальна воля може встановити зобов'язання навіть незалежно від того, чи згодна з нею в цьому інша воля. Особа може зв'язати себе зобов'язанням без договору, простим одностороннім волевиявленням, що йде від неї. Така ідея застосовується щодо, обіцяння винагороди, договорів на користь третьої особи, пропонуванням

договору [3, с.39].

Так, із односторонніх угод виникають зобов'язання по публічному обіцянню нагороди. Як відомо, проект нового ЦК України розрізняє публічне обіцяння нагороди без оголошення конкурсу і публічне обіцяння нагороди через конкурс. Тому змістом односторонньої угоди в першому випадку буде обіцяння нагороди за досягнення зазначеного у сповіщенні результату (знайдення речі, що пропала, повідомлення необхідних відомостей), а в другому – обіцяння спеціальної нагороди (премії) переможцеві конкурсу, який досяг кращого результату згідно з умовами конкурсу.

Із односторонньої дії виникає й зобов'язання по ведінню чужих справ без доручення. Зокрема, ст.1214 проекту ЦК передбачає право особи, яка діє в інтересах іншої особи без її доручення, вимагати від останньої відшкодування в межах фактично зазнаних витрат, якщо вони були виправдані обставинами ведіння справи.

Одностороння дія особи, а саме запобігання реальній загрозі шкоди майну іншої особи в умовах, які виключали можливість попередження про таку загрозу, надає першій право зажадати від другої відшкодування збитків, зазнаних із запобігання шкоди (ст.1215).

Частина 1 ст.27 Конституції України закріплює обов'язок держави захищати життя людей, тому послідовною виглядає позиція авторів проекту нового ЦК по формулюванню норми, що захищає права особи, яка без відповідних уповноважень запобігала реальній загрозі здоров'ю та життю фізичної особи. Зрозуміло, що таке запобігання знову ж таки являє собою односторонню дію особи. Якщо особа при цьому зазнає шкоду, то її в повному обсязі відшкодовує держава (ст.1216).

Більш складним є питання про підстави виникнення такого недоговірного зобов’язання як безпідставне збагачення, що може виникнути з різних юридичних фактів серед яких можуть бути як правомірні так і неправомірні дії і навіть події. Е.А. Флейшиць із цього приводу зазначала, що найчастіше безпідставне збагачення є результатом дій потерпілого, який: заплатив, хоча не повинен був платити; заплатив більше, ніж від нього вимагалось; помилково визнав свій борг. Безпідставне збагачення може бути результатом дій особи, яка збагатилася (наприклад, одна з двох організацій, які зберігають вугілля на одному й тому ж складі, користується помилково вугіллям другої). Але особа, яка збагачується, може й не брати участі в діях потерпілої, навіть не знати про них (наприклад, постачальник не знає, що покупець дав банку платіжне розпорядження по вже оплаченому товару і дізнається про повторний платіж, коли відпові-

дна сума вже зарахована на його разрахунковий рахунок. У таких випадках безпідставне збагачення виникає з угоди потерпілого з третьою особою – банком, який провів оплату платіжної вимоги.

Можливі випадки, коли безпідставне збагачення є результатом дій обох сторін: особа, яка збагатилася, приймає безпосередньо оплату, що їй проводиться, не існуючого в дійсності боргу. Безпідставне збагачення може бути результатом дій тільки третьої особи, наприклад, якщо банк провів перерахування грошей з перевищенням суми, вказаної в розпорядженні платника.

Таке збагачення може виникнути і з події, не зв’язаної з чиєюсь волею (наприклад, випадкове змішування речей, які стали нероздільними, причому одна з них є головною), і тому не може виникнути спільна власність [12, с.213]. На різноманітність підстав виникнення зобов’язання з безпідставного збагачення вказує і проект нового ЦК, де зазначається, що воно може бути результатом поведінки набувача майна, самого потерпілого або третіх осіб чи наслідком події (п.3 ст.1264).

Підсумовуючи викладене, можна стверджувати, що підставами виникнення недоговірних зобов’язань за цивільним законодавством України можуть бути: делікти й квазі-делікти; щодо зобов’язання по безпідставному збагаченню, то це можуть бути окрім односторонніх і двосторонні угоди потерпілого з третьою особою, а також події.

Список літератури: 1. Боброва Д.В. Недоговірні зобов’язання у проекті Цивільного кодексу України // Укр. право. – 1997. – № 1. – С. 95-102. 2. Бобро- ва Д.В. Проблемы деликтной ответственности в советском гражданском праве: Дис. … д-ра юрид. наук. – К., 1988. – 453 с. 3. Годемэ Е. Общая теория обязательств / Пер. с франц. И.Б. Новицкого. – М.: Юриздат, 1948. – 510 с. 4. Гражданское право Украины: Учебник для вузов системы МВД Украины: В 2-х ч. – Ч 1 / Под ред. проф. А.А. Пушкина, доц. В.М. Самойленко. – Харьков: Основа, 1996. – 440 с. 5. Дон- цов С.Е., Глянцев В.В. Возмещение вреда по советскому законодательству. – М.: Юрид. лит., 1990. – 272 с. 6. Шиминова М.Я. Компенсационные обязательства в гражданском праве // Сов. государство и право. – 1979. – № 8. – С. 30 – 38. 7. Ігнатенко В.М. Класифікація недоговірних зобов’язань у цивільному праві // Вісн. Ун-ту внутр. справ. – Харків, 1999. – Вип. 6 – 333 с. 8. Йоффе О.С. Советское гражданское право: Ч. 2. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1961. – 470 с. 9. Красько И.Е. Некоторые теоретические проблемы формирования правового государства // Кратк. тез. докл. и науч. сообщ. респ. науч. конф. 24-26 октября 1990 г. – Харьков: Юрид. ин-т, 1990. – 296 с. 10. Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. – М.: Рус. яз., 1989. – 924 с. 11. Смирнов В.Т., Собчак А.А. Общее учение о деликтных обязательствах в советском гражданском праве: Учеб. пособие. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. – 152 с. 12. Флейшиц Е.А. Обязательства из причинения вреда и неосновательного обогащения. – М.: Госюриздат, 1951. – 239 с.

І.В. Спасибо-Фатєєва, канд. юрид. наук

історико-економічний нарис

розвитку акціонерного руху в україні

Тенденція законодавчого регулювання корпоративних правовідносин у світі переслідувала мету “покращити, не руйнуючи, корпоративний лад, запобігти зловживанням; але при цьому не ускладнити роботи цієї злагодженої машини, що називається корпорацією, не жертвувати свободою корпорації заради інтересів тих, чия довірливість не знає меж, і в той же час не приносити їх інтереси в жертву” [4, с. 346].

В Україні, що входила до складу Російської імперії, до початку ХХ ст. переважав розвиток дрібного підприємництва – ремесла, мануфактури, господарства монастирів, багатіли латифундії [1, с. 97, 98]. Гальмували первісне нагромадження капіталу й кріпосницькі відносини, які стримували крупне виробництво і перешкоджали виникненню таких форм залучення інвестицій, як корпорації. Тому цей процес в Україні здійснювався повільно [6, с. 228, 233]. Джерелами фінансування розвитку підприємництва в основному були кредити з казни, але траплялися й іноземні інвестиції. Традиційні для України виробництва – канатні, суконні, шинки, винні відкупи, лихварство являли собою лише засоби для утворення передумов промислового капіталу. Цукроварні до 1860 р. будувалися переважно поміщиками, були дуже примітивними і не вимагали вкладення значних коштів. З переходом до парових цукроварен виникла потреба у великих інвестиціях. У свою чергу, попит на обладнання для них значно вплинув на розвиток мідних, залізних, чавунних та інших підприємств, що призвело до того, що вироблялося понад 52% чавуну Російської імперії Україна стає одним з найпередовіших її регіонів [6, с. 374, 375; 7, с. 13]. Цукрове ж виробництво набуло загальноімперського значення; почали створюватися корпорації й синдикати.

Особливо бурхливого розвитку зазнали корпорації лише наприкінці ХІХ ст. Ця форма вкладення капіталу дозволяла одержати прибуток, що складав понад 346% вкладеного капіталу, а розмір дивідендів акціонерів перевищував 50% і становив іноді 84% [7, с. 24]. Окремі галузі стають привабливими для іноземців, які спрямовують свої капітали насамперед у металургійну та гірничну промисловість України, причому в останній іноземцям належало до 90% акцій [7, с. 27]. Залучення капіталу за допомогою саме такої форми підприємництва свідчить про її суттєві можливості. На поча-

ток ХХ ст. на Україні було тільки одне велике металургійне підприємство неакціонерного типу (Сулінський завод). Українські товариства входили до складу крупних синдикатів – “Продамет”, “Трубопродажа”, “Гвоздь”, “Продаруд”, “Продуголь” та ін. [7, с. 88-94]. Поступово створюються комерційні банки у формі акціонерних товариств (АТ). Перші з них в Україні з’явились в Харкові та Києві в 1868 р.

Особливості правового регулювання діяльності корпорацій в Росії та Україні проявлялися в першу чергу в тому, що до 1836 р., коли вийшло “Положення про компанії на акціях”, правовідносини в АТ регулювалися на підставі їх статутів. Так, у 1830 р. імператором було затверджено Положення “Про засновану в Малоросії компанію для здобування сахару з буряків”. Оскільки Україна входила до складу Росії, окремого законодавчого регулювання акціонерних правовідносин вона не мала. Відповідно до діючого на той час Маніфесту 1807 р. акціонерні товариства створювалися виключно в дозвільному порядку. При цьому спеціально оговорювалося, що під цим не розуміється порука уряду в успіху самого підприємства [10, с. 386-395].

У дореволюційний період в Україні окреслилися суттєві риси АТ, які набували свого подальшого розвитку. До них належать: приватний характер товариства; відокремлення особистості АТ від множинності осіб, які його створили (акціонерів); постійність капіталу; однаковий розмір внесення вкладів в оплату акцій; обмежена відповідальність акціонерів за зобов’язаннями товариства; залежність голосування від кількості акцій; неможливість для акціонерів витребувати в АТ внесений в оплату акцій капітал. Питанням же управління товариства не приділялося достатньої уваги, і вони не були регламентовані з боку держави, оскільки в Україні здавна використовувалася артільна форма – принцип підпорядкування меншості більшості, призначений за основу управління корпорацією.

Протягом досить тривалого часу складалися оптимальні способи залучення і збереження капіталу, які з виникненням товариств і корпорацій втілювалися в різні правові форми. Отже, можна стверджувати, що форма АТ, яка вимагається крупним капіталом, і є настільки ж важливою, наскільки тіло є виключним засобом для виразу душі.

На жаль, економічна й політична ситуація в пореволюційний період у Радянській державі, до складу якої входила Україна, змінилася. Відбувається поступова “націоналізація акціонерних підприємств, акції яких все ж таки не анулювалися” [3, с. 7]. У той же час, володіючи ними, іноземні особи не мали ні прав на управління

АТ, ні інших прав як акціонерів. Про це “прозорливо” й цинічно говорив В.І. Ленін, зазначаючи, що “подібні махінації не допоможуть капіталістам, що цінні папери, які є предметом усякого роду угод, перетворюються на пустий, нікуди не гідний старий папір” [2, с. 73, 74]. Вважалося, що засоби виробництва перестають бути капіталом і стають надбанням їх дійсного хазяїна й творця – народу в особі його держави. Було заборонено продаж і придбання, здачу в оренду і в заставу підприємств, розділ і злиття акціонерних товариств, створення нових об’єднань, скасовано акції на пред’явника та інші цінні папери, введено обов’язкову реєстрацію вітчизняних та іноземних акцій і облігацій.

Ці заходи, звичайно, не сприяли можливості “розпоряд-ження титулами власності на капітал, паралізували спроби російської буржуазії передавати підприємства іноземним капіталістам” [2, с. 74]. Пропозиції ж іноземних інвесторів щодо вкладення і збереження капіталу в АТ навіть не бралися до уваги, незважаючи на те, що вони не заперечували проти націоналізації, яку розуміли як перехід усього управління до держави. З боку іноземних акціонерів були висловлені наміри створення державного синдикату, зокрема в гумовій промисловості, до правління якого ввійшли б представники уряду, робітників та службовців, акціонерів. Але такі проекти були неприйнятними для Радянської держави, бо це викликало б виплату доходів акціонерам, які залишили б за собою і право на участь в управлінні, а держава стала б лише “фактично представником акціонерів” [2, с. 75].

Незважаючи на те, що окремі акціонерні товариства діяли як іноземні юридичні особи, що значна кількість їх акцій належала іноземцям (як, наприклад, в АТ заводу сільськогосподарських машин у Харкові), вони були націоналізовані. На заперечення правління товариства "Гельферих-Саде“ про недоторканність їх майна, яке знаходиться під захистом інших держав, не було звернено навіть уваги.

Із прийняттям Цивільного кодексу Української РСР 1923 р., який містить 44 статті, присвячені регулюванню АТ, стали відчутні недоліки у правовому регулюванні АТ, у зв’язку з чим 17 серпня 1927 р. ЦВК і РНК СРСР прийняли Положення про акціонерні товариства [9]. Акціонерні товариства з урахуванням форм власності на вклади, що вносилися в оплату акцій, поділялися на державні, змішані й приватні. Поступово вводилися заборони на котирування акцій на біржах, не існувало вимог до формування статутного капіталу в АТ шляхом підписки на акції. АТ фактично перетворювалися на державні підприємства. Винятки складали ВАТ “Інтурист” та ВАТ

“Індержстрах”, у яких 100% акцій належали державі.

З реформуванням економіки в колишньому Союзі РСР спочатку стали виникати кооперативи, малі підприємства, а пізніше і господарські товариства. Як непритаманні соціалістичному праву об’єкти почали випускатися акції трудових колективів і підприємств, які тільки в 1991 р. були заборонені і поступово вилучалися з обігу із заміною їх на акції АТ [8. – № 38. – Ст. 509]. Законодавче закріплення, створення й функціонування АТ одержали з прийняттям законів України “Про господарські товариства” [8. – № 49. – Ст. 682] та “Про цінні папери та фондову біржу” [8. – № 38. – Ст. 508], якими було закладено основи формування ринку цінних паперів в Україні.

Починаючи з 1991 р. створювалися в основному закриті АТ. Відкриті акціонерні товариства виникали вкрай рідко, бо ця форма підприємницької діяльності використовується, як правило, для залучення значного капіталу від вільного продажу акцій. Оскільки крупні підприємства залишалися в державній власності, інвестиційних компаній ще не було і потреби в акумулюванні капіталу не виникало, у формі відкритих АТ створювалися комерційні банки та деякі інші підприємницькі структури.

Розвиток акціонування в Україні пов’язано з процесами приватизації (1992 р.) і створенням відкритих АТ на базі приватизованого майна державних підприємств.

Поступово став складатися первинний ринок акцій шляхом, по-перше, їх випуску емітентами, по-друге, продажу на фондовій біржі акцій підприємств, що приватизуються, по-третє, проведення сертифікатних аукціонів. Формування вторинного ринку акцій пов’язано із завершенням етапів приватизації, що здійснювалася з використанням приватизаційних паперів.

В Україні виникла ситуація, коли, з одного боку, у держави зосереджені значні виробничі потужності, а з другого – держава не в змозі забезпечити їх належної експлуатації, для чого необхідно вкладати додаткові ресурси, яких вона не має. Процеси приватизації саме й покликані вирішити ці проблеми. У той же час слід враховувати, що в “перебігу приватизації акціонерна форма організації підприємництва була використана з метою, прямо протилежною тим, заради яких вона створювалася, а саме – “роздачі” (розподілу), а не для концентрації капіталу” [5, с. 154]. Незважаючи на наявність матеріальних благ, що передаються у власність АТ, створеного в процесі приватизації, ними неможливо скористуватися з прибутком без додаткових інвестицій. Залучення ж додаткових коштів мож- ливо різними способами – через приватизацію під інвестиційні зо-

бов’язання, додаткові випуски акцій тощо.

Таким чином, у 90-х роках в Україні було поновлено акціонерний рух, який на сьогодні набув свого інтенсивного розвитку. І як наслідок цього руху – виникнення в результаті приватизації акціонерних товариств із притаманними їм особливостями правового регулювання.

На підставі наведеного можна зробити висновок, що загальними економічними передумовами виникнення АТ є централізація крупного капіталу й обмеження підприємницького ризику щодо вкладених своїх коштів. У процесі відновлення акціонерних товариств в Україні набула значення приватизація, в результаті якої склалися форми участі держави в АТ і поняття управління державними корпоративними правами.

Список літератури: 1. Вологодцев И.К. Особенности развития городов Украины. – К.: Господарство України, 1930. – 206 с. 2. Гладков И.А. Очерки советской экономики. – М.: Госполитиздат, 1956. – 504 с. 3. Ионцев М.Г. Акционерные общества. – М.: Ось-89, 1999. – 143 с. 4. Кашанина Т.В. Хозяйственные товарищества и общества: правовое регулирование внутрифирменной деятельности. – М.: ИНФРА•М – КОДЕКС, 1995. – 543 с. 5. Комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации / М.И. Брагинский, В.В. Витрянский и др. – М.: СПАРК, 1996. – 597 с. 6. Нестеренко О.О. Розвиток промисловості на Україні: Ч. 1: Ремесло і мануфактура. – К.: АН УРСР, 1959. – 496 с. 7. Нестеренко О. Розвиток капіталістичної промисловості і формування пролетаріату на Україні в кінці ХІХ і на початку ХХ ст. – К.: Держполітвидав УРСР, 1952. – 180 с. 8. Відомості Верховної Ради України. – 1991. 9. СЗ СССР. – 1928. – № 48. – Ст. 432. 10. Функ Я.И., Михальченко В.А., Хвалей В.В. Акционерное общество: история и теория (Диалектика свободы). – Минск: Амалфея, 1999. – 607 с.

Р.А. Денисова, канд. юрид. наук

право на научное открытие

В настоящее время вопрос об установлении правовой охраны научных открытий в Украине остается открытым. Законодательно право на открытие закреплено в числе гражданско-правовых институтов (разд. У ГК Украины «Право на открытие»), перечислены научные открытия и в качестве объектов собственности (ст. 41 Закона Украины «О собственности») [2; 1994. – № 20. – Ст. 249], указано на них в Законе Украины «Об авторском праве и смежных правах» (ч. 2 ст.7) [2; 1992. – № 13. – Ст.64], в УК Украины (ст. 137), в Законе Украины «О научной и научно-технической деятельности»

(абз. 10 ст.1) [9], в Законе Украины «Об охране атмосферного воздуха» [2; 1992. – № 50. – Ст. 678]. На сегодняшний день можно охарактеризовать указанные нормы как неработающие, поскольку отсутствуют правовые механизмы реализации рассматриваемого субъективного права, что в немалой степени объясняется отсутствием единого взгляда на природу права на научное открытие.

Согласно устоявшемуся в теории и практике определению научное открытие - это обоснование неизвестных ранее объективно существующих закономерностей, свойств и явлений материального мира, вносящих коренные изменения в уровень познания (ч. 1 п. 10 «Положения об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях» от 21 авг. 1973 г.) [8]. Основными признаками открытия являются мировая новизна, достоверность и фундаментальность. Приведенное выше определение нуждается в уточнениях как с формальной, так и с содержательной точек зрения: во-первых, по буквальному его смыслу коренные изменения в уровень познания вносят сами закономерности, свойства и явления материального мира как таковые, а не их установление, т.е. не собственно научное открытие; во-вторых, понятие «научное открытие» следует рассматривать как комплексное правовое явление: комплекс критериев (новизна, достоверность и фундаментальность) должен соответствовать комплексу объектов (явление, свойство и закономерность), а также комплексу признаков, характеризующих отдельно каждый объект (название, условия, причинно-следственные связи и т.п.). Именно соответствие открытий всем перечисленным комплексам требований выделяет их из понятия «открытие вообще», что и служит основой специальной правовой охраны открытий. В юридической литературе обосновывалось принципиально новое определение научного открытия: «Открытием (комплексным) признается новый, достоверно обоснованный и вносящий коренные изменения в уровень познания завершенный научный результат (научное положение), обеспечивающий прогрессивное развитие новых областей науки и техники» [7]. Предлагаемое определение комплексного открытия помогает отграничить охраноспособные открытия от научных достижений, которые отвечают требованиям лишь части признаков (или отдельным) указанной замкнутой цепочки, специфичной лишь для охраноспособных открытий (комплексных).

Мнения ученых по вопросу о необходимости и способах правового регулирования права на научное открытие различны. Некоторые полагают, что достаточно опубликовать сущность открытия в печати и авторский приоритет будет автоматически закреплен, а о регистрации открытий говорят как о некоем бюрокра-

тическом акте. Если затрагивать лишь вопрос установления авторского приоритета, то, следуя логике концепции охраны авторским правом произведения как единства формы и содержания, закономерно говорить о необязательности установления специальной правовой охраны научных открытий. Однако средства авторского права не обеспечивают ни официального признания приоритета на открытие, ни самого факта наличия открытия. Признание же открытия отдельными лицами или даже группами еще далеко от государственного, основанного на всесторонней тщательной экспертизе. В процедуре публикации в научной печати отсутствует экспертиза по критериям эффективности, а лишь регистрируется полученный результат, который может быть положительным, отрицательным, недостоверным, ошибочным и др. Таким образом, авторское право не в состоянии решить всеобъемлющую государственную задачу оценки и учета научных открытий как высших достижений научной деятельности.

Большинством исследователей разделяется мнение о необходимости правовой охраны научных открытий, но при этом они расходятся во мнении о правовых средствах такой охраны. Так, одними поддерживается идея отнесения научного открытия к объектам права интеллектуальной собственности, т.е. выделение права на научное открытие в самостоятельный гражданско-правовой институт [3, с. 185-189; 5]. Значительное число ученых обоснованно считают, что регулирование имущественных отношений при выявлении открытий выходит за рамки ГК, поскольку научные открытия не поддаются монополизации и на них не может быть установлено исключительное право. При этом предлагается строить правовую охрану научных открытий не на гражданско-правовых началах, а в качестве особого вида правового регулирования с использованием средств, применяемых при охране объектов права интеллектуальной собственности [6, с. 6; 10, с. 8]. Возражения вызывает аргументация вышеприведенной (приемлемой в целом) концепции, а именно указание на то, что «открытия не могут выступать в качестве товара, не могут быть переведены в непосредственую производительную силу, а потому и не должны включаться в число объектов права интеллектуальной собственности» [10, с. 8].

Во-первых, всякое открытие заключается в решении не утилитарной здачи (подобно изобретению), а познавательной. Именно объективный характер научного открытия (а не отсутствие в нем свойств товара) обусловливает неприменимость к нему средств правовой охраны, характерных для объектов права интеллектуальной собственности. Во-вторых, результаты научного труда

в форме открытий довольно часто могут рассматриваться как особый род товара, т.е. могут быть реализованы через рынок, поскольку по приведенному выше определению их необходимым признаком является завершенность.

Потребительские свойства указанных результатов заключаются в том, что выявлены новые свойства, закономерности, явления материального мира, знания о которых пригодны для дальнейшего использования. Специфика потребительской стоимости научных открытий как результатов фундаментальных исследований состоит в том, что она выступает в виде оригинальной, достоверной и обобщенной информации, которая излагается прежде всего в виде формулы открытия. Такая информация не носит материального характера, хотя используется при создании новой техники и технологии. Следовательно, потребительская стоимость научных открытий, представляющих собой результаты творческого труда ученых, выступает в виде возможности удовлетворить новые потребности общества, обеспечить более высокую эффективность общественного производства благодаря снижению его издержек, т.е. обеспечить экономию живого и общественного труда [1, с.17; 4, с.21].

Безусловно, в каждом отдельном случае дистанция причинной связи между научным открытием и его промышленным использованием различна и подчас огромна, во всяком случае она не всегда поддается предвидению и адекватной оценке. Чтобы научный результат мог стать особого рода товаром, необходимо оценить его эффективность. Полная оценка научного результата по основным признакам эффективности (новизне, достоверности и фундаментальности) может быть предусмотрена лишь системой государственной экспертизы, действующей в рамках комплексного правового института охраны научных открытий. При прочих подходах эта оценка либо носит ведомственный характер, либо проводится по ограниченным показателям, часто не имеющим прямого отношения к существу самого результата (например, по количеству опубликованных страниц, а не по научным разработкам, связанным с конкретными результатами, оказывающими существенное влияние на ускорение научно-технического прогресса).

Институт правовой охраны научных открытий должен выполнять прежде всего регулятивные функции, стимулируя фундаментальные исследования и обеспечивая оценку эффективности полученных результатов путем государственной экспертизы на общественно-коллективных началах и охрану личных неимущественных прав авторов (право авторства, приоритет, право на наименование открытия) и имущественных (право на вознаграждение за соверше-

ние открытия в форме материального поощрения). Документом, подтверждающим право на открытие, должен являться диплом на научное открытие, выдаваемый на имя автора и удостоверяющий: признание выявленных закономерностей, свойств и явлений материального мира открытием; приоритет научного открытия; авторство на научное открытие.

При этом явление, свойство или закономерности материального мира могут быть признаны открытием при условии абсолютной мировой новизны на дату приоритета. Приоритет устанавливается либо по дню подачи заявки в регистрирующий орган, либо по одной из трех более ранних дат: а) по официально утвержденной дате первого формирования сущности открытия; б) по дате опубликования в печати; в) по дате доведения иным путем до сведения третьих лиц. Примерами установления приоритета на научное открытие являются даты: публикации статьи; поступления статьи в редакцию; представления статьи в печать; доклада на семинаре; подачи заявки на изобретение; защиты дипломной работы; поступления заявки на открытие в соответствующий государственный орган и др. В связи с тем, что право на открытие не носит исключительного характера, нет необходимости скрывать открытие до подачи на него заявки. Напротив, необходимо в интересах общества и науки в целом как можно скорее сделать открытие известным широкому кругу лиц. Такие публикации не порочат его новизны.

Специальная правовая охрана научных открытий должна строиться с учетом следующих принципов:

1. Система регистрации и охраны научных открытий должна быть открытой и гласной, что означает: а) доступность информации; б) свобода печати (целесообразно учреждение специального научного англоязычного, как международного языка науки, издания); в) возможность оперативной публикации материалов заявок и их гласного обсуждения; г) необходимость в том, чтобы экспертиза предполагаемых научных открытий на всех этапах проводилась с участием авторов. Следует обратить внимание и на правовые аспекты государственной экспертизы научных открытий, прежде всего на защиту авторского права. Эксперт в сфере науки, будучи квалифицированным специалистом в той или иной области, неизбежно оказывается в очень привилегированном положении, имея доступ к еще не опубликованной и очень свежей информации, т.е. злоупотребления здесь не исключены, особенно в условиях анонимности экспертизы. Гарантией от подобных нарушений должно стать соблюдение норм Закона Украины «О научной и научно-технической экспертизе» (ст. 35) [2; 1995. – № 9. – Ст. 56], в которых дается пе-

речень действий, признаваемых правонарушениями в области научной и научно-технической экспертизы и являющихся основаниями для привлечения субъектов экспертизы к дисциплинарной, гражданско-правовой, административной или уголовной ответственности.

2. Организация поддержки заявленного путем регистрации открытия научного направления путем целенаправленного финансирования из различных источников (как государственных, так и негосударственных).

3. Орган, наделенный высшими правомочиями в регистрации научных открытий, должен комплектоваться специалистами высшей квалификации, обязательно имеющими зарегистрированные научные открытия, обладающими высоким авторитетом в научной среде.

4. Срок, в течение которого научное положение может быть заявлено в качестве научного открытия, должен быть достаточно продолжительным (не менее 30 лет). Сокращенные сроки плохо согласуются с необходимостью выявления коренных изменений, вносимых научным положением в уровень познания и всего объема причинно-следственных связей, сопутствующих научному открытию.

5. Неприемлемым представляется правило об обязательном экспериментальном подтверждении научного открытия.

6. Итогом регистрации научных открытий должен стать Государственный реестр научных открытий.

Существенным доводом в пользу возобновления оценки и учета научных открытий путем государственной регистрации является то, что таким образом утверждался бы не только приоритет отдельного лица – автора научного открытия, но и приоритет государства в мировой системе научно-технического прогресса.

Список литературы: 1. Андрощук Г. Правовая охрана научных открытий // Бизнес-информ. - 1997. - № 17. - С. 15-20. 2. Ведомости Верховного Совета Украины. 3. Вишневецкий Л.М., Иванов Б.И., Левин Л.Г. Формула приоритета. Возникновение и развитие авторского и патентного права. - М.: Наука. - 1990. - 206 с. 4. Горячковская Н. Определение института интеллектуальной собственности // Бизнес- информ. - 1998. -№ 6. - С.18-23. 5. Евдокимов В. Нужны ли два кодекса - Гражданский и Хозяйственный // Голос Украины. - 1997. - 10 июля. 6. Підопригора О. Законодавство України про інтелектуальну власність. - Харків: Консум, 1997. - 192 с. 7. Подымов Е.В. Несколько замечаний // Вопр. изобретательства. - 1991. - № 3. - С. 39-40. 8. Положение об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях: Утв. пост. Совета Министров СССР от 21.08.1973 г., № 584 // СП СССР. - № 19. - Ст. 109. 9. Про внесення змін до Закону України «Про основи державної по-

літики у сфері науки та науково-технічної діяльності»: Закон України від 1.12.1998 р. // Офіц. вісн. - 1998. - Ст. 1823. 10. Пушкин А., Шишка Р., Рябоконь И. Предпринимательская деятельность и результаты творческого труда // Бизнес-информ. - 1994. - № 9.- С.7- 9.

П.О. Порошенко, народний депутат України

Правове регулювання корпоративних прав

в Україні

Суспільні потреби громадян безпосередньо пов’язані із соціально-економічними умовами життя і водночас поєднані з обмеженнями індивідуальних свобод та інтересів, що завжди викликало суперечності в правовому регулюванні правовідносин. Держава в особі її законодавчих та виконавчих органів намагається задовольнити інтереси різних прошарків суспільства. Це досягається як економічними, так і правовими засобами, що обумовлює створення ефективного управління, зокрема корпоративними правами. Ще на початку ХХ сторіччя відомий правознавець А.І. Камінка, розглядаючи суспільні та індивідуальні інтереси в світлі акціонерного права, відокремлював майно акціонерної компанії від майна акціонерів, вказуючи на обмежену відповідальність акціонерів за зобов’язаннями акціонерної компанії, а також вирішальну роль волі учасників у створенні акціонерної компанії [4, с. 2, 5, 14].

Отже, ми підійшли до основного питання для з’ясування функцій управління корпоративними правами. Але перед цим слід вказати, що в АТ існують різні суб’єкти – акціонери (великі і дрібні власники акцій), а також працівники. Акціонери – це група інвесторів, які вкладають капітал у діяльність товариства. Вони мають право на одержання дивідендів – частини прибутків, що залишаються після виконання зобов’язань перед кредиторами, постачальниками, службовцями, державою та ін. Мета акціонерів – забезпечити усталеність дивідендів та їх зростання за рахунок високого рівня очікуваного прибутку. Інтереси працівників і акціонерів відрізняється насамперед тим, що перші заінтересовані в зростанні заробітної плати. Капітал АТ або корпорації може утворюватися також за рахунок позичкового капіталу, який корпорації отримують від банків як інвесторів. Банки теж мають право на одержання прибутку. Це виникає з права, зафіксованого в договорі між ними й корпорацією. У процесі управління корпоративними правами керівництво АТ, трапляється, вирішує також спори між акціонерами і кредиторами. Конфлікт інтересів належним чином корпоративним законодавст-

вом не врегульовано.

Крім законодавчих основ питання управління АТ регулюються корпоративними нормативними актами. Однак варто зазначити, що при великій кількості учасників товариства, більшість із яких некомпетентні в підприємницькій діяльності, керівник АТ одержує безконтрольні можливості використання капіталу. Як свідчить практика, у такому разі в АТ може виникнути проблема зловживання з боку керівного персоналу.

Якщо АТ – корпорація, статутний капітал якої поділено на акції, то члени товариства відповідають за збитки в межах вартості своїх акцій [5, с. 46, 47]. В Україні вже цілком зрозумілим для суспільства став процес реорганізації підприємств, заснованих на державній власності, у підприємства з іншими формами власності. Акціонерні товариства виникають внаслідок здійснення державою приватизації, яка провадиться шляхом створення АТ на базі державних підприємств і продажу акцій АТ приватним інвесторам за приватизаційні папери і гроші. І тільки тоді, коли завершиться процес переходу до ринкових відносин, можна вести мову про об’єднання юридичних осіб, тобто стверджувати, що існує активна інтеграційна взаємодія між корпораціями.

При цьому слід зауважити, що соціально-економічні потреби членів товариства і необхідність обмеження їх індивідуальних потреб та інтересів завжди породжували протиріччя. Саме держава в особі її органів покликана задля суспільної рівноправності збалансувати й обмежити, а, можливо, й усунути інтереси різних прошарків суспільства. Не здійснюючи підприємницьку діяльність, держава займається її регулюванням. Роль держави залежить від частки державної власності в сукупному капіталі господарських товариств. Її інтерес полягає в тому, що вона не тільки змушує господарський механізм працювати, а й привласнює через податкову систему і систему належних державі акцій АТ значну частину знову створеної вартості. Законодавча, виконавча й судова гілки держави в особі її уповноважених органів забезпечують стабілізацію економіки в нових умовах ринкових відносин, а це безпосередньо стосується корпоративних прав.

Але які б суб’єкти не залучалися до управління корпоративними правами акціонерних компаній, найвагомішим є участь основної маси акціонерів (утримувачів акцій) у досягненні ефективних результатів господарської діяльності.

Хоча на практиці переважну більшість займають корпорації з “інвесторською культурою”, прогресивнішою вважається інший вид корпорації – з “підприємницькою культурою”, коли управління

поєднується з заінтересованою діяльністю працівників та службовців, які вважають її складником ефективної участі у справах компанії.

Цілком очевидно, що державна монополія не повинна охоплювати всю сферу господарських відносин, але в той же час підприємство вряд чи існуватиме без держави. Які ж засоби використовує держава для забезпечення активної участі АТ у формуванні економіки країни? Державні органи в межах своєї компетенції можуть втручатися в будь-яку комерційну діяльність, слідкуючи за рівновагою прибутків населення і цін. Наприклад, фінансові органи контролюють, щоб рівень зарплати не був нижче встановленого мінімуму. В Україні ще не накопичено достатньо досвіду для підтримки й регулювання підприємства, щоб воно швидкими темпами сприяло добробуту народу. Однак у системі державного апарату вже створені відповідні органи: Комісія з цінних паперів, що регулює механізм фондового ринку, Антимонопольний комітет, а також спеціальний орган – Державний комітет з питань регуляторної політики підприємства. Уже створено певну юридичну основу для підприємницької діяльності, зокрема, такі законодавчі акти, як закони України “Про цінні папери та фондову біржу”, “Про підприємство”, “Про господарські товариства” та ін.

Слід вказати ще на одну важливу функцію. Держава, яка в разі прямої участі в управлінні корпоративними правами виступає інвестором, виділяє для цього інвестиції й дотації. Однак кошти державного бюджету обмежені і тому реальність впливу тут зменшується.

У процесі управління основний обсяг державних функцій зв’язаний із податковими платежами, екологічним та санітарним контролем, пожежним наглядом, контролем за продукцією і медикаментами (шляхом видачі ліцензій на той чи інший вид діяльності), контролем за цінами, антимонопольним контролем. При порушенні встановлених норм здійснення підприємницької діяльності держава має право застосовувати штрафні санкції (штраф, примусова ліквідація підприємства або його розділ).

Отже, з’ясування функцій управління корпоративними правами необхідно поєднувати з юридичною природою корпоративного права, яке визначається як право на одержання дивідендів від акцій або прибутку і яке закріплено в чинному законодавстві [3].

Випускати акції мають право не всі господарські товариства, а лише акціонерні (АТ). Головна різниця між АТ та іншими това-риствами – у порядку формування статутного фонду, а також у стабільності його майнової бази (неможливості вилучення частки акці-

онера із статутного фонду АТ).

Під впливом “великої” приватизації і створення крупного недержавного капіталу відкриті АТ стали необхідним і найбільш прийнятим видом утворення юридичних осіб [6, с. 3]. Саме у відкритому АТ з’являється можливість швидко купити або продати акції. Якщо останні користуються попитом на ринку, АТ може збільшити свій капітал за допомогою організації вторинного ринку акцій для забезпечення їхньої ліквідності, а також одержати емісійний прибуток від продажу своїх акцій вище номіналу.

Із свого боку держава може також придбати акції відкритих АТ через фондові біржі і в позабіржовому порядку шляхом договору купівлі-продажу.

Протягом семи років реформування органами виконавчої влади права власності в Україні не призвело до створення ефективних механізмів корпоративного управління. Причинами, як вважає Г. Гнатенко, є те, що:

а) не існувало єдиного реєстру державних корпоративних прав;

б) політика забезпечення інтересів держави в отриманні дивідендів не була досить обгрунтованою;

в) не враховувалися інтереси регіонів при передачі в управління державних корпоративних прав;

г) суб’єкти підприємницької діяльності недостатньо залучалися до управління державними корпоративними правами як уповноважені особи;

д) була відсутня діюча система контролю за виконанням уповноваженими особами функцій по керуванню з боку органів виконавчої влади [2, с. 113].

Проведений аналіз правового регулювання, управління корпоративними правами дає підстави оцінити важливість прийнятої Кабінетом Міністрів України Постанови по вдосконаленню механізму керування корпоративними правами від (04.11.1998 р. № 1741), якою визначено наступні процесуальні акти:

1. Положення про порядок здійснення органами виконавчої влади управління належними державі акціями, частками, паями товариств та контролю за реалізацією цих функцій.

2. Положення про порядок та умови передачі повноважень з управління державними правами органам виконавчої влади.

3. Положення про порядок призначення уповноважених осіб, здійснення ними управління державними корпоративними правами та контролю за їх діяльністю.

Таким чином, правові засади управління корпоративними

правами в Україні вимагають серйозних досліджень і нових пропозицій щодо врегулювання цієї важливої сфери законодавством України.

Список літератури: 1. Блази Ф., Круз Д. “Новые собственники” АИХ при Правительстве Росийской Федерации.-М.: Дело, 1995. 2. Гнатенко Г. Управление государственными правами //Бизнес.- 1999.- № 35 (346). 3. Декрет Кабінету Міністрів України 31.12.93р., № 24-92. 4. Каминка А.И. Акционерные компании.- СПб, 1902, Т.1 5. Про господарські товариства: Закон України, 1991. 6. Спасибо-Фатеева И. Правовая природа акционерных обществ //Предпринимательство, хозяйство и право.- 1998.- № 12.

Е.Р. Кибенко, канд. юрид. наук

к вопросу о правовом статусе

участников хозяйственного общества

Определить правовой статус участников хозяйственного общества (далее – ХО) невозможно без рассмотрения вопроса о сущности правоотношений, складывающихся между ними и самим обществом как юридическим лицом.

Данный вопрос в отечественной правовой литературе до настоящего времени практически не затрагивался. Длительное время создание юридических лиц было исключительной прерогативой государства. Государственные решения об учреждении различных видов юридических лиц носили в основной своей массе единоличный и публичный характер. Редким исключением были договоры с участием государства о создании смешанных, а затем и совместных предприятий, в которых просматривалась гражданско-правовая природа. О сущности правоотношений между государством-учредителем, выступающим в лице различных государственных органов, и созданными им предприятиями никто не задумывался; это были классические вертикальные отношения, т.е. отношения власти-подчинения.

В настоящее время, когда право на создание различных организаций с правами юридических лиц имеют любые участники гражданских отношений, перед правовой наукой поставлена задача определить, какова юридическая природа а) действий, порождающих возникновение организаций с правами юридических лиц и б) отношений, складывающихся между юридическими лицами и их учредителями (участниками). Рассмотрим данную проблему применительно к таким юридическим лицам как ХО.

Действия участников ХО, направленные на его учреждение, являются односторонней сделкой. В соответствии со ст. 41 ГК Украины сделками признаются действия граждан и организаций, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. В качестве существенных признаков любой сделки наука гражданского права называет: а) существование выраженной вовне воли, волеизъявления, сделки всегда совершаются по воле физических и юридических лиц в отличие от событий, наступление которых не зависит от воли участника общественных отношений; б) направленность сделки на достижение определенного правового результата – установление, изменение или прекращение правоотношений; в) именно гражданским законом (а не уголовным, административным) определяются правовые последствия таких действий, как сделки; г) сделка – это всегда правомерное действие.

Рассмотрим с данных позиций действия учредителей (участников), направленные на создание ХО:

1. Такие субъекты права, как юридические лица, не могут появляться в результате тех или иных событий. Этим они отличаются от физических лиц, людей, рождение которых не зависит от чьей-либо воли (даже, к примеру, при желании родителей или иных лиц иметь ребенка его появление на свет зависит от целого ряда факторов, а потому всегда относится к категории событий). Различные основания возникновения физических и юридических лиц, подтверждают точку зрения о том, что реальными субъектами гражданского права являются лишь лица физические, а юридические лица – это фикции, порожденные правом и субъективной волей участников правоотношений со специальной целью. Для возникновения юридических лиц всегда необходима воля уже существующих участников правоотношений – физических или юридических лиц. Их воля, направленная на возникновение нового субъекта права – юридического лица в форме ХО, всегда выражена в письменном виде: в учредительном договоре – для общества с ограниченной и дополнительной ответственностью, полного и коммандитного обществ; учредительном договоре и решении учредительного собрания, оформленного протоколом, – в отношении акционерного общества. Внешним выражением воли участников, направленной на возникновение ХО, является и их обращение в государственные органы с целью его регистрации. Факт государственной регистрации наделяет уже возникшее общество правами юридического лица.

2. Воля учредителей направлена на создание нового субъекта гражданского права – ХО. Таким образом, правовой результат

деятельности его учредителей (участников) состоит не только в возникновении целого комплекса различных гражданских правоотношений, но и в проявлении нового участника таких отношений – созданного ими ХО. Гражданско-правовую природу подобного результата трудно отрицать.

3. Право на учреждение предпринимательских юридических лиц, включая ХО, вытекает из содержания целого ряда законов Украины: «О предпринимательстве» от 26.02.1991 г., «О предприятиях в Украине» от 27.03.1991 г., «О хозяйственных обществах» от 19.09.1991 г. [1; № 14. – Ст. 168; № 24. – Ст. 272; № 49. – Ст. 682]. Основания и порядок возникновения таких юридических лиц предусмотрены в этих же нормативных актах. В будущем данные отношения будут регламентированы также и ГК Украины.

4. Учреждение хозяйственных обществ и наделение их имуществом – правомерное действие. Уголовные преступлением является лишь фиктивное предпринимательство, т.е. создание или приобретение субъектов предпринимательской деятельности (юридических лиц) без намерения осуществлять предпринимательскую деятельность, причинившее материальный ущерб государству, банку, кредитному учреждению, другим юридическим лицам или гражданам (ст. 184⁴ УК Украины).

Таким образом, действия, направленные на учреждение юридических лиц, носят черты гражданско-правовой сделки. Определив последнюю как одностороннюю, мы в то же время отмечаем, что закрепляется она в таких документах, как учредительный договор или решение учредительного собрания, оформленные протоколом. Названные документы выполняют в данном случае двойную функцию. Они фиксируют условия: а) договора между учредителями (участниками), в которых определяются порядок их совместной деятельности, направленной на создание и обеспечение деятельности ХО; б) а также односторонней сделки между учредителями (участниками), с одной стороны (здесь мы имеем дело со множественностью лиц в обязательстве), и создаваемым ими обществом – с другой. Поскольку общество до момента государственной регистрации не обладает правами юридического лица, данную сделку можно рассматривать как сделку с отлагательным условием: она вступает в силу в случае осуществления государственной регистрации созданного общества.

Можно ли заключить одностороннюю сделку с еще не существующим участником правоотношений, если существует определенная уверенность в том, что такой субъект в течение определенного времени возникает? Нормы ГК Украины о наследовании

позволяют положительно ответить на данный вопрос. Так, ст. 527 к числу наследников относит детей умершего, зачатых при его жизни и рожденных после его смерти. Исходя из содержания данной нормы, надо понимать, что к моменту составления завещания в круг наследников может включаться еще не существующий субъект гражданских отношений – не родившийся, но уже зачатый ребенок.

Отношения участия в ХО могут возникнуть и после его государственной регистрации: а) в результате перемены лиц в обязательстве (уступки корпоративных прав, их перехода по наследству или в результате правоприеемства), которая совершается с согласия самого ХО (в акционерном обществе такое согласие не нужно); б) в случае вступления в общество новых участников – в данном случае имеет место и договор с обществом (который оформляется двумя документами: заявлением лица о вступлении в общество и решением общества о принятии нового участника), и договор с участниками (путем внесения изменений в уже существующий учредительный договор или изложения его в новой редакции). В акционерном обществе договор с участниками не заключается.

Основным обязательством, возникающим между обществом и его участниками на основании односторонней сделки или договора между ними, является инвестиционное обязательство, сторонами которого выступают участник ХО и само общество.

Понятие инвестиционной сделки (договора) является новым для отечественного права, хотя широко известно за рубежом. В инвестиционном обязательстве одна сторона (инвестор) обязуется передать другой (получателю инвестиций) в собственность или пользование определенное имущество, включая денежные средства, ценные бумаги, права интеллектуальной собственности и иные имущественные права, а получатель инвестиций обязуется выплачивать инвестору предусмотренную условиями сделки (договора) долю полученной им прибыли.

Применительно к ХО это означает, что участник инвестирует деятельность общества, взамен приобретая право на участие в распределении прибыли, полученной этим обществом, а также иные имущественные и личные неимущественные права, в совокупности, именуемые корпоративными [2, с. 115, 116, 159-163]. Инвестиционные обязательства характерны для ХО любой организационно-правовой формы. Они связывают общество и его участников независимо от того, когда последние вступили в общество – на момент его учреждения или впоследствии.

Следует учитывать, что по общему правилу участник ХО осуществляет инвестирование не самостоятельно, а наряду с иными

учредителями. По существу, речь может идти о совместном инвестировании деятельности общества. Условия такого совместного инвестирования определяются учредительным договором между участниками ХО. Таким образом, последние, с одной стороны, связаны инвестиционным обязательством с самим ХО, а с другой – условиями договора о совместной деятельности, заключенного с иными участниками. Это и предопределяет корпоративный характер складывающихся отношений, которые как бы накладываются друг на друга, образуя сложную систему взаимосвязей между отдельным участником их совокупностью и самим ХО.

Имеют ли участники ХО статус предпринимателей? Долгое время этот вопрос оставался открытым. Впервые разъяснение по данному поводу прозвучало в постановлении Пленума Верховного Суда Украины от 25.05.1998 г. № 13 «О практике рассмотрения судами дел о коррупционных деяниях и иных правонарушениях, связанных с коррупцией» [3]. Верховный Суд пояснил «непосредственное участие ... лица как учредителя в создании предприятий надлежит рассматривать как предпринимательскую деятельность, поскольку в соответствии со ст. 8 Закона «О предпринимательстве» учредитель с момента регистрации предприятия приобретает статус предпринимателя». Там же отмечалось, что только деятельность рядовых акционеров по вложению средств в акционерные общества, держанию акций и получению дивидендов не является предпринимательской (п. 12 Постановления). Позиция Верховного Суда Украины представляется ошибочной. Изменения, внесенные в ст. 1 Закона Украины «О предпринимательстве» 22.02.2000 г. позволяют однозначно разрешить вопрос о статусе участников хозяйственных обществ. В ч. 2 ст. 1 данного Закона теперь прямо закрепляется, что создание (учреждение) субъекта предпринимательской деятельности – юридического лица, а также владение корпоративными правами, не является предпринимательской деятельностью, за исключением случаев предусмотренных законодательством.

Анализ норм Закона «О хозяйственных обществах» показывает, что только в двух видах ХО – полном и коммандитном речь идет об обязательном осуществлении их участниками (всеми или некоторыми из них) предпринимательской деятельности. Однако следует иметь в виду, что такая деятельность осуществляется от имени общества, за счет его имущества и под ответственность прежде всего самого общества. Участники в данном случае просто представляют общество в отношениях с третьими лицами, а не являются самостоятельно действующими предпринимателями. В остальных ХО они могут вообще не принимать участия в непосредственном осуществлении предпринимательской деятельности. Не обя

зательным в большинстве случаев является даже их участие в управлении обществом.

Таким образом, само по себе участие в ХО не наделяет лицо статусом субъекта предпринимательской деятельности. Участники инвестируют предпринимательскую деятельность общества, получая за это часть его прибыли. Такие доходы имеют пассивный характер, а деятельность хотя и направлена на получение прибыли (дохода), но не является предпринимательской. Даже если участник занимается непосредственной предпринимательской деятельностью в обществе, то действует он при этом как представитель общества, а не самостоятельный предприниматель. Эта позиция должна учитываться государственными органами при рассмотрении различных вопросов, связанных с участием лиц в хозяйственных обществах.

Список литературы: 1. Ведомости Верховного Совета УССР. – 1991. 2. Кибенко Е.Р. Корпоративное право: Учеб. пособие. – Харьков: Эспада, 1999. – 480 с. 3. Про практику розгляду справ про корупційні діяння та інші правопорушення, пов’язані з корупцією: Постанова Пленуму Верхов. Суду України від 25.05.1998 р. № 13 // Вісн. Верхов. Суду України. – 1998. - № 3. – С. 18-21.

И.В. Жилинкова, канд. юрид. наук

Имущественные отношения членов семьи

как объект правового регулирования

Право регулирует различного рода отношения, складывающиеся между членами семьи. Прежде всего это касается отношений имущественного характера, которые по сравнению с личными отношениями в значительно большей степени приемлют правовое воздействие. Составляющие объект правового регулирования имущественные отношения членов семьи многообразны. В литературе приведены различные их классификации. Так, Ш.Д. Чиквашвили выделяет четыре вида такого рода отношений: а) отношения по поводу вещей; б) взаимного материального содержания; в) владения, пользования и распоряжения жилым помещением; г) наследования имущества, оставшегося после смерти одного из членов семьи [18, с.11]. Р.П. Мананкова рассматривает три блока имущественных прав членов семьи, которым соответствуют определенные виды имущественных правоотношений: а) блок прав по предоставлению содержания; б) блок права собственности; в) блок жилищных прав [8, с.62-64]. Применительно к супругам Г.К. Матвеев объединяет их в три группы: а) правоотношения, складывающиеся в результате вступления в различного рода обязательства; б) имущественные связи относительно вещей и других ценностей; в) имущественные обязательства по

взаимному содержанию [9, с.114,115]. Пожалуй, наиболее общей является классификация, в соответствии с которой эти правоотношения сведены в две основные группы – правоотношения, касающиеся имущества (вещные) и правоотношения по поводу взаимного содержания (обязательственные)[16, с.97, 175,176; 14, с.71].

Как видим, особенных противоречий между приведенными классификациями не существует. Они отличаются лишь большей или меньшей степенью детализации. Представляется, что современная классификация имущественных отношений членов семьи должна строиться с учетом двух моментов, определяющих развитие этих отношений сегодня. К ним относятся: расширение сферы договорной инициативы членов семьи и более широкий подход к определению вещных отношений.

Первый момент характеризуется тем, что в данное время договор приобретает важное значение в процессе формирования имущественных отношений членов семьи. Договорный режим имущества может быть установлен по желанию супругов – членов крестьянского (фермерского) хозяйства, членов семьи, объединившихся для совместного труда, а в ряде случаев - родителей и детей. Все это служит основанием для рассмотрения договорных отношений в качестве самостоятельного вида имущественных отношений.

Второй момент связан с тем, что в современном праве имущественные отношения членов семьи не замыкаются только отношениями собственности, а рассматриваются в более широком контексте. В цивилистику вновь вернулось понятие «вещные отношения», включающее помимо отношений собственности широкий спектр иных имущественных отношений. С учетом этого могут быть выделены два вида имущественных отношений: а) вещные отношения (в первую очередь, отношения собственности и отношения членов семьи по совместному владению и пользованию раздельным имуществом) и б) обязательственные отношения (договорные отношения членов семьи и отношения по взаимному содержанию – алиментированию).

В правовой литературе особенностям отношений с участием членов семьи уделено значительное внимание [2, с.15-18; 6, с.53; 9, с.34-37; 14, с.12; 15, с.16,17; 13, с.13,14; 17, с.15,16]. В имущественном аспекте основное значение имеет то, что семейные отношения, как правило, являются длящимися, им присущ особый лично-доверительный характер и при этом отсутствуют эквивалентно-возмездные начала.

Семейные отношения в целом и имущественные, в частности, имеют длящийся характер. В семейно-правовой литературе этот момент лишь констатируется без дальнейших пояснений [12, с.9]. Однако он во многом предопределяет саму природу таких отношений, особенности их правового регулирования. Так как семейные правоотношения существу

ют, как правило, длительное время, их развитие осуществляется своеобразно. При сохранении правоотношения в целом (например супружеского) оно претерпевает различные изменения: одни юридически значимые факты возникают, другие прекращаются, происходят изменения в объектах права собственности членов семьи, объеме субъективных прав и обязанностей, в объектах правовой защиты и т.д. Это свидетельствует, что семейные отношения характеризуются сложной структурой, широким объемом прав и обязанностей сторон, разнообразием фактов, влекущих юридические последствия.

В теории права отношения, обладающие такого рода свойствами, называются комплексными, главной отличительной чертой которых является их длящийся стабильный характер [11, с.277,278]. В результате развития такого рода правоотношений во времени, по мере накопления юридических фактов их структура меняется, перестраивается, права и обязанности участников сменяют друг друга, видоизменяются и дополняются новыми, в связи с чем их можно характеризовать как правоотношения со сложной динамической структурой [1, с.137]. Таким образом, отмеченный в семейно-правовой литературе длящийся характер семейных правоотношений, является лишь одной из внешних его черт, а в более глубоком смысле они должны характеризоваться как сложные, комплексные с динамической структурой. Интересно отметить, что комплексный характер семейных правоотношений был освещен в работах по общей теории, а не по семейному праву [11, с.277].

Исследование построения имущественных правоотношений членов семьи «изнутри» как сложных, комплексных систем позволяет обнаружить отдельные структурные линии или составляющие этих отношений. Как справедливо заметил Г.К. Матвеев, их сложность не означает, что «их нельзя «распутать» и четко отграничить одни отношения от других» [9, с.39,40]. Иными словами, каждое комплексное правоотношение может быть «разложено» на те простые общерегулятивные связи, из которых оно состоит.

Рассмотрение последних в данном случае имеет значение потому, что позволяет лучше понять природу комплексных правоотношений как результата правового воздействия. Однако анализ такого рода составляющих, включенных в такое правоотношение, должен производиться с учетом того, что его «нельзя рассматривать как простую «сумму» единичных правоотношений. Оно обладает относительной независимостью от составляющих его единиц, имеет свои основания возникновения, изменения и прекращения» [11, с.278].

Если комплексный характер семейных правоотношений не был отмечен в семейно-правовой литературе, то другие их черты получили достаточно полное освещение. В первую очередь, это относится к лично-

доверительному признаку этих отношений [6, с.53; 10, с.21]. В зарубежном праве семья рассматривается как сфера индивидуальной автономии, в которой личность реализует себя путем включения в наиболее близкие, «интимные» отношения с другими членами семьи [19, p.34,35]. Значение названного признака настолько существенно, что он влияет также и на характер имущественных отношений, которые строятся с учетом этого важнейшего фактора. Именно лично-доверительной основой отношений можно объяснить закрепленное в законе право каждого из супругов самостоятельно совершать сделки с общим имуществом, влекущие правовые последствия для обеих сторон (за исключением сделок, требующих нотариального удостоверения), или, например, право родителей осуществлять различного рода действия по управлению имуществом несовершеннолетних детей.

Такого же рода отношения складываются и между членами крестьянского (фермерского) хозяйства в отношении общего имущества, другими членами семьи, установившими режим общей собственности на имущество по своему соглашению. Поэтому трудно согласиться с М.В. Антокольской, что «семейное право почти никогда не придает лично-доверительному элементу юридического значения» [2, с.17]. Сами конструкции правовых норм и, в первую очередь семейно-правовых, строятся с учетом особых отношений, основанных на доверии участников имущественных отношений в семье. Другое дело, что их лично-доверительный характер присущ не только семейно-правовым связям. Он характерен и для ряда гражданско-правовых отношений - трастовых, а также, вытекающих из договора поручения [2, с.17,18] и частично для общей долевой собственности. Однако это не меняет того факта, что имущественные отношения в семье испытывают сильное влияние доверительной сущности отношений их участников, что не может не учитываться законодателем.

Вышеизложенное, однако, не означает недооценки самостоятельного значения рассматриваемых отношений. Можно отметить, что в течение длительного времени в семейно-правовой науке существовал явно выраженный «уклон» в противоположную сторону, когда считалось, что доминирующее положение в семье играют лично-правовые связи [4, с.112; 5, с.27]. Имущественным отношениям отводилась второстепенная роль, их обратное влияние на состояние личных внутрисемейных связей практически игнорировалось. В первую очередь, это было вызвано необходимостью теоретического обоснования отличий, существующих между основанной на чувстве любви и взаимного уважения советской семьей и семьей буржуазной, построенной на корыстном интересе ее членов.

В последнее время взгляд на место и роль имущественных от-

ношений в системе регулируемых правом семейных отношений, постепенно начинает меняться. Это объясняется прежде всего социально-экономическими изменениями в стране, значительным расширением объектов права частной собственности, возникновением новых разнообразных видов имущественных связей граждан. Во многом меняется сама природа имущественных отношений и в семье, в которых лично-доверительный характер связи субъектов нередко отходит на второй план, что влечет сближение отношений, регулируемых семейным правом, с отношениями гражданско-правовыми. Свое внешнее проявление данный процесс нашел в том, что ряд норм, которые традиционно «прописывались» в актах брачно-семейного законодательства, оказались включенными в гражданское законодательство [7, с.14].

Изменения, происходящие в структуре имущественных отношений в семье, вызвали необходимость перестройки механизма их правового регулирования, создания новых или изменения существующих комплексов правовых средств, обеспечивающих правовое воздействие на поведение членов семьи в имущественной сфере. Конечно, процесс регулирования данных отношений в новых экономических условиях существенно отличается от действовавшего в течение десятилетий и достаточно отработанного правового механизма, что вызывает сегодня острые проблемы в практике применения существующего законодательства. Это с неизбежностью ставит задачу поиска адекватных средств правового регулирования имущественных отношений в семье, который должен быть продолжен в плане более глубокого познания природы самих этих отношений. Представляется, что исходным пунктом в такого рода поиске должно быть понимание семейных правоотношений как отношений со сложной динамической структурой, органично включающей взаимосвязанные личные и имущественные отношения членов семьи.

Весьма распространенным в праве является мнение, что семейные отношения не имеют эквивалентно-возмездного характера, являясь безвозмездными по своей природе. Конечно, говорить об эквивалентности как черте, присущей имущественным отношениям членов семьи, вряд ли приходится, если ее понимать как равную сумму предоставления, даваемую одной стороной другой в процессе обмена. Как справедливо отмечалось в литературе, такого рода отношения нетипичны и для гражданского права. Например, М.И. Бару отмечал, что эквивалентность и возмездность – нетождественные понятия, поэтому по желанию сторон вполне возможно отклонение от эквивалентности при сохранении возмездного характера отношений [3, с.37,38]. Под возмездностью в гражданском праве понимается отношение, по которому «имущественное предъявление одной стороны обусловливает встречное имущественное предоставление от другой стороны» [7, с.441]. При этом предполагается

взаимная оценка участниками отношений количества и качества труда, воплощенного в том материальном благе, по поводу которого эти отношения складываются [7, с.7].

Что же касается семейных отношений, то, по мнению С.Н. Братуся, они «по общему правилу, не являются возмездными, тем более эквивалентными». Таким образом, и этот цивилист различает понятия эквивалентность и возмездность. Но если первое, по мнению автора, исключается применительно к отношениям в семье, то второе является для них нетипичной лишь «по общему правилу» [4, с.110]. Конечно, семейные отношения могут быть возмездными, хотя сама возмездность здесь может иметь достаточно широкий диапазон. Такого типа отношения возникают между членами семьи при совершении ими (в том числе и между собой) различного рода сделок гражданско-правового характера или в связи с заключением будущими супругами брачного контракта, в котором может быть прямо предусмотрено взаимное имущественное предоставление сторон.

Наметившееся в последнее время в связи с изменением законодательства расширение сферы имущественных, в том числе и возмездных отношений в семье не должно рассматриваться как изменение самой сущности семьи, уменьшение значения эмоциональных, нравственных, личностных связей участников семейного союза. Как известно, широкий круг личных внутрисемейных связей (в отличие от имущественных) не является предметом права. Поэтому изменение правового регулирования имущественных отношений в семье не означает автоматического сужения круга личных отношений и уменьшения их значения в семейной жизни. Сегодня, как и ранее, эти отношения просто находятся вне правового поля. Право должно гибко реагировать на складывающиеся в обществе социально-экономические процессы, учитывать новые тенденции, которые в них возникают. Увеличение состава и стоимости объектов права частной собственности граждан с неизбежностью вызывает развитие новых видов имущественных отношений в семье, в том числе и, строящихся на возмездных началах. В связи с этим должны формироваться и новые виды правовых режимов имущества членов семьи, включающие правовые средства, призванные регулировать внутрисемейные отношения на принципах возмездности.

Список литературы: 1. Алексеев С.С. Общая теория права. - В 2-х т. - Т.ІІ. – М.: Юрид. лит., 1982. – 360 с. 2. Антокольская М.В. Семейное право: Учебник. – М.: Юристъ, 1996. – 366 с. 3. Бару М.И. Понятие и содержание возмездности и безвозмездности в советском гражданском праве // Учен. зап. Харьк. юрид. ин-та. - 1959. - Вып. 13. - С.36-42. 4. Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. - М.: Госюриздат, 1963. – 197 с. 5. Братусь С.Н. Отрасль советского права: Понятие, предмет, метод // Сов. государствово и право. - 1979. - №11. - С.22-30. 6. Ворожейкин Е.М. Семейные правоотношения в

СССР. - М.: Юрид. лит., 1972. – 336 с. 7. Гражданское право. Часть 1: Учебник /Под. ред. Ю.К. Толстого, А.П.Сергеева. – М.: Изд-во ТЕИС, 1996. – 552 с. 8. Мананкова Р.П. Правовой статус членов семьи по советскому законодательству. – Томск: Изд-во Томск. ун-та, 1991. – 230 с. 9. Матвеев Г.К. Советское семейное право: Учебник. - М.: Юрид. лит., 1985. – 208 с.; 10. Нечаева А.М. Основные направления развития семейного права // Семейное право России: проблемы развития: Сб. обзоров и статей. - М.: ИНИОН РАН, 1996. - С.10-30. 11. Проблемы теории государства и права: Учебник /Под ред. С.С. Алексеева. – М.: Юрид. лит., 1987. – 448 с. 12. Пчелинцева Л.М. Семейное право России: Учебник для вузов. – М.: НОРМА-ИНФРА^.М, 1999. – 672 с. 13. Рясенцев В.А. Семейное право. - М.: Юрид. лит., 1971. – 293 с. 14. Семейное право /Под ред. Беспаловой А.И., Ихсанова У.К. - Алма-Ата: Мектеп, 1984. – 93 с. 15. Советское семейное право /Под ред. В.Ф. Маслова, А.А.Пушкина. - К.: Вища шк., 1982. – 223 с. 16. Советское семейное право: Учебник / Под ред. В.А. Рясенцева. – М.: Юрид. лит., 1982. – 256 с. 17. Советское семейное право /Под ред. В.Ф. Чигира. – Минск: Изд-во Университетское, 1989. – 240 с. 18. Чиквашвили Ш.Д. Имущественные отношения в семье. - М.: Юрид. лит., 1976.- 200 с. 19. Milton C.R. Family Law and the Pursuit of Intimacy. New York and London: New York University Press, 1993. – 275 р.

В.Л. Яроцкий, канд. юрид. наук

Проблема разграничения ценных

и «легитимационных» бумаг

В гражданском обороте Украины кроме ценных бумаг могут функционировать так называемые «легитимационные» (т.е. удостоверительные) бумаги и знаки. Последнее словосочетание терминологически является производным от понятия «легитимация», что означает удостоверение (признание или подтверждение) законности какого-либо права, полномочия [3, с. 281].

Впервые оно было введено в правовую лексику проф. М.М. Агарковым [1, с.10,11,86]. В данном случае речь идет о бумагах и знаках, которые, имея определенное сходство с ценными бумагами по форме, а иногда и по содержанию, также предоставляют их держателям определенные права. К легитимационным бумагам ученый относил билеты на посещение различных зрелищных мероприятий, почтовые марки, страховые полисы, выдаваемые ломбардами залоговые квитанции, а к знакам – жетоны, выдаваемые клиен-там банка для получения денег в кассе, гардеробные номерки и т.п.

Необходимо отметить, что в литературе ранее был высказан иной взгляд на природу правовых инструментов, о которых идет речь. Так, известный русский ученый-цивилист проф. Н.О. Нерсесов в монографии, посвященной ценным бумагам на предъявителя, не разграничивал бумаги на ценные и легитимационные. В качестве ценных бумаг он рассматривал билеты «на проезд по сухопутным или водным сообщениям», «дающие право на вход в известные помещения, например, в общественные сады, музеи и т.п.; или же для

присутствия на публичных представлениях, например, в театрах, концертах, цирках и т.п.», «страховые полисы», «лотерейные билеты» [2, с. 108-110] и другие бумаги, которые М.М. Агарков предложил считать легитимационными. При этом уже тогда Н.О. Нерсесов выделял большую часть этих бумаг в отдельную группу, говоря о том, что «нельзя допускать амортизацию1 безыменных марок и билетов ежедневного оборота (к ним относятся обеденные марки, театральные билеты и т.п.), потому что они не могут по характеру преследуемой цели выносить продолжительный процесс амортизации и издержек, связанных с ним, далеко превышающих стоимость самих билетов» [2, с. 170].

Следует отметить, что современному гражданскому обороту Украины известно множество разнообразных правовых инструментов, удостоверяющих соответствующие права и предоставляющих их владельцам при их предъявлении право требования от обязанного лица исполнения обязанностей, выраженных в легитимационной бумаге, знаке, карте, жетоне, фишке и т.п. Содержание права, выраженного в этих бумагах и знаках, может быть различным. Вещное (и вместе с тем обязательственное) содержание, т.е. право требовать получения соответствующих вещей или товаров, имеют, например, багажные квитанции, гардеробные номерки, выдаваемые в магазинах в удостоверение оплаты товара кассовые чеки и т.п. Денежное содержание, состоящее в удостоверении права на получение соответствующей денежной суммы, имеют фишки в казино, банковские кредитные карты и т.п.. Право проезда в городском наземном транспорте удостоверяют трамвайные, троллейбусные и автобусные билеты; в метрополитене — абонементные карты и полимерные жетоны. Отдельную категорию представляют собой билеты на проезд железнодорожным, морским, речным и воздушным транспортом, о которых речь пойдет ниже. Право посещения различных культурно-массовых мероприятий предоставляют билеты в кино, театр, цирк, на выступления артистов эстрады; на телефонные переговоры — различные телефонные карты. Технический прогресс и потребности гражданского оборота может расширять количество легитимационных бумаг и знаков до бесконечности. Несмотря на то, что большинство указанных бумаг и знаков оплачивается деньгами и порой может иметь значительную стоимость, правовое регулирование отношений, связанных с выдачей многих из них действующим законодательством Украины не осуществляется. Поэтому все вопросы выдачи, использования, защиты от подделки и т.п. всецело зависят от воли участвующих в данных правоотношениях субъектов. Исключение составляют бланки документов строгой отчетности, правила изготовления ценных бумаг и документов строгой отчетности утвержденные приказами Председателя Службы безопасности (№ 118 от 15.11.1993 г.), Министра внутренних дел (№ 740 от 24.11.1993 г.) и Министра Финансов Украины (№ 98 от 25.11.1993 г.).

Согласно п. 1.2.3. указанных Правил к документам строгой отчетности относятся легитимационные бумаги, которые в этом нормативном акте сгруппированы по их функциональному назначению.

Первую группу составляют документы, выполняющие удостоверительную функцию. К примеру, личность и иную информацию, имеющую правовое значение (гражданство, факт и дату рождения, семейное положение, отношение к воинской обязанности, местожительство и т.п.) удостоверяет паспорт; личность и вместе с тем принадлежность к определенной социальной группе — соответствующие удостоверения (служебные, военные, ветеранов, инвалидов, пенсионные книжки и листки); право на управление транспортным средством данной категории и обладание необходимым для этого профессиональными навыками — водительские удостоверения; уровень образования или факт присвоения звания (заслуженный артист, учитель и т.п.) — соответствующие дипломы. Представляется, что рассмотренная группа документов не может быть отнесена к категории легитимационных бумаг, так как эти документы выполняют только удостоверительную функцию и не предоставляют каких-либо конкретных правомочий.

Вторую группу документов строгой отчетности составляют проездные документы. К ним относятся билеты, удостоверяющие право проезда железнодорожным, морским, речным и воздушным транспортом, воинские проездные документы, а также документы на перевозку грузов.

Третья группа объединяет знаки почтовой оплаты (почтовые марки, конверты и листовки — почтовые карточки с марками), функциональным назначением которых является удостоверение оплаты почтовых услуг. Легальное наименование знаков они получили, как представляется, в связи с тем, что либо выделяются в виде знакового обозначения в соответствующем углу почтового конверта или карточки, либо наклеиваются в виде марки, если упомянутое

обозначение не выполнено типографским способом.

В отдельную группу в рассматриваемых Правилах выделены документы, обслуживающие денежное обращение: сберегательные, чековые и депозитные книжки; денежные имущественные и расчетные чеки; бланки финансирования и страхования; аккредитивы; налоговые (например, акцизные) или таможенные марки; бланки доверенностей на получение денежных средств, пенсий, имущества; сертификаты качества; сертификаты на право ввоза; лицензии. Как представляется, Правила, определяя круг действия данной группы легитимационных бумаг только денежным обращением, несколько сужают сферу их применения, так как некоторые из них обслуживают и товарный оборот.

Документами строгой отчетности указанные Правила признают также бланки билетов тиражных и мгновенных лотерей (лотерей-аллегри). Проблема разграничения ценных и легитимационных бумаг и знаков имеет теоретическое и практическое значение. Определение правового режима тех или иных правовых инструментов позволяет определить их правовую природу, сферу применения и законодательство, на основании которого осуществляется правовое регулирование их оборота.

Действующее законодательство Украины определяет круг правовых инструментов, являющихся ценными бумагами. В соответствии со ст. 3 Закона Украины «О ценных бумагах и фондовой бирже» ценными бумагами являются акции, облигации внутренних государственных и местных займов, облигации предприятий, казначейские обязательства государства, сберегательные сертификаты, векселя и приватизационные бумаги. Кроме того, по законодательству Украины ценными бумагами являются также коносаменты и фондовые деривативы.

Основное отличие ценных бумаг от легитимационных согласно доводам, приводимым М.М. Агарковым, состоит в том, что «предъявление легитимационных бумаг и знаков не является необходимым условием для осуществления соответствующего права. Предъявление легитимационной бумаги или знака не управомочивает требовать исполнения, но должник управомочен исполнить свою обязанность предъявителю. Исполнив обязательство предъявителю, должник освобождает себя от обязанности и не несет ответственности перед действительным субъектом права, если предъявитель таковым не был. Таким образом, эти бумаги и знаки, также, как и ценные бумаги, имеют легитимационное значение в интересах должника, но, в отличие от них, не имеют легитимационного значения в интересах держателя» [1, с. 10, 11].

Принимая предложенную М.М. Агарковым идею разделе-ния всей совокупности правовых инструментов, предъявление которых дает право осуществлять выраженные в них требования, на ценные и легитимационные бумаги, отметим, что приведенная выше аргументация относительно последних представляется не совсем убедительной. Трудно, к примеру, согласиться с тем, что предъявление любого из множества разновидностей билетов на посещение зрелищных мероприятий или лотерейного билета, на который пал выиграш, «не управомочивает требовать исполнения», «но должник управомочен исполнять свою обязанность предъявителю». Неприемлемой, на наш взгляд, является и сама формулировка — «управомочен исполнить свою обязанность». Если это обязанность, то обязанное лицо не может быть управомочено ее исполнить, оно обязано ее исполнять, а управомоченное лицо, соответственно, имеет право требовать этого исполнения. Трудно также согласиться и с тем, что легитимационные бумаги и знаки не имеют легитимационного значения в интересах держателя.

Легитимационное значение анализируемых правовых инструментов состоит в следующем. С одной стороны, они дают возможность их держателю доказать законность своего притязания на осуществление того права, в удостоверение которого выданы, а с другой, если они выдавались на возмездных началах, при неосуществимости удостоверенного легитимационной бумагой права, — держатель может предъявить их с требованием возврата соответствующей денежной суммы. В этом случае терминологически уместно говорить о неосуществимости соответствующего права, а не о невозможности исполнения обязательства лицом, имеющим корреспондирующую этому праву обязанность. Это обусловлено тем, что не все права, выраженные в легитимационных бумагах, имеют обязательственный характер.

Невозможность исполнения, как один из способов прекращения обязательства, всегда обусловлена внешними по отношению к его участникам обстоятельствами, имеющими объективный, т.е. независимый от их воли характер. Неосуществимость права, в удостоверение которого выдана легитимационная бумага, может быть вызвана как субъективными, так и объективными обстоятельствами. В частности, неосуществимость права, удостоверенного легитимационной бумагой, может быть вызвана собственными действиями управомоченного лица. Например, пассажир, опоздавший на поезд (самолет, теплоход и т.п.), на который у него куплен билет, не сможет по своей же вине осуществить свое право. Те же последствия наступят и при утрате легитимационной бумаги, так как процедура,

100

аналогичная восстановлению прав на утраченные ценные бумаги на предъявителя, для них законодательством не предусмотрена.

Рассмотрим вкратце отличие легитимационных бумаг от ценных, что позволит, с одной стороны, глубже уяснить их природу, с другой — четко очертить их круг. Во-первых, главное отличие легитимационных бумаг от ценных, как представляется, заключается в том, что первые не предназначены для оборота (в частности, для хозяйственного, как большинство ценных бумаг), а выполняют иные, присущие соответствующей категории функции. Им не характерно такое свойство ценных бумаг, как оборотоспособность. Во-вторых, права, выраженные в ценных бумагах, всегда носят имущественный характер. Права, удостоверяемые легитимационными бумагами и знаками, могут быть как имущественными, так и неимущественными. В-третьих, легитимационные бумаги могут обладать некоторыми признаками, характерными для ценных бумаг, но никогда не обладают всеми ими в совокупности. Помимо этих общих отличий, каждая из категорий легитимационных бумаг (на которые их можно разделить для удобства рассмотрения) обладает своими особенностями, которые не позволяют относить эти бумаги к ценным. Проиллюстрируем это конкретными фактами

Одну из категорий легитимационных бумаг составляют билеты, дающие право на посещение музеев, выставок, концертов, театров, цирка и иных подобных мероприятий. Объективное сходство их с ценными бумагами заключается в том, что они также по предъявлении предоставляют право требовать исполнения выраженного в них правомочия. При предъявлении легитимационной бумаги основная их функция заключается в удостоверении факта оплаты права посещения зрелищного мероприятия. Тот короткий отрезок времени, в течение которого приобретенный билет находится у владельца, никак не свидетельствует о том, что бумага выпущена в оборот. Помимо этого, анализируемые бумаги отличаются от ценных своими реквизитами. Они не содержат, как правило, имени управомоченного лица, на них отсутствует подпись обязанного лица и выполнены они на обыкновенной бумаге, не имеющей ни одной из использующихся при изготовлении ценных бумаг степеней защиты от подделки.

К ценным бумагам не относятся и талоны, приглашения, купоны и иные подобные бумаги, дающие право на приобретение определенных товаров. Хотя предъявление их и является одним из условий при приобретении обозначенных в них товаров, сами по себе они не предоставляют их держателю права требования их передачи. Право требования по этим бумагам зависит еще и от факта

101

оплаты указанного в них товара.

Наиболее сходными с ценными бумагами являются лоте-рейный билет и страховой полис. Однако, считаем, что и они, несмотря на их большое сходство с ценными бумагами по реквизитам, не могут быть отнесены к таковым. Одно только их предъявление не обязывает должника исполнить содержащееся в них обязательство. Для осуществления прав, в них выраженных, кроме предъявления бумаги необходимо, чтобы на лотерейный билет пал выигрыш, а для страхового полиса — чтобы наступил страховой случай.

Сторонники признания указанных бумаг ценными могут утверждать, что именно с этого момента они и становятся ценными, а их владельцы приобретают право требования по ним. В опровержение этого утверждения можно привести следующие аргументы. Во-первых, особенностью ценных бумаг является то, что они становятся таковыми с момента окончания процесса их создания и эмиссии, установленных законодательством для соответствующего их вида. Во-вторых, права, выраженные в ценных бумагах, являются безусловными в том смысле, что их осуществление возможно при предъявлении документа его собственником с этой целью и не зависит от обстоятельств, которые могут наступить или не наступить в будущем.

Исходя из этого, можно сделать вывод, что действующее законодательство Украины не допускает произвольного придания статуса ценной бумаги тому или иному документу по воле его эмитента и первого приобретателя. Это обусловлено особой значимостью ценных бумаг для гражданского оборота, так как благодаря им свойство оборотоспособности приобретают обязательственные права, по самой своей природе предполагающие строго личную связь между должником и кредитором и поэтому в иных случаях не оборотоспособные. Кроме того, некоторые ценные бумаги являются одним из инструментов денежно-кредитной системы и их выпуск и обращение контролируются государством в лице Национального банка Украины специального органа — Государственной Комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку.

Таким образом, как представляется, основными критериями разграничения легитимационных и ценных бумаг являются, с одной стороны, юридическая природа и выполняемые в гражданском обороте функции обоих категорий рассматриваемых правовых инструментов, с другой — факт законодательного отнесения последних к категории либо ценных бумаг (с распространением на них особого режима правового регулирования), либо документов строгой отчетности или же факт признания их находящимися вне сферы правового регулирования.

102

Список литературы: 1. Агарков М.М. Учение о ценных бумагах. – М.: Финансовое изд-во НКФ СССР, 1927. – 166 с. 2. Нерсесов Н.О. О бумагах на предъявителя с точки зрения гражданского права. – М.: Универ. тип., 1889. – 187 с. 3. Словарь иностранных слов. – М.: Рус. яз., 1988. – 623 с. 4. Цитович П. Очерк основных понятий торгового права. – К. – 1886.

В.А. Бигун, канд. юрид. наук

Исполнение поручений

иностранных судов

Истребование и получение доказательств от иностранных судов, вручение судебных документов и совершение иных процессуальных действий в международном гражданском процессе возможно в порядке оказания международной правовой помощи. Поскольку суд может действовать в пределах территорий своего государства, исполнение процессуальных действий в таком случае возможно лишь путем его обращения за содействием к судам других государств.

Исходя из содержания международных договоров о правовой помощи, можно выделить следующие виды правовой помощи по гражданским делам: составление и пересылка документов, вручение документов; проведение действий по обеспечению доказательств — осмотр, экспертиза, допрос сторон, третьих лиц, свидетелей, экспертов, выдача вещественных доказательств; розыск лиц; признание и исполнение судебных решений по гражданским делам, приговоров по уголовным делам в части гражданского иска.

В зависимости от поставленной задачи, цели исследования все перечисленные действия, в принципе, могут входить в объем правовой помощи. При этом в юридической литературе выделяют такие критерии, как содержание просьбы и характер дела, по которому оказывается помощь (гражданское или уголовное), субъекта помощи, основания ее оказания (международный договор, внутреннее законодательство), степень «вторжения» в сферу суверенной власти государства.

В этой статье речь пойдет о судебном поручении в международном гражданском процессе, под которым следует понимать обращение суда одного государства к суду другого с просьбой об исполнении процессуальных действий на территории последнего. Принадлежность субъектов данного вида правовой помощи (запрашивающего помощь и оказывающего ее) к разным государствам как раз отличает исполнение поручений иностранных судов от судеб-

103

ных поручений внутри страны (ст. 33 ГПК). Что касается правовой помощи, связанной с признанием и исполнением судебных решений, то она осуществляется уже после окончания производства по делу и вынесения решения, поэтому этот вид помощи составляет самостоятельный объект исследования. Существуют и другие виды правовой помощи, указанные в международных договорах.

В соответствии со ст. 426 ГПК суды Украины исполняют переданные им в установленном порядке поручения иностранных судов о производстве отдельных процессуальных действий и сами могут обращаться к иностранным судам с такими же поручениями. Порядок сношений судов Украины с иностранными судами определяется ее законодательством и международными договорами Украины.

Как видим, закон не ставит исполнение иностранных поручений в зависимость от наличия международного договора с тем или другим государством. По этому поводу Л.А. Лунц и Н.И. Марышева справедливо заметили: «…Принятие одним государством такого поручения от другого государства при отсутствии между ними соответствующего международного соглашения не составляет обязанности в юридическом смысле слова; однако необоснованный отказ другого государства представляется нарушением начал международной вежливости и в этом смысле является актом недружелюбия» [2, с. 142].

Прежде всего необходимо выяснить, какие возникают правоотношения при исполнении судебных поручений иностранных судов.

Во-первых, в процессе оказания МПП в виде исполнения судебных поручений возникают правоотношения между учреждением, запрашивающим об исполнении поручения, и запрашиваемым учреждением юстиции. Возникшие отношения между субъектами данного вида правовой помощи являются правовыми, так как основанием исполнения поручений являются международные договоры и внутреннее законодательство.

Во-вторых, при исполнении поручений иностранными судами возникают правоотношения между запрашиваемым судом и лицами, в отношении которых выполняются определенные действия. Эти отношения регулируются, как правило, нормами внутреннего процессуального законодательства.

Наконец, выделяют еще и третью группу правоотношений, возникающих при оказании правовой помощи. Это отношения между судом или другим учреждением юстиции, исполняющим поручение иностранного учреждения (или обращающимся с поручением к

104

иностранному учреждению), и его вышестоящим органом (например, суд — Министерство юстиции) [1, с. 82; 3, с. 26]. Данные отношения носят административный характер и являются организационными. Вместе с тем их разграничение имеет важное научно-практическое значение прежде всего для определения правовой отрасли, к которой следует отнести их изучение, для понимания действия норм международных договоров, внутреннего гражданского процессуального и административного права, а также для решения практических вопросов судами в процессе исполнения судебных поручений.

Возникающие в ходе исполнения судебных поручений группы правоотношений тесно связаны между собой и в то же время самостоятельны. Остановимся подробнее на названных выше первых двух группах правоотношений.

В каждом договоре о правовой помощи определен порядок сношений при оказании правовой помощи, в частности, при исполнении судебных поручений по гражданским делам. Речь идет о конкретных отношениях субъектов правовой помощи — учреждений юстиции двух государств. Как верно подметила Н.И. Марышева, хотя учреждения юстиции не представляют свои государства в международных отношениях (как дипломатические представительства), тем не менее их отношения как органов государства с учреждениями юстиции другого государства, связанные с оказанием правовой помощи, имеют международный публично-правовой характер [3, с. 25]. Это прежде всего отношения между запрашивающим и запрашиваемым судом (или другим учреждением юстиции). Это могут быть также отношения между запрашивающим судом и центральным учреждением юстиции другого государства, между центральными учреждениями юстиции двух государств.

Как правило, все договоры предусматривают, что суды договаривающихся сторон сносятся между собой через свои центральные учреждения (если договорами не установлено иное), к которым они относят по общему правилу Министерства юстиции. И только по договорам между Украиной и Китайской Народной Республикой, Украиной и Монголией к центральным учреждениям Стороны относят как Министерство юстиции, так и Верховный Суд. Представляется, что направление судебных поручений через Верховные суды договаривающихся государств более удобно и оправданно. Кстати, такой порядок имел место в СССР до 1972 г., когда в договорах о правовой помощи конкретно не назывались центральные учреждения юстиции.

Думается, что направление поручений через Верховный

105

Суд позволит: сократить сроки выполнения судебных поручений, а следовательно, и рассмотрения дел в судах; обеспечить действенный контроль за своевременным и надлежащим исполнением судебных поручений; единообразно и квалифицированно разрешать спорные вопросы; удешевить процедуру прохождения документов по инстанциям. Исходя из изложенного, считаем целесообразным внести соответствующие изменения в договоры о правовой помощи.

При таком порядке сношений суд одной стороны направляет поручение центральному органу юстиции своей страны, который, в свою очередь, передает его центральному органу юстиции другой страны, а последний уже направляет суду, который должен непосредственно исполнить поручение. Такой способ передачи судебных поручений вряд ли можно назвать «порядком непосредственных сношений между юридическими органами» [1, с. 70], ибо он осуществляется как раз не непосредственно, а через центральные органы юстиции.

Вместе с тем некоторые договоры о правовой помощи не исключают и возможности сношений учреждений юстиции непосредственно. Так, согласно ст. 3 договоров между Украиной и Республикой Польша, Украиной и Республикой Молдова «центральные органы могут договориться, что учреждения юстиции Договаривающихся Сторон сносятся между собой непосредственно». При таком порядке сношений суд одного государства вправе непосредственно обратиться с поручением об исполнении процессуальных действий к суду другого государства.

Несколько иначе разрешен вопрос о порядке сношений в Конвенции государств — членов СНГ. Согласно ст. 5 этой Конвенции с изменениями, внесенными Протоколом к Конвенции от 28 марта 1997 г., компетентные учреждения юстиции Договаривающихся Сторон сносятся друг с другом через свои центральные, территориальные и другие органы, если только этой Конвенцией не установлен иной порядок сношений. Стороны определяют перечень своих центральных, территориальных и других органов, уполномоченных осуществлять непосредственные сношения, о чем уведомляют депозитария. Таким образом, Конвенция предусматривает и смешанный порядок сношений судов разных государств. Следует заметить, что первоначальная редакция этой статьи Конвенции определяла порядок сношений учреждений юстиции только через центральные органы. Думается, что последняя редакция является более удачной.

Непосредственное обращение суда одного государства к суду другого имеет свои преимущества прежде всего с точки зрения

106

процессуальной экономии времени. Кроме того, при направлении и исполнении судебных поручений иностранными судами в определенной мере проявляется такой принцип гражданского судопроизводства, как принцип непосредственности. Представляется целесообразным определять в международных договорах конкретный перечень процессуальных действий, которые могут исполняться путем непосредственного сношения (например, пересылка и вручение судебных документов и др.).

При обращении суда одного государства к суду другого может применяться также дипломатический порядок сношений. Он имеет место прежде всего при сношении учреждений юстиции Украины с учреждениями юстиции государств — участников Гаагской конвенции по вопросам гражданского процесса от 1 марта 1954 г., а также государств, с которыми не заключены договоры о правовой помощи или международные договоры с которыми предусматривают дипломатический порядок сношений. Последний, в частности, предусмотрен в сохраняющих силу для Украины двусторонних договорах о правовой помощи, заключенных СССР с Греческой Республикой, Иракской Республикой, Народно-Демократической Республикой Йемен, Республикой Кипр, Тунисской Республикой, Алжирской Народно-Демократической Республикой, Финляндской Республикой, а также в Конвенции между СССР и Итальянской Республикой.

Дипломатический порядок сношений заключается в том, что суд запрашивающего государства направляет поручение своему Министерству иностранных дел, которое через свое посольство или консульство обращается в Министерство иностранных дел запрашиваемого государства, и уже Министерство иностранных дел этого государства направляет поручение в соответствующий суд с просьбой о его исполнении.

Безусловно, дипломатический порядок сношений по своей процедуре является более сложным и занимает больше времени для его осуществления, чем сношения учреждений юстиции непосредственно. Видимо, по этим причинам в Гаагской конвенции предусмотрено, что такой порядок не препятствует тому, чтобы два договаривающихся государства согласились разрешить непосредственные сношения между их соответствующими властями при передаче судебных поручений.

В консульских конвенциях также предусмотрена возможность исполнения судебных поручений консулами. Например, в Консульской конвенции между Украиной и Социалистической Республикой Вьетнам на консула возложена функция передачи судеб-

107

ных и внесудебных документов или исполнения судебных поручений для судов аккредитующего государства согласно действующим международным соглашениям или при отсутствии таковых — в каком-либо ином порядке, который соответствует законам и правилам государства пребывания.

Таким образом, исполнение судебных поручений иностранных судов и обращение судов Украины с поручениями к иностранным судам осуществляется тремя способами: а) сношение судов через свои центральные органы юстиции; б) непосредственный порядок сношений; в) дипломатический порядок сношений.

Возникающие отношения между запрашивающим судом и запрашиваемым учреждением юстиции по существу являются внешними сношениями — международно-правовыми отношениями суверенных субъектов.

Как уже отмечалось, при исполнении поручений иностранными судами возникают также правоотношения между запрашиваемым судом и лицами, в отношении которых выполняются определенные действия. В этом случае можно говорить о внутренних процессуальных отношениях. Здесь уместно остановиться в первую очередь на вопросе о том, какие процессуальные действия совершаются в порядке судебных поручений согласно внутреннему процессуальному законодательству и международным соглашениям.

В ст. 426 ГПК Украины перечисляются такие процессуальные действия, как вручение повесток и других документов, допрос сторон и свидетелей, производство экспертизы и осмотра на месте. Этот перечень не исчерпывающий, поэтому по поручению иностранного суда могут быть совершены и другие процессуальные действия, направленные на собирание доказательств.

Более широкий и конкретный перечень процессуальных действий, которые могут осуществляться при исполнении поручений иностранных судов содержится в международных договорах Украины о правовой помощи и правовых отношениях. Практически каждый договор содержит статью, определяющую объем правовой помощи. Так, в двусторонних договорах, заключенных Украиной с Литовской Республикой, Республикой Грузия, Эстонской Республикой перечислены в основном одинаковые процессуальные действия, выполняемые договаривающимися сторонами в порядке судебных поручений по гражданским делам: допрос сторон, свидетелей, экспертов; проведение экспертизы, судебного осмотра; пере- дача вещественных доказательств; вручение и пересылка документов.

В договоре между Украиной и Республикой Узбекистан

108

помимо названных процессуальных действий указаны также следующие: составление и предоставление (в том числе пересылка оригиналов или заверенных копий) соответствующих документов и материалов; проведение ареста имущества, освидетельствования; допрос третьих лиц; розыск лиц в соответствии с действующим законодательством запрашиваемой Договаривающейся Стороны (ст.6).

Примерно такой же перечень процессуальных действий содержится в Конвенции государств — участников СНГ в редакции от 28.03.1997 г.

Важно подчеркнуть, что выполняемые в порядке судебного поручения процессуальные действия имеют такую же юридическую силу, как и выполненные компетентными учреждениями договаривающейся стороны, от которой оно исходит.

Таким образом, в узком понимании международной правовой помощи по гражданским делам ее объем составляют вручение документов и совершение отдельных процессуальных действий. В качестве судебных документов могут вручаться различные извещения, копии искового заявления, копии судебного решения, кассационной жалобы, письменные доказательства и т.п.

Запрашиваемый суд осуществляет вручение документов в соответствии с порядком, действующим в его государстве1, если вручаемые документы написаны на его языке либо снабжены заверенным переводом, иначе документы передаются получателю только при условии, если он согласен добровольно их принять. В случае, если лицо отказалось от получения этого документа, необходимо считать, что вручение документа не состоялось. Однако, как справедливо замечают Л.А. Лунц и Н.И. Марышева, отказ адресата от получения документов, снабженных соответствующим переводом, не имеет такого процессуального значения: вручение, несмотря на отказ в его получении, считается состоявшимся [2, с. 154]. Поэтому при отказе адресата получить документ доставляющее его лицо должно сделать соответствующую отметку на документе с указанием причин отказа в получении.

В ходатайстве о вручении документа должны быть указаны точный адрес получателя и наименование документа, подлежащего вручению. Если документы не могут быть вручены по адресу, указанному в поручении, суд по своей инициативе должен принять меры, необходимые для установления точного адреса. Если же установление последнего окажется невозможным, суд должен уведомить об этом запрашивающее учреждение и возвратить ему документы, подлежащие вручению.

В соответствии с договорами о правовой помощи вручение документов должно быть удостоверено специальным подтверждением. Например, согласно Конвенции государств — участников СНГ этот факт удостоверяется подтверждением, подписанным лицом, которому вручен документ, и скрепленным официальной печатью запрашиваемого учреждения (суда) с указанием даты вручения и подписи работника учреждения, вручающего документ, или выданным этим учреждением иным документом с указанием способа, места и времени его вручения (ст. 11 Конвенции).

Вопрос о форме и содержании поручения об оказании правовой помощи имеет практическое значение. Поручение иностранному суду (в отличие от поручения суду своего государства) оформляется не определением суда, а на специальном бланке, исполняемом, как правило, на двух соответствующих языках. Вместе с тем, скажем, суд Украины, направляя в стадии подготовки дела к судебному разбирательству поручение иностранному суду о собирании каких-либо доказательств, должен в силу принципа lex fori (закон суда) постановить и определение о судебном поручении.

Процессуальной формой судебного поручения в международном гражданском процессе является ходатайство или поручение (в прямом смысле слова) об оказании правовой помощи. Анализ международных договоров позволяет сделать вывод, что в поручении (ходатайстве) об оказании правовой помощи по гражданским делам, которое составляется в письменной форме, должны содержаться следующие реквизиты: а) наименование запрашивающего учреждения; б) наименование запрашиваемого учреждения; в) наименование дела, по которому запрашивается правовая помощь; г) имена и фамилии сторон, их место постоянного проживания (или местопребывание), гражданство, занятие; для юридических лиц — их наименование, юридический адрес и (или) местонахождение; д) при наличии представителей сторон — их имена, фамилии и адреса; е) содержание поручения и необходимая для его исполнения информация, в частности, имена, фамилии и адреса свидетелей, если они известны. Кроме указанных реквизитов, по договору между Украиной и Республикой Узбекистан просьба об оказании правовой помощи должна содержать в себе также имена и фамилии третьих лиц, дату и место рождения их и сторон, указание на сроки, в течение которых ожидается исполнение поручения, если это необходимо. Ходатайство (поручение) должно быть подписано и скреплено

110

гербовой печатью запрашивающего учреждения.

В правоотношениях запрашиваемого суда и лицами, в отношении которых проводится судебное поручение (стороной, третьим лицом, свидетелем, экспертом и т.д.), возникает вопрос о порядке исполнения судебного поручения. При этом прежде всего необходимо выяснить, какое должно быть применено законодательство при исполнении судебных поручений. Поручения иностранных судов исполняются, как правило, на основании отечественного законодательства. Это положение закреплено как во внутреннем процессуальном законодательстве, так и в международных договорах о правовой помощи. Таким образом, по общему правилу при исполнении судебных поручений иностранных судов действует lex fori.

Однако почти в каждом договоре отмечается, что по просьбе запрашивающего учреждения юстиции могут быть применены и процессуальные нормы государства, от которого исходит поручение, если только они не противоречат законодательству запрашиваемой договаривающейся стороны. Это один из тех редких случаев, когда отступление от принципа lex fori, доминирующего в международном гражданском процессе, оправдано. Целесообразность этого вполне очевидна. Ведь в конечном счете результаты совершенных в порядке судебных поручений действий оценивает суд, рассматривающий дело по существу.

Внутреннее процессуальное законодательство, а также международные договоры указывают основания, при наличии которых невозможно исполнение судебных поручений. В частности, в соответствии со ст. 426 ГПК суды Украины не исполняют поручения иностранных судов, если: 1) исполнение поручения противоречит суверенитету Украины или угрожает безопасности Украины; 2) исполнение поручения не входит в компетенцию суда.

Почти во всех договорах о правовой помощи наряду с первым основанием к отказу в оказании правовой помощи предусмотрено и такое основание, как противоречие основным принципам законодательства запрашиваемой договаривающейся стороны.

Необходимо заметить, что в некоторых договорах предусмотрены конкретные действия запрашиваемой стороны на случай отказа в предоставлении правовой помощи. Так, в договоре между Украиной и Республикой Узбекистан подчеркнуто, что в случае принятия решения об отказе в удовлетворении просьбы запрашивающая Договаривающаяся Сторона письменно извещается об этом с указанием причин отказа. Такая же обязанность возлагается на запрашиваемые стороны договорами Украины с Монголией и Китайской Народной Республикой.

111

Список литературы: 1. Аверин Д.Д. Положение иностранцев в советском гражданском процессе. – М.: Изд-во МГУ, 1966. – 188 с. 2. Лунц Л.А., Марышева Н.И. Курс международного частного права. – Т. 3: Международный гражданский процесс. – М.: Юрид. лит., 1976. – 264 с. 3. Марышева Н.И. Международная правовая помощь по гражданским и уголовным делам: Дис. … д-ра. юрид. наук. – М.: Ин-т зак-ва и сравн. правоведения, 1996. – 105 с.

О.М. Ярошенко, канд. юрид. наук

до проблеми визначення поняття “працівник”

Законом України від 20 березня 1991 р. “Про внесення змін і доповнень до Кодексу законів про працю Української РСР при переході республіки до ринкової економіки” [1; 1991. – № 23. – Ст. 267] в КЗпП України були внесені значні зміни, які торкнулися зокрема і сфери його дії, суб’єктів трудового права. У всіх статтях КЗпП України категорія “робітники й службовці” було замінено категорією “працівники”. Ми ж вважаємо, що поряд із терміном “працівник” можна вживати терміни “робітники”, “службовці”, і поділяємо позицію В.І. Прокопенка про передчасність відмови законодавця від них, тому що вони більш повно визначають зміст праці цих осіб. Правовий статус службовця дещо відрізняється від статусу робітника. Ця відмінність полягає в тривалості випробувального строку, що встановлюється за згодою сторін при прийнятті на роботу, у порядку визначення розмірів посадових окладів і тарифів по оплаті праці, по-різному окреслюється коло їх обов’язків тощо [4, с. 15].

КЗпП, на жаль, не дає формулювання поняття “працівник”. Недостатня розробка його як самостійної правової категорії призводить до того, що до працівників як суб’єктів трудових правовідносин досить часто відносять тільки осіб так званої найманої праці. У той же час із числа працівників виключають осіб, які працюють у різних господарських товариствах тощо — осіб, пов’язаних з даними організаціями відносинами участі або членства в них. Це, в свою чергу, дає можливість зробити необгрунтований висновок, що на них не поширюється трудове право. Однак стаття 1 КЗпП України вказує, що норми КЗпП регулюють трудові відносини всіх працівників. З даним положенням можна погодитися, якщо ці працівники, будучи сторонами трудових правовідносин, що виникають на підставі трудового договору (контракту), дійсно виконують певну трудову функцію.

Вирізнення вказаних осіб із загального числа працівників

112

пояснюється кардинальними змінами у відносинах власності, розвитком багатоукладної економіки. Ці зміни заклали основу для появи в Україні нової, достатньо своєрідної, сторони трудових правовідносин — працівника організації, одночасно пов’язаного з нею відносинами членства або участі в ній. Однак усунення названих осіб із числа працівників, відносини яких регулюються нормами трудового права, було б обгрунтованим при наявності в крайньому разі двох умов. По-перше, вони повинні виступати як особи “самостійної праці” з усіма їх атрибутами (майновою відокремленістю, юридичною рівністю, автономією волі, повною самостійністю, незалежністю), які не допускають підпорядкування іншому учасникові правовідносин у сфері застосування праці. По-друге, дані суб’єкти в спільній (кооперативній) праці організації не можуть виступати як виконавці певної трудової функції, тому що це пов’язано як із необхідністю укладання трудового договору (контракту), так і з підпорядкуванням внутрішньому трудовому розпорядку, який свідчить про наявність трудових правовідносин і їх сторін — працівника та роботодавця.

Нарешті, слід звернути увагу на те, що саме поняття “наймана праця” не легалізовано необхідним чином трудовим законодавством України. Можна оперувати тільки його економічними ознаками, які значною мірою (як раніше, так і зараз), обумовлюють регулювання праці і відображаються в нормах трудового законодавства. Наймана праця відрізняється від самостійної, при якій окремий виробник виступає одночасно і власником засобів та знарядь праці, й організатором виробництва і, володіючи робочою силою, нею розпоряджається. Інший характер найманої праці працівника грунтується на тому, що останній володіє робочою силою, але не засобами та знаряддями праці, отже, позбавлений можливості бути організатором виробництва. Найману (несамостійну) працю західні вчені досить часто йменують більш точно — залежна праця, відмежовуючи її від незалежної (самостійної) праці.

Для визначення поняття “наймана праця” слід виходити із загальновизнаних економічних ознак найманої праці, які певним чином знайшли своє відбиття в нормах трудового права. Розглянемо головні з них:

1. Виконання роботи за трудовим договором, укладеним із роботодавцем, як правило, через органи управління, наприклад, керівника або адміністрацією, за умови надання працівником виключно своєї робочої сили, зокрема:

а) незастосування ним у свою чергу найманої праці (особистий характер виконання своєї роботи, особистий характер прав та

113

обов’язків працівника як сторони трудових правовідносин — ст. 30 КЗпП);

б) використання ним знарядь, засобів праці, сировини, матеріалів тощо, які належать роботодавцеві (ч. 1 ст. 21, ст. 29 КЗпП). Однак у деяких випадках працівник може застосовувати також власні предмети або засоби праці. Від цього природа відносин між сторонами трудових правовідносин не змінюється, бо одна сторона (працівник) надає іншій (роботодавцеві) право використовувати свою здатність до праці (робочу силу), а не предмети чи знаряддя праці, які їй належать. У трудових правовідносинах на роботодавця покладається обов’язок видачі компенсації працівникові у випадку, коли останній використовується власними предметами та знаряддями праці (ст. 125 КЗпП України);

в) за умови одержання працівником прибутку від роботи, здійснюваної виключно своєю робочою силою, що обумовлює оплату його праці відповідно до виконуваної ним роботи (трудові функції) за фактично відроблений час (гл. VІІ КЗпП). Отже, працівник не має права використовувати приміщення, засоби, знаряддя праці, які належать роботодавцеві, для роботи “на себе” і одержувати додатковий доход, у тому числі й у позаробочий час. У протилежному випадку дії працівника будуть розцінені як порушення його обов’язку по виконанню трудової функції або правил внутрішнього трудового розпорядку.

2. Робота, якою б короткостроковою вона не була, повинна виконуватися працівником за певним фахом, кваліфікацією або на посаді (трудовій функції) на певного роботодавця. Якщо працівник на підставі укладеного ним трудового договору вступає в трудові правовідносини з іншим роботодавцем, його обов’язок виконувати трудову функцію є роботою за сумісництвом (ч. 2 ст. 21 КЗпП). Інакше кажучи, його робота в певного роботодавця й за наявності роботи за сумісництвом в іншого завжди буде відрізнятися від обслуговування незначного кола осіб, що здійснюється як самостійна праця громадянина як підрядчика по виконанню окремих доручень, у вигляді надання послуг тощо.

Таким чином, у трудові правовідносини, що виникають на підставі трудового договору (контракту), працівник вступає у зв’язку із застосуванням своїх здібностей до праці (робочої сили), а роботодавець використовує чужу працю, тобто здатність працівника до праці, оплачуючи його роботу (виконання обумовленої трудової функції). Останній цікавить роботодавця як “носій” певної трудової функції [3, с. 15]. При цьому працівник обов’язково повинен особисто виконувати трудову функцію під керівництвом роботодавця (ке-

114

рівника, адміністрації), дотримуючись встановленого внутрішнього трудового розпорядку, а роботодавець зобов’язаний оплачувати працю і створювати працівникові належні умови, забезпечуючи його предметами та знаряддями праці.

Виходячи із вищенаведеного, можна було б припустити, що особи найманої праці (із врахуванням їх економічних ознак) і є найманими працівниками. Це повинно було б їх відмежовувати як від осіб самостійної праці, так і від тих, хто пов’язаний з організацією (юридичною особою) відносинами членства або участі і працею в даній організації [5, с. 89-91].

Дійсно, на відміну від найманої праці, регулювання самостійної праці — підрядчика, агента, виконавця договору з надання послуг або доручення тощо — грунтується на юридичній рівності сторін правовідносин, їх повній самостійності, незалежності й автономії волі, майновій відокремленості, що характерно для цивільного права. Тут не укладається трудовий договір (контракт) і не виникають трудові правовідносини. У наявності — виконавець за цивільно-правовим договором, який виконує не трудову функцію, а зобов’язання, що випливають із договору в певний строк за обумовлену ціну договору, де немає місця для підпорядкування однієї автономної сторони угоди іншій, відсутні обов’язки дотримання правил внутрішнього трудового розпорядку тощо, що свідчить і про відсутність трудових правовідносин.

Інший правовий стан в осіб, які є членами або учасниками різних організацій (юридичних осіб), якщо вказані особи пов’язані з ними також особистою працею (працюють у цих організаціях). Будучи учасниками або членами організації, вони вправі одержувати частину прибутку у вигляді дивідендів, брати участь в управлінні організацією, мати інші повноваження відповідно до її установчих документів (ст. 10 Закону України від 19 вересня 1991 р. “Про господарські товариства”) [1; 1991. – № 23. – Ст. 267]. Одночасно названі особи виконують роботу (трудову функцію), дотримуються внутрішнього трудового розпорядку організації, одержують належну їм заробітну плату та інше, що характеризує їх як працівників — суб’єктів трудових правовідносин, що виникають на підставі трудового договору (контракту).

Необхідно звернути увагу на те, що трудові правовідносини виявляють залежність працівника від роботодавця, який має стосовно нього дисциплінарні повноваження. Тому працівник виконує трудову функцію, обумовлену трудовим договором, під керівництвом і контролем роботодавця або його органу управління — керівника того чи іншого рівня. Оплата за виконання роботи (трудової

115

функції) працівником також свідчить про певну економічну його залежність від роботодавця.

Усе це не дозволяє вважати осіб, які пов’язані з організацією не тільки членством або участю, а й виконанням певної трудової функції, повністю незалежними (вільними) від неї, подібно підрядчику або виконавцю договору по виконанню послуг тощо. Навпаки, потрібно визнати, що їх суспільні відносини у сфері застосування праці є трудовими відносинами, які регулюються нормами трудового права, а самі особи — працівники. Звичайно, їх відносинам притаманні певні особливості, приміром, більш широка участь в управлінні організацією, а їх умови праці та гарантії в залежності від економічних можливостей організації можуть бути значно вищими порівняно з чинним трудовим законодавством. У той же час трудові правовідносини цих суб’єктів мають більш самостійний характер у порівнянні з найманими працівниками.

Якщо учасники організацій (юридичних осіб) виконують роботу, яка виходить за межі їх відносин, а організація здійснює свою діяльність поряд з іншими чинниками завдяки цій роботі, такі учасники є також працівниками організацій, що виступають як роботодавці. У даному випадку учасник організації виконує для неї роботу, яка випливає із суті його обов’язків, обумовлених її установчими документами, тобто трудову функцію, обумовлену трудовим договором (контрактом).

Для таких працівників у регулюванні їх праці лишається незмінним співвідношення законів і договорів про працю, встановлене КЗпП України. Договори, що погіршують становище працівників порівняно з законодавством України про працю, є недійсними (ст. 9 КЗпП). Не має значення, де працює працівник і чи пов’язаний він із тією чи іншою організацією відносинами участі в ній. Усім працівникам гарантується встановлений законом мінімальний рівень трудових прав та соціальних гарантій, який не може бути знижений жодним договором про працю.

Необхідно зауважити, що термін “працівник”, який вживається в трудовому законодавстві, взагалі, не має вихідної основи, за допомогою якої можна позначити працівника як сторону трудових правовідносин. І хоча в ч. 2 ст. 1 Закону України “Про порядок вирішення колективних трудових спорів (конфліктів)” від 03.03.1998 р. [1; 1998. – № 34. – Ст. 227] і міститься визначення поняття “найманий працівник”, воно наведено з метою застосування даного Закону і не має універсального характеру. Формулювання поняття, яке матиме загальне значення, придатне для всіх осіб — суб’єктів трудових правовідносин, є одним із завдань на шляху реформування

116

трудового законодавства. При цьому, як вбачається, слід підтримати точку зору С.Ю. Головіної, яка вважає, що “працівник” і “роботодавець” — це категорії одного рівня, а їх визначення належить формулювати за допомогою єдиної конструкції — через вказівку на трудовий договір (контракт), що їх пов’язує [2, 38 с.]. У чинному КЗпП України, а пізніше й у новому Кодексі пропонуємо закріпити визначення цієї категорії: “Працівник — це фізична особа, яка перебуває в трудових правовідносинах із роботодавцем на підставі укладеного трудового договору (контракту) і яка безпосередньо своєю працею виконує трудову функцію”.

Список літератури: 1. Відомості Верховної Ради України. 2. Головина С.Ю. Понятийный аппарат трудового права: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – Екатеринбург, 1998. – 51 с. 3. Мацюк А.Р. Система трудовых правоотношений развитого социалистического общества: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. – М., 1985. – 39 с. 4. Прокопенко В.І. Трудове право Ураїни: Підручник. – Х.: КОНСУМ, 1998. – 480 с. 5. Российское трудовое право: Учебник / Отв. ред. А.Д. Зайкин. – М.: НОРМА-ИНФРА М., 1998. – 415 с.

Н.Б. Писаренко, канд. юрид. наук

Некоторые вопросы

государственного регулирования качества

и безопасности пищевых продуктов

и продовольственного сырья

Проблема качества и безопасности продукции всегда считалась сложной в силу своей многогранности, межотраслевого, научно-технического, правового, экономического и социального характера. В её разрешении заинтересованы все без исключения государственные органы и структуры, каждый товаропроизводитель и потребитель.

Одним из шагов в направлении решения этой проблемы применительно к продуктам питания стало принятие Кабинетом Министров Украины 9 ноября 1996 г. постановления «Об усовершенствовании контроля качества и безопасности пищевых продуктов» [3; 1996. - № 19. - Ст. 552]. Названный акт затрагивал лишь некоторые вопросы, возникавшие в процессе обеспечения надлежащего качества и безопасности таких продуктов.

27 декабря 1997 г. был принят Закон Украины «О качестве и безопасности пищевых продуктов и продовольственного сырья»,

117

далее - Закон [1; 1998. - № 19. - Ст. 98]. Его нормы, на наш взгляд, последовательно размещены, понятны, что дает возможность сформировать представление не только о требованиях к качеству и безопасности продуктов, правах и обязанностях производителей, продавцов (поставщиков), но и о направлениях деятельности органов государства в этой сфере. Так, государственное регулирование надлежащего качества и безопасности продуктов питания, продовольственного сырья и сопутствующих материалов (далее - продукция) согласно предписаниям Закона включает нормирование показателей качества и безопасности продукции, ее регистрацию и нормативных документов на нее, обязательную ее сертификацию и сертификацию систем качества производства, установление и соблюдение порядка ввоза в Украину продукции, осуществление контроля в этой области, а также государственный надзор за её качеством и безопасностью.

Вызывает интерес и то, что Закон определяет конкретные органы исполнительной власти, осуществляющие такое регулирование, их компетенцию в данной области. Кабинет Министров Украины в процессе государственного регулирования качества и безопасности продукции обеспечивает реализацию норм Закона как посредством издания собственных актов, так и путем направления и координации деятельности в этой сфере иных уполномоченных центральных органов.

Следует обратить внимание на то, что в Законе есть прямые указания на необходимость принятия правительством следующих актов:

1) об утверждении перечня пищевых добавок, разрешенных для использования в пищевых продуктах (ст. 4);

2) об утверждении порядка осуществления маркировки пищевых продуктов штриховыми кодами (ст. 7);

3) об утверждении порядка отнесения пищевых продуктов к категории специальных, т.е. лечебных, диетических, лечебно-профилактических, биологически активных добавок и пр., и норм их использования (ст. 9);

4) об утверждении порядка ввоза в Украину продукции

(ст. 16);

5) об утверждении правил торговли пищевыми продуктами в Украине (ст. 20).

Несмотря на четкие указания законодателя по состоянию на 15 декабря 1999 г. Кабинет Министров принял лишь два акта из указанных. Постановлением от 30 июня 1998 г. утвержден Порядок отнесения пищевых продуктов к категории специальных [2; 1998. –

118

№ 30. - Ст. 1140], согласно которому отнесение продуктов к катего-рии специальных производится на основе позитивного заключения государственной санитарно-гигиенической экспертизы. 4 января 1999 г. правительство своим постановлением утвердило перечень пищевых добавок, разрешенных к использованию в пищевых продуктах [2; 1999. - № 1. - Ст. 19].

Иные из указанных в Законе акты приняты до его вступления в силу и отчасти не соответствуют новым нормам, хотя и претерпели некоторые изменения. Так, правительством несколько изменен утвержденный 8 февраля 1995 г. Порядок занятия торговой деятельностью и правила торгового обслуживания [3; 1995. - № 5. - Ст. 118]. Теперь в этом акте определены требования к профессиональной подготовке работников, занимающихся производством, хранением, реализацией пищевых продуктов, введено понятие безопасности продукции, а словосочетание «срок реализации» заменено на «срок пригодности для потребления». В свою очередь, Министерство внешнеэкономических связей и торговли Украины привело в соответствие с предписаниями Закона Правила торговли продовольственными товарами, которые были приняты 28 декабря 1994 г. и зарегистрированы в установленном порядке 17 января 1995 г. [4; 1995. - № 3-4. - С. 51]. В этих Правилах отражены требования к маркировке пищевых продуктов, есть указание на возможность изъятия из оборота продукции качество которой не подтверждено соответствующими документами.

Маркировка штриховыми кодами товаров была введена постановлением Кабинета Министров от 29 мая 1996 г. [5; 1996. - № 134-135. - С. 13], на основании которого Министерство внешнеэкономических связей и торговли 27 августа 1996 г. приняло и 11 сентября 1996 г. зарегистрировало в Министерстве юстиции Положение о штриховом кодировании товаров [4; 1996. - № 11. - С. 92]. Согласно этим документам штриховое кодирование способствует созданию информационной базы для контроля и управления товарно-денежным обращением, повышению конкурентоспособности украинских товаров на отечественном и зарубежном рынках, сокращению времени товарообмена за счет применения электронных средств учета и т.д. И правительственный акт, и акт Министерства носят общий характер и недостаточно учитывают предписания ст. 7 Закона.

Нормативного акта, который объединил бы все требования и процедуры, связанные с импортом на территорию Украины продукции, не существует. Многочисленные нормы, размещенные в законах, актах органов исполнительной власти не дают возможности

119

сформировать четкое представление о правилах допуска импортных продуктов в нашу страну. На наш взгляд, установление актом правительства единого порядка ввоза в Украину указанной продукции гарантировало бы поступление качественных товаров, помогло бы предпринимателям на основании правовых предписаний без особых затруднений исполнять все формальности, а таможенной службе осуществлять - действенный контроль за их перемещением через границу.

Анализ норм Закона позволяет также обозначить уполномоченные центральные органы исполнительной власти, осуществляющие регулирование качества и безопасности продукции и их компетенцию в данной сфере.

Министерство охраны здоровья Украины функционирует на основе Положения, утвержденного Указом Президента от 17 августа 1998 г. [2; 1998. - № 33. - Ст. 1221]. В рассматриваемой области Министерство: а) проводит государственную регистрацию продукции и информацию об этом размещает в специальных изданиях; б) дает согласие на использование текста рекламы специальных пищевых продуктов и на установление правил их производства, хранения, ввоза, реализации и потребления.

Широкий круг прав и обязанностей в деле обеспечения качества и безопасности продукции возложен на государственную санитарно-эпидемиологическую службу, которая в своей деятельности руководствуется Законом Украины «Об обеспечении санитарного и эпидемического благополучия населения» от 24 февраля 1994 г. [1; 1994. - № 27. - Ст. 218].

Специально уполномоченным центральным органом исполнительной власти, осуществляющим контроль и надзор за соблюдением санитарного законодательства, стандартов, критериев и требований, направленных на обеспечение благополучия населения в данной области, является Министерство охраны здоровья. Вместе с тем названная служба включает профильные учреждения Министерства охраны здоровья, соответствующие части и подразделения Министерства обороны и Министерства внутренних дел, Службы безопасности, Государственного комитета по делам охраны государственной границы. Возглавляет службу Главный государственный санитарный врач Украины - первый заместитель Министра охраны здоровья. В рассматриваемой области глава службы: а) участвует в аттестации методик измерения содержания загрязнителей и других веществ химического, биологического и иного происхождения; б) определяет порядок проведения государственной санитарно-гигиенической экспертизы, а в некоторых случаях проводит ее;

120

в) определяет порядок внесения продукции в Государственный реестр безопасных продуктов, сырья, материалов; г) осуществляет контроль и надзор за качеством и безопасностью продукции на всех стадиях её обработки, использования и уничтожения.

В состав Министерства агропромышленного комплекса Украины (ныне согласно Указу Президента «Об изменениях в структуре центральных органов исполнительной власти» от 15 декабря 1999 г. [5; 1999. - № 237. - С. 4] - Министерство аграрной политики Украины) входят Государственная служба по карантину растений и Департамент ветеринарной медицины, наделенные определенными полномочиями в рассматриваемой сфере.

Государственная служба по карантину растений создана на основе Закона Украины «О карантине растений» от 30 июня 1993 г. [1; 1993. - № 34. - Ст. 352] и руководствуется в своей деятельности Уставом, утвержденным постановлением Кабинета Министров от 28 октября 1993 г. [3; 1994. - № 3. - Ст. 64]. Формирование службы обусловлено необходимостью проведения системы мероприятий по защите растений от карантинных объектов, т.е. от вредителей, возбудителей заболеваний растений. Центральным органом службы является Главная государственная инспекция по карантину растений. К компетенции службы в деле обеспечения качества и безопасности продукции согласно Закону отнесены: а) выдача через свои подразделения карантинных разрешений для импортируемой в Украину продукции растительного происхождения; б) государственный контроль за соблюдением законодательства о карантине растений.

Департамент ветеринарной медицины создан на основе изложенного в новой редакции 5 декабря 1996 г. Закона Украины «О ветеринарной медицине» [1; 1997. - № 7. - Ст. 56] и в своей деятельности руководствуется Положением, утвержденным постановлением Кабинета Министров от 17 ноября 1997 г. [2; 1997. - № 47. - С. 27]. Названный орган призван осуществлять государственную политику в области ветеринарной медицины, охраны территории Украины от занесения карантинных заболеваний животных, контролировать экспорт и импорт животных, продуктов и сырья растительного и животного происхождения, производство пищевых продуктов. В рассматриваемой сфере Департамент: а) выдает через свои подразделения ветеринарные разрешения для пищевых продуктов и продовольственного сырья животного происхождения; б) определяет порядок проведения государственной ветеринарно-санитарной экспертизы продовольственного сырья, а в некоторых случаях проводит её; в) определяет порядок внесения сырья в Госу-

121

дарственный реестр безопасной продукции; г) осуществляет ветеринарно-санитарный контроль.

В связи с принятием 15 декабря 1999 г. Президентом Украины Указа «Об изменениях в структуре центральных органов исполнительной власти» расширилась компетенция в рассматриваемой области Государственного комитета стандартизации, метрологии и сертификации. Так, на Комитет, помимо ранее определенных функций (например, в Декрете Кабинета Министров Украины «О стандартизации и сертификации» от 10 мая 1993 г. [1; 1993. - № 27. - Ст. 289]), возлагается обязанность обеспечивать проведение в жизнь политики в отношении защиты прав потребителей (вместо подлежащего ликвидации Государственного комитета по делам защиты прав потребителей).

Учитывая изменения в структуре органов исполнительной власти, к компетенции Госстандарта можно отнести: а) установление правил сертификации, её проведение и выдача через свои подразделения (аккредитованные органы) сертификатов соответствия на продукцию, выдачу свидетельств о признании в Украине иностранных сертификатов, а также сертификацию систем качества производства; б) аккредитацию органов сертификации продукции и испытательных лабораторий в государственной системе сертификации, а также аттестацию лабораторий предприятий, учреждений, организаций; в) определение порядка аттестации методик измерения содержания загрязнителей в продукции и проверку средств испытаний и измерительной техники; г) государственную регистрацию нормативных документов (стандартов, технических условий) на производство продукции; д) государственный надзор за соблюдением стандартов, норм и правил и контроль за соблюдением законодательства о защите прав потребителей.

Всем из перечисленных выше органов государства в связи с осуществлением контроля и надзора Законом предоставлено право принимать решения об изъятии из оборота продукции некачественной, фальсифицированной, неправильно маркированной, не получившей положительного заключения экспертизы, сертификата соответствия или иного подтверждающего её качество и безопасность документа. Закон предписывает необходимость проведения соответствующей экспертизы изъятой продукции и в зависимости от результатов предоставляет владельцу право требовать возмещения материального ущерба, причиненного в связи с изъятием. Вопрос о возможности возмещения ущерба разрешается судом в каждом конкретном случае.

Вместе с тем, эта норма, как представляется, несколько не

122

соответствует некоторым положениям Закона: например, ст. 5 устанавливает невозможность использования продукции без документального подтверждения её качества и безопасности; в ст. 22 отсутствие такого документа признаётся основанием для изъятия и здесь же речь идет о возможности проведения экспертизы и, в зависимости от заключения, о судьбе изъятого и праве на возмещение ущерба (ведь в результате изъятия, основанием для которого послужило нарушение Закона, может быть причинен ущерб владельцу продукции). Но имеет ли смысл говорить о его возмещении, если орган государства четко исполнил предписания Закона при применении меры пресечения?

Список литературы: 1. Ведомости Верховной Рады Украины. 2. Офіційний вісник України. 3. Собрание постановлений Правительства Украины. 4. Бюлетень нормативних актів міністерств і відомств України. 5. Урядовий кур’єр.

В.Н. Гаращук, канд. юрид. наук

судебный контроль

в государственном управлении

Судебный контроль — специфический вид контроля в сфере государственного управления. Его особенностью является то, что он: а) осуществляется судебной ветвью власти; б) проводится не систематически, не повседневно (как, например, контроль со стороны специализированных контролирующих органов — различных инспекций и служб или прокурорский надзор за законностью в государственном управлении), а разово при рассмотрении конкретных административных, гражданских, уголовных дел в судах. Специфичен и предмет контроля — управленческие правоотношения, возникающие между субъектами административного права. Однако между указанным видом и другими видами контроля, прокурорским надзором имеется и ряд общих черт: все они направлены на обеспечение законности и дисциплины в государственном управлении, в обществе в целом.

Судебный контроль в управлении можно классифицировать как в зависимости от вида суда, который осуществляет контроль, так и от формы вмешательства в деятельность подконтрольного органа. В Украине судебный контроль осуществляют Конституционный Суд Украины, суды общей юрисдикции, арбитражные и военные суды. Два последних по какой-то причине не упоминаются в

123

Конституции Украины. Это положение надо исправить.

Контроль со стороны Конституционного Суда — специальный вид судебного контроля. Это обусловлено как особым статусом данного суда так и предметом его контроля, что нашло свое отражение в Основном Законе страны. Правовой статус Конституционного Суда закреплен в ХІІ разделе Конституции, а не в VIII — «Правосудие», как это сделано в отношении иных судов. Конституционный Суд осуществляет контроль, который выходит за рамки контроля сферы государственного управления. Согласно Закону Украины от 16.10.1996 г. «О Конституционном Суде Украины» [1; 1996. – № 49. – Ст. 272] к его контрольным полномочиям относится обязанность принимать решение и давать заключения по делам о:

1) конституционности законов и других правовых актов Верховной Рады Украины, актов Президента, Кабинета Министров Украины, правовых актов Верховного Совета Автономной Республики Крым;

2) соответствии Конституции действующих международных договоров Украины или тех международных договоров, которые вносятся в Верховную Раду для дачи согласия на их обязательность;

3) о соблюдении конституционной процедуры расследования и рассмотрения дела о смещении Президента Украины с поста в порядке импичмента в пределах, определенных ст. 111 (определяет порядок смещения Президента в порядке импичмента) и 151 Конституции (полномочия Конституционного Суда в этом вопросе).

4) официальном толковании Конституции и законов Украины.

Таким образом, пусть косвенно, но Конституционный Суд выполняет функции контролирующего органа в сфере государственного управления. Давая официальное разъяснение важнейших правовых актов Украины, он контролирует соблюдение законности и в этой сфере, способствует развитию и закреплению прогрессивных управленческих правоотношений в обществе.

Судебный контроль судов общей юрисдикции проще всего классифицировать по степени вмешательства суда в деятельность соответствующего органа. Здесь выделяют прямую (непосредственную) и непрямую (опосредованную) формы вмешательства.

При рассмотрении гражданских дел по искам, где одной из сторон выступает орган государственного управления, суд (судья) оценивает их с точки зрения соответствия закону, принимает определенное решение, которое может изменить или отменить акт управления, и таким образом фактически вмешивается в управлен-

124

ческую сферу деятельности органа государственного управления. Это дела о незаконном увольнении (когда суд восстанавливает на работе), о возмещении ущерба, причиненного незаконным решением иди действием органа государственного управления физическому или юридическому лицу, или наоборот, — органу государственного управления, причиненного противоправными действиями физического или юридического лица (при этом суд обязывает сторону возместить ущерб, устанавливает его размер), и некоторые другие.

При рассмотрении административных дел, предметом которых являются управленческие правоотношения, суд использует как прямую, так и непрямую форму вмешательства. Принимая решение о законности или незаконности того или иного управленческого решения, он в ряде случаев восстанавливает законность с момента принятия им решения (например, освобождает гражданина от выполнения незаконно возложенных на него обязанностей — службы в армии, выполнения каких-либо работ и пр.; лишает необоснованно предоставленных гражданину управленческим решением благ, к примеру, отменяет решение органа государственного управления о предоставлении жилого помещения и т.д.). Это прямая форма. Здесь так же, как и при рассмотрении указанных гражданских дел, суд фактически подменяет собой управленческую государственную структуру, поскольку решение вопросов жилищных, трудоустройства, возложения на гражданина тех или иных обязанностей и предоставления (или отказа от предоставления) прав в сфере государственного управления и других относится к компетенции органа управления, а не суда, хотя последнему в наших примерах приходится этим заниматься.

Прямой форма вмешательства судьи (суда) в деятельность органа государственного управления будет и при решении судьей дел, об административных правонарушениях. Эти дела вообще-то следует признать разновидностью административных дел, поскольку и те и другие фактически являются разновидностью актов управления. Правила рассмотрения этих дел и виды принимаемых по ним решений (постановлений) урегулированы гл. 31-«А» ГПК Украины, Кодексом Украины об административных правонарушениях (ст. 293, 294). Судебные решения в таких случаях или отменяют, или изменяют незаконные акты органов исполнительной власти (их должностных лиц), или же не признают юридической силы за актами, которые противоречат закону. В качестве примера последнего можно назвать решение об отмене постановления, вынесенного другим органом административной юрисдикции, и направлении дела на новое рассмотрение (п. 2 ч. 1 ст. 293 КУобАП).

125

При рассмотрении уголовных дел суд также может применять как прямую форму контроля за деятельностью органа государственного управления (к примеру, решение об освобождении лица из под стражи, которое обязательно к исполнению органом предварительного расследования), так и непрямую. Например, одновременно с решением вопроса о виновности в уголовном преступлении лица и его ответственности суд проверяет законность действий органов управления, их должностных лиц. В случае выявления нарушений законности, он выносит частное определение (ст. 340 УПК Украины). Это форма информирования органов государственного управления о выявленных нарушениях закона, а также об условиях и причинах, их порождающих. Здесь суд требует принять меры по их устранению и предупреждению в будущем. Тем не менее, используя эту форму реагирования, суд не изменяет реального состояния дел на предприятии организации, учреждении, куда направлено частное определение, как это он делает при рассмотрении ряда гражданских и административных дел. Обязанность принять конкретное управленческое решение по частному определению и изменить ситуацию к лучшему возложена на руководство соответствующего органа государственного управления. Понятно, эта форма судебного контроля применяется не только в государственном управлении.

Контроль со стороны арбитражных судов имеет много общего с контролем со стороны судов общей компетенции. Основное отличие состоит в предмете контроля и в субъектах, принимающих участие в контрольном процессе (юридические лица). Различна и нормативная база, определяющая статус этих судов. Арбитражные суды руководствуются в своей деятельности в основном Арбитражно-процессуальным кодексом Украины (2; 1992. – № 6. – С. 56) и Законом Украины «Об арбитражных судах» (3; 1991. – № 36. – Ст. 469). Значительные отличия имеет и процедура подготовки и рассмотрения дел.

Что касается контроля со стороны военных судов, то он практически не отличается от контроля судов общей юрисдикции за тем исключением, что ограничивается сферой управленческих и других правоотношений в войсках. Субъектом обращения в суд могут быть только военнослужащие, лица, призванные на военные сборы, служащие Погранвойск, СБУ, других воинских формирований и органы управления войсковыми подразделениями.

Исходя из изложенного, приходим к выводу, что судебный контроль в управлении — это основанная на законе деятельность судов по проверке правомерности актов и действий органов управления и их должностных лиц; восстановлению нарушенных прав

126

физических и юридических лиц (режима законности в государстве и обществе в целом), применению к нарушителям в необходимых случаях правовых санкций.

Список литературы: 1. Ведомости Верховной Рады Украины. 2. Ведомости Верховного Совета Украины. 3. Ведомости Верховного Совета УССР.

А.Т. Комзюк, канд. юрид. наук

Правові засади застосування міліцією заходів

адміністративного примусу

Адміністративний примус є універсальним, основним методом державного управління в цілому, а також правоохоронної діяльності міліції, зокрема. У той же час він є одним із видів правового примусу (поряд із цивільно-правовим, дисциплінарним, кримінально-правовим) і полягає в застосуванні до об’єктів управління спеціальних заходів впливу з метою змусити їх виконувати вимоги правових норм.

Цей вид правового примусу характеризується низкою специфічних властивостей, що визначають його сутність і особливості, відносну самостійність у системі державного примусу. Так, регулювання адміністративного примусу, підстав, умов і порядку застосування заходів впливу здійснюється нормами адміністративного права. Заходи цього примусу застосовуються міліцією щодо організацій, посадових осіб і громадян, які безпосередньо не підпорядковані її органам та посадовим особам; на відміну від дисциплінарного примусу він не може бути реалізованим усередині даної системи управління. Ці заходи дуже різноманітні, можуть мати характер морального, майнового, особистісного впливу, допускається застосування фізичної сили й вогнепальної зброї. Застосовується адміністративний примус з метою забезпечення правопорядку шляхом попередження і припинення правопорушень, покарання винних у їх вчиненні.

Наявність різної мети застосування адміністративного примусу обумовлює його поділ на три основні групи — адміністративно-запобіжні заходи, заходи адміністративного припинення та адміністративні стягнення. З такою класифікацією, однак, погоджуються не всі представники адміністративно-правової науки [5, с. 9]. Разом з тим виділення зазначених груп пояснює сутність і значення адміністративного примусу як одного з основних інструментів право-

127

охорони.

Практична реалізація заходів адміністративного примусу завжди пов’язана з обмеженням (причому, часто досить суттєвим) прав і свобод громадян, а також прав і законних інтересів юридичних осіб. У зв’язку з цим дуже актуальним і важливим є створення відповідних правових засад застосування цих заходів, тобто забезпечення належного його правового регулювання. Від досконалості нормативної регламентації процесу діяльності міліції щодо застосування заходів адміністративного примусу, чіткості приписів, наявності розвинутої системи законодавства в багатьох випадках залежить також ефективність зазначеної діяльності.

У загальній теорії права під правовим регулюванням розуміється: а) результативний, нормативно-організаційний вплив, який здійснюється на суспільні відносини за допомогою системи правових засобів (юридичних норм, правовідносин, індивідуальних приписів) з метою їх упорядкування, охорони, розвитку відповідно до суспільних потреб [1, с. 145]; б) сукупність різних форм та методів юридичного впливу держави на поведінку учасників суспільних відносин, який здійснюється з метою підпорядкувати цю поведінку встановленому в суспільстві правопорядку [4, с. 19, 20]. За його допомогою досягаються становлення й організація процесу реалізації прав та юридичних обов’язків різними суб’єктами суспільних відносин.

Таким чином, можна зробити висновок, що під правовим регулюванням діяльності міліції щодо застосування заходів адміністративного примусу слід розуміти комплекс юридичних засобів, за допомогою яких держава визначає права й обов’язки міліції в зазначеній сфері, а також порядок їх реалізації.

Основними елементами, які складають нормативну основу, серцевину системи правового регулювання, є, в першу чергу, норми права, тобто загальнообов’язкові, формально визначені правила поведінки, які походять від держави і нею охороняються. Норми права містяться головним чином у нормативно-правових актах – офіційних документах органів державної законодавчої, виконавчої або судової (маються на увазі акти Конституційного Суду України) влади правотворчого характеру. Вони становлять продукт творчої діяльності, внаслідок якої не тільки відображається об'єктивна реальність, але й формуються ідеї про її доцільну зміну.

Правове регулювання діяльності міліції щодо застосування заходів адміністративного примусу здійснюється значною кількістю нормативних актів, які відрізняються один від одного за багатьма ознаками — назвою, юридичною силою, порядком прийняття, наб-

128

рання чинності та дії тощо. При цьому важливу роль відіграють перш за все норми Конституції України [3; 1996. – № 30. – Ст. 141]. Зрозуміло, що Конституція безпосередньо не регулює діяльність міліції в зазначеній сфері. Однак у ній закріплено загальні засади діяльності державних органів, основною з яких є законність. Органи державної влади, їх посадові особи, закріплено в ст. 19 Основного Закону країни, зобов’язані діяти лише на підставі, в межах повноважень та у спосіб, передбачені Конституцією та законами України. Людина, її життя і здоров’я, честь і гідність, недоторканність і безпека визнаються найвищою соціальною цінністю (ст. 3). Держава відповідає перед людиною за свою діяльність. Права та свободи останньої, їх гарантії визначають зміст і спрямованість діяльності держави, а утвердження й забезпечення цих прав і свобод є її головним обов’язком. Усе наведене повною мірою стосується також і діяльності міліції. Адже застосування нею заходів державного примусу, в тому числі адміністративного, — не є самоціллю, а необхідно для виконання завдань та функцій, покладених на цей орган, серед яких найважливіше — це забезпечення прав і свобод громадян, прав та законних інтересів інших суб’єктів суспільних відносин. Крім цього, Конституція становить базу для прийняття інших законодавчих та підзаконних актів, що підкреслює її значущість у системі правового регулювання правоохоронної діяльності міліції.

Центральне місце в механізмі правового регулювання діяльності міліції щодо зазначеного питання посідають норми законів та законодавчих актів України. Причому їх значення в становленні правової держави має постійно зростати, оскільки верховенство закону є невід’ємною ознакою останньої, яке виявляється, в першу чергу, в суворій відповідності йому всіх інших нормативних актів, оскільки саме закони (після Конституції) мають найвищу юридичну силу.

Підкреслюючи значення закону в системі правового регулювання, необхідно мати на увазі, що термін «закон» у цьому випадку вживається як узагальнююче поняття, під яким розуміють усі нормативні акти, що мають юридичну силу закону (тобто законодавчі акти). До них, окрім, власне законів, належать основи законодавства, кодекси, статути, положення та інші акти, які приймаються Верховною Радою України (наприклад, Основи законодавства про охорону здоров’я, Кодекс про адміністративні правопорушення, Дисциплінарний статут органів внутрішніх справ тощо).

Для правового регулювання діяльності міліції щодо застосування заходів адміністративного примусу першочергове значення мають такі законодавчі акти, як закони України «Про міліцію», «Про дорожній рух», «Про організаційно-правові основи боротьби з

129

організованою злочинністю», «Про боротьбу з корупцією», «Про адміністративний нагляд за особами, звільненими з місць позбавлення волі», «Про надзвичайний стан», Кодекс про адміністративні правопорушення, Повітряний кодекс та ін.

Найважливішу роль у системі законодавчих актів, які регулюють діяльність міліції відіграє, звичайно, Закон «Про міліцію» [2; 1991. – № 4. – Ст. 20]. Незважаючи на те, що він багато в чому потребує вдосконалення, цей Закон в основному досить повно закріпив права міліції, у тому числі в зазначеній сфері, які дозволяють їй виконувати покладені на неї завдання та функції. У ньому, зокрема, закріплено систему заходів адміністративного примусу, які має право застосовувати міліція. Деякі права останньої в цій сфері визначено лише в загальному плані; деталізуються ж вони в інших законодавчих та підзаконних актах (приміром, права щодо здійснення адміністративного нагляду закріплено в Законі «Про адміністративний нагляд міліції за особами, звільненими з місць позбавлення волі» [3; 1994. – № 52. – Ст. 455]). Тому деякі правники навіть висловили думку про те, що лише окремі норми Закону «Про міліцію» є нормами прямої дії [6], з чим, на нашу думку, важко погодитися. У ньому, наприклад, чітко визначено підстави перевірки документів, обмеження чи заборони руху транспорту й пішоходів на деяких ділянках вулиць та автомобільних шляхах тощо.

Окремо слід сказати про Кодекс України про адміністративні правопорушення [2; 1984. – Дод. до № 52. – Ст. 1122], який детально регулює підстави й порядок застосування міліцією адміністративних стягнень, а також низку заходів адміністративного припинення (забезпечення провадження). Цей Кодекс було прийнято ще за часів Союзу, тому багато його положень, звичайно, потребують переосмислення. На сьогодні розпочалася робота по підготовці проекту нового КпАП, де мають бути враховані зміни, що сталися в суспільному житті України, переглянута система адміністративних стягнень, а також підстави й порядок їх застосування і виконання.

Серед актів Президента України, які мають певне значення для правового регулювання діяльності міліції щодо застосування заходів адміністративного примусу, можна назвати розпорядження від 7 жовтня 1992 р. «Про затвердження Положення про Міністерство внутрішніх справ України» [7], в якому закріплені повноваження МВС у різних сферах, визначено обов’язковість його рішень з питань забезпечення безпеки дорожнього руху, здійснення дозвільної системи, вирішено деякі інші важливі питання в діяльності центральних і місцевих органів виконавчої влади, підприємств, установ, організацій.

130

Кабінет Міністрів України також встановлює низку правил застосування міліцією названих заходів. Зокрема, Правила застосування спеціальних засобів при охороні громадського порядку в Україні, затверджені постановою Ради Міністрів УРСР від 27 лютого 1991 р. [8], детально регулюють підстави й порядок застосування зазначених засобів, а також встановлюють їх вичерпний перелік.

Правові норми, які регулюють діяльність міліції щодо застосування заходів адміністративного примусу, містяться у відомчих нормативних актах Міністерства внутрішніх справ України. Проблеми відомчої правотворчості вже тривалий час є предметом пильної уваги представників різних галузей правової науки. Здебільшого вказані акти одержують критичні відгуки. Прихильники крайнього негативного ставлення до цих актів взагалі не вважають їх джерелами права, принизливо називаючи «бюрократичним звичаєвим правом», яке не передбачене і не санкціоноване законом [9, с. 217]. Разом з тим більшість норм відомчих актів безпосередньо регулюють діяльність міліції. Закон «Про міліцію», інші законодавчі акти найчастіше визначають повноваження міліції лише в загальному вигляді, тому застосовувати норми, що містяться в них, без конкретизації практично неможливо. У цьому й полягає значення відомчого правового регулювання.

Варто звернути увагу також на те, що кожен вид нормативних актів має свій рівень та обсяг правового регулювання, в чому й полягає тісний взаємозв’язок між юридичною силою нормативних актів і колом врегульованих ними суспільних відносин. Незважаючи на те, що становлення правової держави вимагає розширення сфери регулювання останніх законом, законодавче регулювання не може охопити всі ці відносини. Те ж саме можна сказати і про нормативні акти Президента та Кабінету Міністрів України.

Що ж стосується санкціонування відомчої правотворчості, то в ст. 4 Закону «Про міліцію» прямо сказано, що нормативні акти МВС України становлять правову основу діяльності цього органу. Зрозуміло, що вони є підзаконними і тому повинні відповідати всім нормативним актам, які мають вищу юридичну силу.

Правову основу діяльності міліції становлять також міжнародні правові акти, ратифіковані у встановленому порядку. Таке правило закріплено в ст. 4 Закону «Про міліцію», а також в Законі «Про дію міжнародних договорів на території України» [3; 1992. – № 10. – Ст. 137]. Останній визначає, що укладені й належним чином ратифіковані Україною міжнародні договори становлять невід’ємну частину національного законодавства України і застосовуються в порядку, передбаченому для норм національного законодавства. До

131

таких документів належать, приміром, Кодекс поведінки посадових осіб із підтримання правопорядку, прийнятий генеральною Асамблеєю ООН 17 грудня 1979 р., Звід принципів захисту всіх осіб, які затримуються (9 листопада 1988 р.), Основні принципи щодо використання сили та вогнепальної зброї посадовими особами по підтриманню правопорядку, прийняті Конгресом Організації Об'єднаних націй щодо попередження злочинності і поводження з правопорушниками 27 серпня – 7 вересня 1990 р. Разом з тим на сьогодні норми міжнародного права у внутрішніх правовідносинах використовуються ще не досить часто, тому говорити про них як про правову основу діяльності міліції — означає, на нашу думку, видавати бажане за дійсне.

Викладене свідчить, що правове регулювання діяльності міліції щодо застосування заходів адміністративного примусу на даний час не відповідає вимогам часу, оскільки здійснюється без урахування його існування як самостійного адміністративно-правового інституту. Як вбачається, цей інститут повинен мати за джерело відповідний спеціальний закон, який урегулював би основні положення адміністративного примусу, підстави та порядок застосування низки заходів, які не належать до адміністративних стягнень. Це дозволило б значно поліпшити правове регулювання адміністративного примусу та діяльності міліції щодо його застосування.

Список літератури: 1. Алексеев С.С. Теория права. – М.: БЕК, 1994. – 224 с. 2. Відомості Верховної Ради УРСР. 3. Відомості Верховної Ради України. 4. Горшенев В.М. Способы и организационные формы правового регулирования в социалистическом обществе. - М.: Юрид. лит., 1972. - 258 с. 5. Кисин В.Р. Меры административно-процессуального принуждения, применяемые милицией: Учеб. пособие. – М.: МВШ МВД СССР, 1987. - 60 с. 6. Полєшко А. Правова основа діяльності міліції // Рад. право. - 1991. - № 3. - С. 92-93. 7. Положення про Міністерство внутрішніх справ України: Затв. розпорядженням Президента України від 7 жовтня 1992 р. // Голос України. - 1992. - 20 жовтня. 8. Правила застосування спеціальних засобів при охороні громадського порядку в Українській РСР: Затв. постановою Ради Міністрів УРСР від 27 лютого 1991 р. // ЗП УРСР. - 1991. - № 3. - Ст. 18; ЗП України. - 1992. - № 11 - Ст. 276. 9. Сурилов А.В. Теория государства и права: Учеб. пособие. - К.; Одесса: Вища шк., 1989. - 439 с.

132

В.Я. Настюк, канд. юрид. наук

классификация принципов таможенного законодательства

Создание демократической, социально ориентированной системы таможенного законодательства Украины невозможно без соответствующего исследования вопроса о его принципах. Их анализ показывает, на каких началах строится регулирование таможенного дела Украинского государства, помогает полнее понять особенности и тенденции формирования и функционирования отечественного таможенного законодательства. К сожалению, этот исключительно важный вопрос практически не освещен в правовой литературе.

Не стремясь дать исчерпывающую характеристику проблемы (ибо это задача самостоятельного научного анализа), кратко, с учетом соответствующих достижений юридической науки изложим то основное, что имеет правотворческое значение и поэтому должно быть учтено в процессе совершенствования таможенного законодательства. Этим основным в аспекте правотворчества является выработка понимания, определение видов и краткое освещение содержания ряда принципов таможенного законодательства.

Обращаясь к пониманию принципов Украинского таможенного законодательства, отметим, что это есть исходные, объективно обусловленные, основополагающие начала, в соответствии с которыми формируются и функционируют система и содержание этой создающейся отрасли законодательства Украины. Подобное определение, конечно, не претендует на всесторонность. Однако, как представляется, оно в целом правильно ориентирует законодателя, подчеркивает то главное, что он обязан учитывать при создании таможенного законодательства.

Определяя принципы таможенного законодательства, отметим, что в нынешних условиях речь, на наш взгляд, должна идти, во-первых, о внутренних закономерностях самого таможенного законодательства как определенного формально-содержательного юридического явления, во-вторых, о внешних требованиях, предъявляемых к организации и функционированию таможенного законодательства Украины. Создание таможенного законодательства без должного учета этих принципов чревато серьезными негативными последствиями.

Обе группы принципов (назовем их внутренние и внеш- ние) — это не некие особые, независимые друг от друга явления, а лишь разные аспекты опосредования таможенной деятельности Ук-

133

раинского государства. И все же, несмотря на некоторую условность, такой дифференцированный подход к анализу содержания принципов таможенного законодательства Украины позволяет полнее исследовать данную проблему и выработать определенные предложения. При этом следует отметить, что такой важный вопрос в правовой литературе специально еще не анализировался, а затрагивались лишь его отдельные аспекты [3]. Но это, как уже отмечалось, необходимо, ибо без их тщательного анализа невозможно создать отечественное таможенное законодательство, отвечающее требованиям сегодняшнего дня, эффективно урегулировать соответствующие стороны таможенной деятельности Украинского государства, определить и устранить противоречия, которые характерны для ныне действующего таможенного законодательства.

Начнем с внутренних принципов формирования и функционирования таможенного законодательства Украины. Обобщение имеющегося теоретического материала, а также исследование содержания действующего таможенного законодательства Украины и практики его применения позволяет нам к внутренним принципам формирования и функционирования таможенного законодательства Украины отнести:

а) соответствие таможенного законодательства положениям Конституции Украины;

б) господство таможенно-правового закона в системе нормативных актов, выражающих таможенно-правовые нормы;

в) наличие собственной основы формирования и развития;

г) специализацию таможенного законодательства;

д) соответствие таможенно-правовых законов Украины определенным положениям международно-правовых актов.

Понятно, что, совершенствуя таможенное законодательство Украины, законодатель не должен игнорировать данные принципы, поскольку каждый из них отражает определенные взаимосвязи и взаимозависимости отдельных звеньев системы, отдельных видов нормативно-правовых актов.

1. Соответствие таможенного законодательства положениям Конституции Украины. В процессе совершенствования таможенного законодательства необходимо учитывать, что Украи- на — самостоятельное государство, а Конституция — его Основной Закон. Реализация этого исключительно важного принципа таможенного законодательства Украины позволяет надежно обеспечить выражение воли и интересов украинского народа, подготовить и принять справедливые демократические правовые законы и тем самым надлежаще урегулировать таможенную деятельность, придать ей необходимую эффективность и социальную устойчивость.

134

Принятие таможенно-правовых актов, не отвечающих положениям Конституции Украины, недопустимо, ибо может нанести серьезный урон интересам Украинского государства, а также привести к необоснованному ограничению свободы личности. Именно конституционными нормами закрепляются основные задачи таможенной политики, решаются многие другие актуальные вопросы осуществления таможенного дела и тем самым обеспечивается внутренняя согласованность и целенаправленность в воздействии всего таможенного законодательства Украины.

2. Господство таможенно-правового закона в системе нормативных актов, выражающих таможенно-правовые нормы. Реализация данного принципа формирования и функционирования таможенного законодательства Украины способствует подлинному обеспечению прав и свобод граждан Украины, установлению минимально необходимых полномочий органов государственной таможенной службы и постепенному ограничению и вытеснению из сферы действия ведомственных нормативных актов. Господство закона выражается прежде всего в урегулировании определяющих сторон таможенной деятельности государства. В последние годы Верховная Рада Украины приняла ряд таможенно-правовых законов, посредством которых решены актуальные вопросы. Однако такое развитие таможенного законодательства Украины пока еще не стало определяющей тенденцией. Многие важные стороны таможенной деятельности государства и сегодня в своей основной массе регулируются подзаконными нормативными таможенно-правовыми актами, что не соответствует требованиям времени, не способствуют обеспечению прав и свобод гражданина, принципу господства закона и социальной справедливости.

Господство таможенно-правового закона определяется и тем, что он, принятый при соблюдении всех необходимых процедур, обладает высшей юридической силой и не может быть отменен и приостановлен каким бы то ни было подзаконным актом. При расхождении последних с законами должен действовать закон, а подзаконный акт приводится в соответствие с ним либо отменяется. К сожалению, это одно из основополагающих требований полностью еще не соблюдается и не обеспечивается. В действующем таможенном законодательстве Украины имеется немало подзаконных актов, не соответствующих положениям законов, а нередко прямо им противоречащих.

3. Наличие собственной основы формирования и развития. Развитие таможенного законодательства должно осуществляться на основе определенного кодификационного акта. Наличие

135

Таможенного кодекса Украины в системе действующего законода-тельства повышает эффективность регулирования таможенной деятельности, позволяет создавать стройную, логически завершенную систему таможенного законодательства, имеющую устойчивую социальную направленность.

4. Специализация таможенного законодательства. Суть ее как одного из основополагающих закономерностей формирования и развития таможенного законодательства Украины состоит в том, что в нем должно происходить как бы «разделение труда», в результате которого закон все более будет дифференцироваться и подразделяться на определенные виды. Такое подразделение, с одной стороны, способствует экономии законодательного материала, а с другой — обеспечивает необходимое качество регулирования тех или иных сторон таможенной деятельности государства, а также повышение гарантий социальной защищенности его народа.

5. Соответствие таможенно-правового законодательства Украины определенным положениям международно-правовых актов. Без реализации этого принципа невозможно создать справедливое законодательство, избавиться от содержащихся в нем необоснованных запретов и ограничений. Характерно, что в последнее время уже сделаны конкретные шаги по пересмотру и приведению таможенного законодательства Украины в соответствие с положениями Всеобщей декларации о правах человека, других международно-правовых актов [4]. Однако эта работа должна быть существенно расширена. Необходимо принять ряд таможенно-правовых законов, отвечающих положениям тех или иных международно-правовых актов.

Приступая к краткой характеристике содержания внешних принципов, обратим внимание на требования, предъявляемые к формированию и функционированию таможенного законодательства. Отметим, что на наш взгляд, для создания теоретической основы реформирования таможенного законодательства Украины целесообразно исходить из положений теории государства и права о членении этих принципов на общие и отраслевые, что позволит полнее осветить сущность таможенного законодательства Украины, раскрыть его социальные черты, сформулировать конкретные предложения по его качественному обновлению.

К общим принципам, на наш взгляд, следует отнести:

а) служение (подчинение) таможенной системы обществу и человеку;

б) ограниченное вмешательство таможенных органов в хозяйственную жизнь организаций и личную жизнь человека;

136

в) полнота прав и свобод граждан в таможенно-правовой

сфере;

г) взаимная ответственность;

д) минимально необходимые полномочия таможенных органов;

е) оптимальное дополнение и уравновешивание властных полномочий таможенных органов с полномочиями органов самоуправления.

1. Служение (подчинение) таможенной системы обществу и человеку. Данный принцип отражает главное, существенное в таможенном законодательстве Украины, подчеркивает его основное социальное назначение, систему конечных целей. Все таможенное законодательство Украины должно исходить из того, что общественные интересы реализуют и обеспечивают законные интересы отдельных коллективов и граждан. Если интересы отдельных граждан не вполне совпадают с интересами общества в целом, то таможенное законодательство Украины призвано обеспечить приоритет общенародных интересов. Однако это необходимо делать так, чтобы не игнорировались и личные интересы. Это вовсе не означает отказ от необходимости ведения борьбы с нарушениями таможенных правил и контрабандой.

В обобщенном виде этот принцип выражен в ряде статей Таможенного кодекса Украины (ТКУ) [1]. Так, ст. 9 возлагает на органы таможенной службы обязанность обеспечивать гражданам защиту их интересов как потребителей товаров, создавать благоприятные условия для ускорения товаро- и пассажиропотока через таможенную границу Украины.

2. Ограниченное вмешательство таможенных органов в хозяйственную жизнь организаций и личную жизнь человека. Этот принцип организации и функционирования таможенного законодательства Украины находит определенное выражение, например, в ст. 150 ТКУ, где сказано, что при производстве таможенного контроля и оформления не допускается причинение предприятиям, гражданам ущерба, унижения чести и достоинства граждан. Реализация этого принципа также во многом обеспечивается и положением ст. 155 ТКУ, посредством которой, определяются условия и пределы применения мер воздействия, специальных средств и огнестрельного оружия.

3. Принцип полноты прав и свобод граждан в таможенно-правовой сфере означает предоставление гражданам возможно максимально широкого круга соответствующих прав и свобод. В нынешних условиях органы таможенной государственной службы

137

имеют полномочия нормотворческого характера, осуществление ко-торых нередко приводит к ограничению прав и свобод граждан. Но права и свободы граждан — это такая сфера регулирования, где пределы действия нормотворчества должны жестко ограничиваться. И если делегирование имеет место, то оно не может толковаться расширительно и должно осуществляться под строгим контролем законодателя, т.е. делегированные акты подлежат обязательному утверждению органом законодательной власти.

4. Принцип взаимной ответственности раскрывает сложную зависимость между таможенными органами, их служащими и личностью. Демократическое государство не может иметь таможенную систему, функционирование которой не обеспечивается возможностью реализации мер правового воздействия в отношении государственных служащих и граждан. К ним, в частности, могут применяться различные виды юридической ответственности (включая административную) за совершение соответствующих должностных проступков и нарушение таможенных правил.

5. Минимально необходимые полномочия таможенных органов. Реализация этого принципа связана с тем, что таможенное законодательство Украины призвано устанавливать минимально необходимые, а не максимально посильные полномочия органов таможенной службы, как это было в условиях административно-командной системы.

6. Оптимальное дополнение и уравновешивание властных полномочий таможенных органов полномочиями органов самоуправления. Суть этого принципа состоит в предоставлении органам самоуправления права оспаривать решения, принимаемые региональными органами таможенной службы в порядке подчиненности или в суде, участвовать в осуществлении таможенной политики (инициатива в нормотворчестве, предложения по поводу совершенствования правового регулирования и др.). Реализация этого принципа предохраняет общество и его членов от различных деформаций в деятельности таможенных органов. Характерно, она получила закрепление в законе Украины «О местном самоуправлении в Украине» [3], что позволило существенно расширить рамки местного и регионального самоуправления, наделить его органы необходимым объемом полномочий в области функционирования таможенных органов, содействия в их деятельности.

Таковы, на наш взгляд, основные отраслевые принципы формирования и функционирования таможенного законодательства Украины. Они, подчеркнем еще раз, имеют социальное значение и должны учитываться при подготовке любых таможенно-правовых актов.

138

Система отраслевых принципов таможенного законодательства Украины разнообразна и подразделяется на основные принципы и принципы формирования и функционирования их соответствующих частей. Например, в процессе подготовки нормативных актов, посвященных организации и деятельности аппарата государственной таможенной службы, следует учитывать наличие так называемых принципов организации этого аппарата. В части формирования и функционирования таможенно-правовых актов процессуального характера, регулирующих порядок производства по делам о нарушении таможенных правил, необходимо исходить из принципов соблюдения подведомственности, охраны интересов личности и государства, официальности, объективной истины, гласности, равенства участников перед законом, быстроты и экономичности, национальности языка, ответственности должностных лиц. Каждый из названых процессуальных принципов конкретизируется на различных стадиях данного производства.

Таким образом, в процессе правотворчества необходимо учитывать наличие всех видов принципов формирования и функционирования таможенного законодательства Украины, всемерно способствовать усилению социальной направленности таможенно-правовых актов всех уровней.

Вместе с тем обеспечению и дальнейшему повышению социальной направленности в разрешении индивидуальных таможенных дел на основе принципов таможенного законодательства будет способствовать проведение следующих мер организационно-правового характера:

1) воспитание у должностных лиц таможенных органов чувства социальной ответственности перед демократическим обществом за порученное дело, а также чувства справедливости и высокого правосознания;

2) обеспечение соответствия квалификации сотрудника занимаемой должности, ибо только квалифицированный сотрудник может принять в рамках таможенной процедуры социально-оптимальное решение;

3) обеспечиние широкой гласности таможенной деятельности, связанной с развитием индивидуальных дел, касающихся прав, свобод и интересов граждан, трудовых коллективов, организаций;

4) расширение судебного контроля в таможенной сфере.

Законодательство предоставляет гражданам право обжаловать незаконные действия должностных лиц органов таможенной службы, ущемляющие их законные интересы. Судебный порядок рассмотрения жалоб, основанный на началах гласности, объектив-

139

ности и участии заинтересованных лиц, не только гарантирует наиболее справедливое разрешение жалобы на акт применения таможенно-правовой нормы, но и способствует воспитанию правосознания, укреплению социальных аспектов таможенного законодательства;

5) дальнейшее совершенствование материального и процессуального таможенного законодательства, что должно привести к сужению усмотрения при применении таможенных норм компетентными органами и к усилению юридических гарантий законности и социальной справедливости;

6) расширение гарантий социального обеспечения и социальной защиты сотрудников органов таможенной службы;

7) повышение роли науки, научной обоснованности таможенных решений, исключающих субъективизм в разрешении вопросов таможенного характера. Большую роль в этом деле могут сыграть рекомендации социологической науки, которые помогут изжить эмпиризм, найти социально-оптимальные варианты решений многих таможенно-правовых проблем.

Список литературы: 1. Відомості Верховної Ради України. - 1992. - № 16. - Ст. 203; 1992. - № 35. - ст. 511; 1993. - № 11. - Ст. 91; 1994. - № 20. - Ст. 116; 1995. - № 13. - Ст. 511. 2. Відомості Верховної Ради України. - 1997. - № 24. - Ст. 170. 3. Кивалов С.В. Организационно-правовые основы таможенного дела в Украине: - Одесса: ОДУ, 1994. - 71 с. Кивалов С.В. Средства осуществления таможенной политики Украины: - Одесса: ОДУ, 1995. – 128 с. 4. Терещенко С., Науменко В. Основи митного законодавства України: Теорія та практика. - Київ: АТ “Август”, 1999. - 296 с.

М.Г. Шульга, канд. юрид. наук

поняття, види митних режимів

та їх застосування

Процес переміщення товарів і транспортних засобів через митний кордон здійснюється тільки відповідно до встановлених правил, які разом створюють правовий інститут митних режимів. За його допомогою визначаються: конкретний порядок переміщення товарів через митний кордон; умови їх знаходження і використання як на митній території, так і поза нею; стягнення митних платежів і надання пільг; визначення меж прав власників товарів та транспортних засобів, що переміщуються, та деякі інші питання.

Митні режими є різновидом адміністративно-правових ре-

140

жимів, які вже давно вивчає юридична наука. Серед них відомі режими територій, окремих об’єктів та документів, різних видів діяльності. За часовим аспектом усі вони поділяються на постійні й тимчасові, що пов’язані з екстремальними обставинами (наприклад, надзвичайний стан).

Учені-адміністративісти, які займаються проблемами режимів, сходяться в цілому на тому, що адміністративно-правові режими являють собою особливі види регулювання, у межах яких створюються й використовуються специфічні юридичні, організаційні та інші засоби для забезпечення певного державного стану. До таких засобів у першу чергу належать правові акти й норми, що встановлюють особливий порядок діяльності, та уповноважені державні органи — як спеціально створені, так і наділені спеціальними повноваженнями. Таке розуміння знаходить своє відбиття у визначенні самого поняття режиму. Наприклад, Д.М. Бахрах розуміє адміністративно-правовий режим як визначене сполучення адміністративно-правових засобів регулювання, опосередковане централізованим порядком, імперативним методом юридичного впливу, коли суб’єкти правовідносин займають нерівне становище. Режими, вважає він, “прив’язані” до часових та територіальних аспектів тих чи інших явищ і процесів [1, с. 279-283]. М.І. Матузов та О.В. Малько розглядають правовий режим як особливий порядок правового регулювання, що виявляється в певному сполученні юридичних засобів і створює бажаний соціальний стан та конкретну ступінь сприятливості (чи несприятливості) для задоволення інтересів суб’єктів права. Це система умов і методів здійснення правового регулювання, немов би “розпорядок” дії права, функціональна характеристика права [6, с. 14]. Ю.О. Тихомиров тлумачить адміністративно-правовий режим як специфічний порядок діяльності суб’єктів права в різних сферах державного життя, який встановлюється в законах та підзаконних актах і спрямований на їх суворо цільову та функціональну діяльність на тих царинах, де необхідні додаткові засоби для підтримки необхідного державного ладу. Адміністративно-правові режими регулюються або складовою частиною більш загальних тематичних законів та підзаконних актів, або ж спеціальними актами [10, с. 402].

Вивчення адміністративно-правових режимів показує, що їх регламентування неоднакове. Слід визнати, що найповніше регламентовано режим надзвичайного стану. Відповідно до ст. 106 Конституції України Президент в разі необхідності приймає рішення про введення в країні або в окремих її місцевостях надзвичайного стану, а також оголошує в разі необхідності окремі місцевості зона-

141

ми надзвичайної екологічної ситуації — з наступним затвердженням цих рішень Верховною Радою України. Закон “Про надзвичайний стан” визначає: “Надзвичайний стан — це передбачений Конституцією України особливий правовий режим діяльності державних органів, органів місцевого та регіонального самоврядування, підприємств, установ і організацій, який тимчасово допускає встановлені цим Законом обмеження в здійсненні конституційних прав і свобод громадян, а також прав юридичних осіб та покладає на них додаткові обов’язки” [4; 1992. – № 37. – Ст. 538].

Що стосується митних режимів, то чинний Митний кодекс України (МКУ) не дає загального визначення митного режиму, ні окремих його видів. Поняття “митний режим” можна знайти тільки в підзаконному нормативному акті — Положенні про вантажну митну декларацію, затвердженому постановою Кабінету Міністрів України від 09.06.1997 р. [9, с. 148-13]: де він тлумачиться як “сукупність положень, що визначають для митних цілей статус товарів та інших предметів і транспортних засобів, які переміщуються через митний кордон України”.

Перелік видів митних режимів міститься в додатку № 2 (“Класифікатор процедур переміщення товарів через митний кордон України”) до наказу Державної митної служби України від 09.07.1997 р. [8; 1997. – № 40. – С. 120-169]. У ньому названо 15 митних режимів: експорт, реекспорт, тимчасове ввезення (вивезення), випуск у вільний обіг (для вільного обігу), реімпорт, переробка на митній території, переробка під митним контролем, переробка за межами митної території, вільна митна зона, магазин безмитної торгівлі, вільний склад, митний склад, відмова на користь держави, знищення, транзит. Як зазначено у додатку № 2, такі митні режими, як “переробка під митним контролем”, “вільна митна зона”, “вільний склад” на території України не використовуються при митному оформленні вантажів, у зв’язку з відсутністю на сьогоднішній день підстав для цього. Згідно з листом Державної митної служби України від 17.06.1997 р. “до законодавчого урегулювання і визначення механізму застосування митних режимів реекспорту та реімпорту, митне оформлення товарів та інших предметів, які заявлені митному органу як реімпорт або з метою реекспорту, здійснювати на загальних підставах... відповідно зі сплатою усіх митних платежів” [2]. У практиці митної діяльності взагалі використовується лише частина з можливих для застосування режимів. Розглянемо деякі з них.

Митний режим випуску товарів у вільний обіг (для вільного обігу) встановлено у ст. 69, 70 Митного кодексу України [4; 1992. –

142

№ 16. – Ст. 203]. Згідно з МК товари та інші предмети можуть бути заявлені митниці з метою вільного використання: а) під час переміщення через митний кордон України; б) після пропуску з метою тимчасового ввезення на митну територію України або тимчасового вивезення за межі цієї території; в) протягом строку зберігання під митним контролем. Умовами розміщення товарів під режим випуску для вільного обігу є:

– сплата мита і митних зборів, якщо відповідно до законодавства України вони підлягають митному обкладенню;

– подання митниці документа, який є підставою, передбаченою законодавством України на їх ввезення (вивезення);

– сплачення митних зборів за їх зберігання та перебування під митним контролем митниці.

Умови розміщення товарів під такий режим на практиці створюють складний механізм використання цілої системи інструментів регулювання ввезення товарів на митну територію України, який регулюється нормами не тільки митного, але і інших галузей законодавства. Основу використання даного режиму складає комплекс заходів (методів), які прийнято поділяти на два блоки: а) митно-тарифне регулювання й б) нетарифні обмеження.

Тарифне регулювання — це сукупність заходів, основаних на використанні цінового фактору впливу на зовнішньоторговий оборот. Ці заходи є елементом податкової системи, за допомогою якої держава регулює зовнішньоекономічну діяльність, реалізує торгово-політичні завдання і виконує фіскальні функції. Митно-тарифні заходи належать до економічних методів регулювання.

Система митно-тарифного регулювання включає застосування ввізних мит, інших податків, сплата яких є умовою розміщення товарів, що ввозяться, під режим випуску для вільного обігу. Правовою основою системи є МК України та Закон “Про Єдиний митний тариф” [4; 1992. – № 19. – Ст. 259], в якому встановлено: а) порядок формування і застосування Єдиного митного тарифу України; б) види і ставки мита; в) преференції щодо ставок митного тарифу у вигляді звільнення від обкладання митом; л) зниження ставок мита або встановлення квот на преференційне ввезення товарів та інших предметів. Відносини в даній сфері регулюються значною кількістю нормативних актів Президента та Уряду України.

Реалізація митно-тарифних заходів здійснюється митно-тарифними органами при проведенні ними митного оформлення товарів та в процесі митного контролю за їх переміщенням через митний кордон України. Основним документом, дані якого є головним джерелом відомостей про товар і мету його переміщення, служить

143

вантажна митна декларація (ВМД). Застосовується ВМД при декларуванні суб’єктами зовнішньоекономічної діяльності товарів та інших предметів у порядку, передбаченому Положенням про вантажну митну декларацію, затвердженим Постановою Кабінету міністрів України від 09.06.1997 р. [8; 1997. – № 40. – С. 89]. На підставі даних, що містяться в декларації, до товару застосовуються передбачені митним тарифом збори, вирішується питання про пропуск через митний кордон.

Серед нетарифних обмежень, які використовуються в Україні, найбільш важливе значення мають кількісні обмеження, ліцензування, сертифікація якості товарів, що ввозяться. Правові основи ліцензування і квотування зовнішньоекономічних операцій встановлено Законом України “Про зовнішньоекономічну діяльність” [3; 1991. – № 29. – Ст. 377]. Обмеження вводяться у випадках: а) різкого погіршення розрахункового балансу держави; б) досягнення встановленого рівня зовнішньої заборгованості; в) значного порушення рівноваги по певних товарах на внутрішньому ринку; г) необхідності забезпечити певні пропорції між імпортною та вітчизняною сировиною у виробництві; д) необхідності здійснення заходів у відповідь на дискримінаційні дії інших держав; е) порушення суб’єктом зовнішньоекономічної діяльності правових норм цієї діяльності; ж) відповідно до міжнародних товарних угод. переліки таких товарів визначаються в указах президента України та постановах Уряду України.

Декретом Кабінету Міністрів України “Про стандартизацію і сертифікацію” від 10.05.1993 р. [4; 1993. – № 27. – Ст. 289] введено обов’язкову сертифікацію на низку товарів, що ввозяться в Україну для вільного використання. Порядок їх оформлення визначено Постановою Кабінету Міністрів України від 04.11.1997 р. [5; 1997. – Ст. 49. – С. 3]. Підтвердження безпеки товарів, що ввозяться, здійснюється шляхом пред’явлення митному органу сертифіката відповідності товару (продукції) або свідчення про визнання іноземного сертифіката.

Експорт товарів — митний режим, при якому товари вивозяться за межі митної території України без зобов’язання про їх ввезення на цю територію. Зміцнення експортного потенціалу України є виключно важливим і актуальним на сучасному етапі економічних реформ. Значення експорту як фактора підтримки виробництва і джерела надходження валюти особливо зросло. Це знайшло відбиття в низці нормативних актів, направлених на створення економічних, організаційних та інших умов для розвитку українського експорту і підвищення його ефективності. У деяких випадках були на-

144

дані фінансові та податкові пільги вітчизняним виробникам [11; 1994. – № 71. – С. 2].

Експорт товарів здійснюється відповідно до вимог, встановлених МК та іншими законодавчими актами України. Це сплата вивізних митних зборів, внесення інших митних платежів, дотримання заходів економічної політики. Товари, що поміщаються під режим експорту, підлягають декларуванню й митному оформленню на загальних засадах з урахуванням даного режиму [7].

Важливим елементом діючої системи державного регулювання експорту є механізм валютного контролю за експортними надходженнями. Його здійснення регламентовано Указом Президента України від 07.09.1994 р. “Про заходи щодо забезпечення валютного та експортного контролю” [11; 1994. – № 140. – С. 2].

При вивезенні деяких товарів згідно з режимом експорту встановлено пред’явлення митним органам спеціальних дозволів. Так, для вивезення з України культурних цінностей, під якими відповідно до Закону України “Про вивезення, ввезення та повернення культурних цінностей” розуміються об’єкти матеріальної та духовної культури, що мають художнє, історичне, етнографічне та наукове значення і підлягають збереженню, відтворенню та охороні, необхідно мати свідоцтво на право вивезення [4; 1999. – № 48. – Ст. 405].

Режим тимчасового ввезення або тимчасового вивезення встановлює вимоги, дотримання яких допускає тимчасове користування іноземними товарами на території України, а українськими — за її межами. Тимчасове ввезення (вивезення) товарів та інших предметів здійснюється під зобов’язання про зворотне вивезення (ввезення) на строк до одного року (у випадках, передбачених ст. 71 МК, строк може бути подовжено) [4; 1992. – № 16. – Ст. 203]. Зміст даного режиму, як і статус товарів, що поміщаються під режим, перш за все визначається тимчасовим характером перебування і використання таких товарів. А значення самого режиму визначається потребами розвитку торгових та інших форм міжнародного співробітництва. Його використання дозволяє зняти деякі перешкоди для розвитку економічних, культурних, гуманітарних зв’язків із закордонними країнами.

Товар, поміщений під режим тимчасового ввезення (вивезення), повинен бути використаний таким чином, щоб при завершенні режиму він знаходився у незмінному стані, за винятком змін, що відбулися внаслідок природного зносу або зменшення. Така вимога обмежує можливості користування тимчасово ввезеними (вивезеними) товарами. Наприклад, виключається проведення будь-

145

яких операцій по їх переробці або обробці. Деякі товари взагалі заборонено поміщати під цей режим (наприклад, зразки й матеріали, що розходуються, харчові продукти, напої, тютюнові вироби тощо).

Митний режим тимчасового ввезення (вивезення) завершується по закінченню встановлених строків і при зворотному вивезенню (ввезенню) товарів, які знаходяться під цим режимом, або до моменту закінчення строків — при заяві таких товарів під інший митний режим.

Митний режим транзит товарів передбачає переміщення під митним контролем через територію України товарів та інших предметів, на транзит яких митниці засвідчено підставу, передбачену законодавством України, а за митне оформлення митниці сплачено митні збори.

З урахуванням джерел правового регулювання і сфери застосування транзиту виділяють дві його форми: а) міжнародний транзит, використання якого регламентується положеннями міжнародних конвенцій з питань транзиту або передбачається окремими положеннями інших міжнародних угод (наприклад, Всесвітньою поштовою конвенцією); б) транзит товарів, який здійснюється згідно з національним законодавством.

Регламентування цього митного режиму міститься у МК України і низці нормативних актів, серед яких — Указ Президента України “Про заходи по забезпеченню контроля за переміщенням товарів транзитом через територію України” від 14.07.1995 р. [11; 1995. – № 106. – С. 7]. Відповідно до цього акта переміщення транзитом підакцизних товарів може здійснюватися за умови надання власником товарів чи уповноваженою ним особою відповідних фінансових гарантій щодо обов’язкової доставки товарів у митниці призначення або за умови охорони й супроводження товарів митними органами із залученням у випадку необхідності підрозділів міністерства внутрішніх справ. На виконання цього Указу Президента митною службою було введено обов’язкове декларування вантажів, що переміщуються транзитом через територію України.

Регламентація митного режиму транзиту товарів містить спеціальні обмеження, що стосуються переміщення в рамках даного режиму деяких товарів. Наприклад, постановою Кабінету Міністрів України від 06.05.1996 р. № 484 затверджено перелік шляхів і напрямків транзиту підакцизних товарів через територію України, пункти пропуску на митному кордоні, через які здійснюється ввезення та вивезення цих товарів, і граничні строки їх транзиту автомобільним транспортом і залізницею [11; 1996. – № 92-93. – С. 7]; постановою Кабінету Міністрів України від 12.08.1996 р. № 938 ви-

146

значено пункти пропуску на митному кордоні України, через які ввозяться з метою імпорту і транзиту, а також вивозяться алкогольні напої та тютюнові вироби, на які встановлено акцизний збір [11; 1996. – № 186, 187. – С. 9].

Товари, що переміщуються транзитом, повинні: а) залишатися у незмінному стані (окрім змін внаслідок природного зносу або зменшення); б) не використовуватися з будь-якою іншою метою крім транзиту; в) у випадках, визначених чинним законодавством, переміщуватися при наявності дозволу встановленими маршрутами та шляхами у встановлені строки.

При режимі митного ліцензійного складу ввезені на митну територію товари зберігаються під митним контролем без справлення мита та інших податків і без застосування до них заходів нетарифного регулювання та інших обмежень у період зберігання, а товари, що вивозяться за межі митної території України зберігаються під митним контролем після митного оформлення до їх вивезення за межі митної території України.

Правовою основою застосування даного режиму є МК України, постанова Кабінету Міністрів України від 02.12.1996 р. “Про впорядкування діяльності митних ліцензійних складів” [11; 1996. – № 230-231. – С. 12] та Положення про відкриття й експлуатацію митних ліцензійних складів, затверджене наказом ДМСУ від 31.12.1996 р. [8; 1997. – № 123. – С. 124].

Зберігання товарів у режимі митного складу забезпечується шляхом використання спеціально призначеного обладнаного приміщення або іншого місця — митного ліцензійного складу. Власниками таких складів є суб’єкти підприємницької діяльності, які отримали ліцензію на право їх відкриття та експлуатації. Територія складу є зоною митного контролю і становить невід’ємну складову частину митної території України. Митний ліцензійний склад може бути відкритого типу (який використовує для зберігання товарів будь-яка особа) і закритого (який використовується для зберігання товарів, що належать власникові складу). Дія режиму митного складу основана на адміністративній фікції, згідно з якою вважається, що іноземні товари, що перебувають на митному складі, знаходяться поза національною територією.

Товари, ввезені на митну територію України, можуть зберігатися в режимі митного складу протягом трьох років. Для окремих видів товарів цей строк може бути обмежено митним органом. Розміщуються товари на митний склад і випускаються з нього у присутності уповноважених службових осіб митного органу.

Митний режим магазин безмитної торгівлі — це режим,

147

при яком товари знаходяться й реалізовуються у роздріб під митним контролем на митній території України (в аеропортах, портах, відкритих для міжнародного сполучення, та інших зонах митного контролю, що визначаються ДМСУ) без справлення мита та інших податків (крім митних зборів). Знаходження та продаж товарів у цьому режимі забезпечується шляхом використання спеціально призначеного обладнаного приміщення — магазина безмитної торгівлі (МБТ). Порядок відкриття, функціонування та контролю за діяльністю таких магазинів встановлено тимчасовим положенням, затвердженим наказом ДМСУ від 18.07.1997 р. № 336 [2; 1999. – № 11. – С. 79].

Власниками МБТ є українські суб’єкти підприємницької діяльності (юридичні особи), які отримали в Держмитслужбі ліцензію на право відкриття такого магазина в зоні митного контролю. Приміщення його є складовою частиною зони митного контролю і становить невід’ємну частину митної території України. МБТ здійснює роздрібний продаж товарів за національну й іноземну валюту виключно фізичним особам, які виїжджають за межі митної території України. Товари можуть знаходитися в режимі магазина безмитної торгівлі протягом року. Після закінчення визначеного строку вони мають бути заявлені до інших митних режимів.

Митне законодавство встановлює ряд обмежень щодо товарів, які можуть продаватися у МБТ (крупногабаритні, мають велику вагу, підлягають контролю з боку інших державних органів тощо).

На сьогоднішні тільки вищезгадані митні режими фактично використовуються в Україні (з 15 відомих і тих, що використовуються у міжнародній практиці). У зв’язку з цим можна зробити висновок, що митне законодавство України має не тільки численні прогалини і характеризується певною безсистемністю, але й не дозволяє учасникам зовнішньоекономічної діяльності реалізовувати право на вільний вибір, зміну митного режиму й обмежує права власника, закріплені в ст. 4, 5, 6 Закону України “Про власність” [3; 1991. – № 20. – Ст. 249]. Згідно з цим Законом власник має право здійснювати щодо свого майна будь-які дії, що не суперечать закону, а державні органи не мають права втручатися у здійснення його повноважень над своїм майном чи встановлювати не передбачені законодавством додаткові обов’язки чи обмеження.

У ряді випадків рішення про застосування (чи незастосування) конкретного режиму знаходиться в компетенції митного органу. Це може стосуватися продовження строку перебування товару в режимі тимчасового ввезення (вивезення) питання розміщення товару в режимі митного ліцензійного складу. Як вбачається, питання

148

застосування митних режимів повинні знайти відбиття в новому Митному кодексі України, а їх деталізацію мають здійснювати акти Кабінету Міністрів України, а не відомчі акти.

Список літератури: 1. Бахрах Д.Н. Административное право: Учебник: Часть общая. – М.: БЕК, 1993. – 301 с. 2. Бизнес. – 1997. – № 28. – С. 19. 3. Відомості Верховної Ради Української РСР. 4. Відомості Верховної Ради України. 5. Збірник поточного законодавства України. 6. Матузов Н.И., Малько А.В. Правовые режимы: вопросы теории и практики // Правоведение. – 1996. – № 1. – С. 14. 7. Наказ ДМСУ від 30.06.1998 р. № 380 “Про затвердження Порядку заповнення граф вантажної митної декларації відповідно до митних режимів експорту, імпорту, транзиту, тимчасового ввезення (вивезення), митного складу, магазину безмитної торгівлі”. 8. Офіційний вісник України. 9. Таможенное законодательство Украины: Сб. нормат. актов. – Харьков: Одисей, 1998. – 496 с. 10. Тихомиров Ю.А. Курс административного права и процесса. – М.: Изд. г-на Тихомирова М.Ю., 1998. – 798 с. 11. Урядовий кур’єр.

Е.А. Алисов, канд. юрид. наук

ДЕНЬГИ И ПРАВОВОЙ ОБЫЧАЙ

Деньги как социальное явление представляют собой интерес с различных точек зрения — экономической, юридической, исторической, психологической и философской. Этот феномен многогранен как по своим формам, так и по признакам экономического содержания, которые обусловливают достаточно много проблем самого разнообразного характера. Единственно, что не вызывает сомнения у большинства специалистов, так это то, что деньги являются детищем обмена и в значительной мере фактором, под влиянием которого он развивался [1, с. 391; 2, с. 9; 7, с. 9; 8, с. 12].

Однако в специальной литературе нет единства в отношении концепции происхождения денег. Существуют две основные точки зрения на эту проблему [7, с. 9,10; 8, с. 37]. «Одна, наиболее старая, в настоящее время никем серьезно не поддерживаемая, объявляет происхождение денег соглашением, как бы молчаливо состоявшимся между людьми, относительно того, чтобы определенные предметы исполняли известные функции. Это рационалистическая теория, полагающая, что деньги – результат договора, заключенного между собой людьми, убедившимися в том, что для передвижения ценностей в меновом обороте необходимы особые орудия» [8, с. 37].

Концепция, противоположная вышеуказанной, получила наименование «эволюционной». Ее сторонники обращают внимание

149

на объективный характер происхождения денег, отрицают последнее на основании сознательно заключенного между людьми соглашения, объясняют появление денег эволюционным процессом, который помимо воли отдельных лиц, помимо соглашения или договора между ними привел к тому, что некоторые предметы выделились из общей массы и заняли особое положение» [7, с. 10; 8, с. 37].

Анализ вышеприведенных концепций происхождения денег позволяет выделить нечто общее для них, что, безусловно, присуще и эволюционной, и рационалистической природе их возникновение. Таким объединяющим фактором является, без сомнения, правовой обычай, которому в специальной литературе уделено достаточное внимание [4, с. 11; 9, с. 329; 10, с. 49; 11, с. 9-11].

Согласно В.И. Далю, обычай – это принятый порядок, обряд; общий образ действий [5, с. 637]. В специальной литературе обычай принято рассматривать как стереотипное правило и способ поведения, которые стихийно самовоспроизводятся в соответствующем обществе или социальной группе и являются привычным для их членов. Он возникает в результате социализации индивида. В меру того, как люди входят в социальную и правовую систему, они воспринимают ее так, как ведет себя окружение, наследуют ему. Таким образом обеспечивается нормальное воспроизводство и передача социального (соответственно, и правового) опыта из поколения в поколение [11, с. 9].

В чем же связь эволюционной и рационалистической концепций происхождения денег и правового обычая? Эта связь проявляется в самом феномене их появления, в экономическом содержании и, естественно, в известных формах этого циркуляционного инструмента. Общая логика исторического развития денег начинается с товарообмена. Как указывает, А. Гриценко, исторически последний не был, конечно, первой формой обмена, поскольку до этого, в качестве наиболее значительных в то время, существовали обмен деятельностью и неэквивалентный продуктообмен. Но именно с товарообмена начинается собственная история возникновения денег [3, с. 63].

Товарный обмен как таковой прошел три этапа: а) натуральный обмен; б) денежный обмен; в)кредитный обмен. Обратимся к первому из них. Необходимо отметить, что сам товарообмен является следствием эволюции развития человеческого общества. Его фундаментом послужило общественное разделение труда, вследствие которого обособились основные отрасли человеческой деятельности – скотоводство, земледелие, ремесленничество и торговля [13, с. 177 – 185]. Не останавливаясь подробно на самом процессе такого

150

разделения, отметим, что до первого крупного общественного разделения труда на которое указывал Ф. Энгельс, а именно выделения пастушеских племен из остальной массы варваров, был возможен лишь случайный обмен. До этого он мог происходить только внутри племени, да и то представлял собой исключительное явление. Например, во многих местах были найдены остатки мастерских для изготовления орудий позднего каменного века; мастера, развивавшие свое искусство, работали, вероятно, за счет и на пользу всего коллектива, как это и сейчас еще делают постоянные ремесленники родовых общин в Индии [13, с. 178].

После выделения пастушеских племен возникают условия для обмена между членами различных племен, а также для его развития и упрочения как постоянного института. Дальнейшая эволюция разделения общественного труда и разложения родоплеменного строя привела к более строгой специализации индивидуумов и их групп на производстве определенных продуктов труда, к увеличению производства последних, к возникновению частной собственности, что объективно обусловило постоянную потребность в обмене, причем не только между различными относительно обособленными социальными группами (род, племя), но и между их членами.

Как писал Аристотель, первоначальное развитие меновой торговли было обусловлено естественными причинами, так как люди обладают для жизни одними предметами в большем, другими в меньшем количестве. В первобытной общине, т.е. семье, не было никакой надобности в обмене. Необходимость в нем возникла, когда в общении стало участвовать большее количество людей. В самом деле, в первоначальной семье все было общим. Разделившись, семьи стали нуждаться во многом из того, что принадлежало другим, и неизбежно приходилось прибегать к взаимному обмену [1, с. 390,391].

Обмен между различными группами индивидуумов и между индивидуумами одной группы вначале имел случайный характер; в ходе их последующей деятельности обмен вошел в привычку. С разрешением одноразовой проблемы перехода различных предметов из рук в руки заинтересованных в этом владельцев возник прецедент, который в дальнейшем при взаимном интересе сторон мог быть воссоздан этими же субъектами, а также окружающими их лицами, — свидетелями такого обмена. В ходе подобных действий складывались определенные стереотипы, ритуалы, которыми сопровождался каждый обмен предметами. При неоднократном повторении таких обменов действия сторон формализовались, т.е., приобретали стойкость, очерченность субъективного состава, упорядочен-

151

ность операций обменивающихся при передачи из рук в руки вещей, справедливое, с их точки зрения, соотношение на время обмена.

Непосредственной целью такой формализации меновых отношений являлось облегчение процесса непосредственного примитивного обмена различными предметами и фиксация безусловного перехода вещей во владение обменивающихся сторон.

Как писал Н.И. Зибер, история постепенного разложения рода — это история разложения общинно-родовой собственности. Последняя же есть не что иное, как юридическая формулировка истории разделения труда. Только на этой почве и возможно было сотрудничество с чужими родами; во всем остальном «чужой человек» был синонимом «врага». Отсюда вытекает несколько странная, на первый взгляд, форма меновой торговли между многими первобытными народами: сходясь на нейтральной почве в полном вооружении, каждое племя является на рынок с выставленными другой стороной товарами, но при ее отсутствии. Иначе говоря, торговля в таких условиях – не более, как перемирие. Ученый ссылается на Марциуса: «когда бразильские дикари хотят вступить во взаимный торг, они одновременно снимают свое оружие и кладут его одно около другого; но как только торг закончен, что обозначается частым повторением ими известных слов, то немедленно и сразу хватаются за оружие. Очевидно, обычай этот — юридический символ. Быть может, он есть обещание взаимной дружбы и спокойного обсуждения дела во время торга» [6, с. 242,243].

Сам по себе рассматриваемый обмен довольно проблематичен вследствие известных недостатков натурального обмена, который может состояться лишь в том случае, если обе обменивающиеся стороны нуждаются в предлагаемых друг другом предметах. Длительная, устойчивая практика натурального обмена, безусловно, способствовала выделению (как свидетельствуют многие авторы), определенных вещей, которые стали наиболее охотно приниматься в обмен даже в случаях, когда они непосредственно и не нужны данному лицу, берущему, однако, этот товар в расчете, что его можно затем в обмен на что-то сбыть другому лицу. Такой товар, сбыт которого всего менее затруднен и который принимается всеми охотно ввиду именно этого свойства, и представлял собой зачаточные деньги [12, с. 226].

В дальнейшем в отношении эволюционной теории происхождения денег можно говорить только о совершенствовании их форм. Однако как раз на стадии возникновения зачаточных денег (или протоденег) и обнаруживается пересечение эволюционной тео-

152

рии с рационалистической. Дело в том, что сама насущная экономическая потребность в организации натурального обмена и ее противоречия упираются в элемент рациональности, когда периодически повторяющиеся действия по обмену различными предметами между индивидуумами восходят к первоначальному определению соотношения количества и качества обмениваемых предметов. Без согласованного подхода к решению проблемы соотношения последних изначально невозможен и сам процесс обмена, который, по сути, является фактом, свидетельствующим об определенном согласии между субъектами по поводу предметов обмена. Эта проблема, без сомнения, является конгломератом экономической потребности, имущественной состоятельности и внешнего волеизъявления сторон обмена. Иными словами, как бы объективно (или стихийно) (о чем говорят эволюционисты) ни выделялся из общей совокупности обмениваемых предметов «товар товаров», без соглашения о его характере, качестве и формах, без объективно осознанного и выраженного вовне желания принимать его обменивающимися сторонами, сам процесс обмена вещами невозможен.

При наличии договоренности о соотношениях в предметах обмена (даже на разовую сделку) заложены основания, что в будущем с вполне возможными допускаемыми отклонениями в ту или иную сторону такой обмен может повториться. В процессе обмена стороны приобретают навыки определения качества желаемой к получению вещи, соотносимого с имеющимися у них предметами, которые могут быть предложены в обмен. Производимые обмены входят в привычку, а их нормы вследствие своей периодичности, через правовой обычай, т.е. общепринятое для известного круга лиц стереотипное правило и способ поведения, предопределяют выделение на объективной основе из общей массы некоторых предметов, которые со временем заняли особое положение.

В связи с вышеизложенным следует привести точку зрения Аристотеля, который писал, что пользование каждым объектом владения бывает двоякое; в обоих случаях пользуются объектом как таковым, но не одинаковым образом. В одном случае им пользуются по его назначению, в другом – не по назначению (например, обувью пользуются и для того, чтобы надевать ее на ноги, и для того, чтобы менять ее на что-либо другое...) Ввиду этого индивидуумы пришли к соглашению давать и получать при взаимном обмене нечто такое, что, представляя само по себе ценность, было бы вместе с тем сподручно в житейском обиходе (к примеру, железо, серебро или нечто иное). Сначала простым измерением и взвешиванием определяли ценность таких предметов, а после, чтобы освободиться от

153

постоянного измерения, стали отмечать их чеканом, служившим доказательством их стоимости [1, с. 390, 391].

Таким образом, можно сделать вывод, что вследствие известной эволюции процессов в обществе, в результате приобретенных в ходе периодически повторяющихся между различными относительно обособленными группами индивидуумов и между членами таких групп навыков в обмене различными продуктами труда, которые легли в основу привычки к обмену на определенных условиях, сложились соответствующие обычаи, предопределившие сознательное выделение на объективной основе из общей массы некоторых предметов, которые заняли особое положение и которые стали зачаточной формой денег. Именно правовой обычай необходимо рассматривать в качестве элемента, объединяющего взгляды рационалистов и эволюционистов на проблему возникновения денег. Такую точку зрения вполне можно охарактеризовать как эволюционно-рационалистическую концепцию происхождения денег.

Список литературы: 1. Аристотель. Сочинения в 4-х томах. - Т. 4. – М.: Мысль, 1983. – 830 с. 2. Бендиксен Фридрих. Деньги. – Петербург: Право, 1923. – 63 с. 3. Гриценко А. Деньги: возникновение, сущность, функции и агрегаты // Экономика Украины. – 1999. - № 2. 4. Гуляев А.М. Русское гражданское право. – С-Пб., 1907. – б.о. 5. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. – М.: Рус. яз., 2000. - Т. 2.: И-О. – 2000. – 779 с. 6. Зибер Н.И. Собрание сочине-ний. - Т. 2: Право и политическая экономия. – С-Пб.: Издатель, 1900. – 779 с. 7. Лагутін В.Д. Гроші та грошовий обіг. – К.: Знання, 1999. – 181 с. 8. Мануилов А.А. Учение о деньгах: Специальный курс политэкономии: изд. 4-е. – М.: Высш. шк., 1916. – 247 с. 9. Проблемы теории государства и права: Учебник / Под ред. С.С. Алексеева. – М.: Юрид. лит., 1987. – 448 с. 10. Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.М. Курицына и З.Д. Ивановой. – М.: Юрид. лит., 1986. – 352 с. 11. Титарчук О.А. Звичай і право (питання взаємозв`язку і взаємодії). Автореф. дис.... канд. юрид. наук. – Харків, 1995. – 17 с. 12. Туган-Барановский М.И. Основы политэкономии. – С-Пб.: Право, 1911. – 512 с. 13. Энгельс Фридрих. Происхождение семьи, частной собственности и государства. – М.: Политиздат, 1978. – 240 с.

В.И. Тютюгин, канд. юрид. наук

К ВОПРОСУ О СИСТЕМЕ НАКАЗАНИЙ

И ПОРЯДКЕ ИХ НАЗНАЧЕНИЯ

В ПРОЕКТЕ УК УКРАИНЫ

Система наказаний находит свое отражение прежде всего в законодательном их перечне. В проекте УК Украины все виды наказаний включены в единый законодательный перечень, который закреплен в ст.50 и согласно которому к лицам, признанным винов-

154

ными в совершении преступления, судом могут быть применены лишь следующие виды наказаний:

1) штраф;

2) лишение воинского, специального звания, ранга, чина, квалификационного класса;

3) лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью;

4) исправительные работы;

5) служебное ограничение для военнослужащих;

6) конфискация имущества;

7) арест;

8) ограничение свободы;

9) содержание в дисциплинарном батальоне военнослужащих;

10) лишение свободы на определенный срок;

11) пожизненное лишение свободы.

Анализ этой нормы свидетельствует не только о том, что содержащийся в ней перечень наказаний значительно обновлен. Обращает на себя внимание и то, что в основу его построения положено не несколько критериев, как это имело место в УК 1960 г., а лишь один-единственный – степень строгости наказания1 безотносительно к тому, является ли тот или иной вид наказания основным или дополнительным, срочным или одноактным, общим или специальным.

Таким образом, этот перечень представляет собой своеобразную «лестницу» наказаний, в которой каждый вид наказания занимает соответствующую ему «ступень», а все они расположены в определенной последовательности – от менее к более строгому. Следовательно, на верхней ступени находится наименее строгий, а на нижней – наиболее строгий вид наказания, тогда как перечень наказаний в ст. 23 УК 1960 г. строился по прямо противоположному принципу – от более к менее строгому.

Такое построение перечня наказаний имеет принципиальное значение. Во-первых, это позволяет уже в самом перечне установить законодательную градацию (иерархию) всех видов наказаний по мере их строгости вне зависимости от того, в каком порядке и к какой категории субъектов они применяются, и на какой срок могут быть назначены.

Во-вторых, такое построение перечня наказаний в Общей части УК во многом предопределяет и подход законодателя к конструированию санкций статей Особенной части УК. Ведь сравнительная строгость наказания определяет и ту последовательность, в которой основные наказания перечисляются в альтернативных санкциях, и те правила, на основе которых устанавливается определенное соотношение (сочетание) основных и дополнительных наказаний в кумулятивных санкциях.

Построение законодательного перечня наказаний на основе указанного критерия позволяет и суду без особых затруднений решать вопросы: о присоединении на основании норм Общей части УК менее строгого дополнительного наказания, не указанного в санкции, к более строгому основному, фигурирующему в такой санкции; о переходе к более мягкому виду наказания; о замене неотбытой части наказания более мягким; о сложении разновидных наказаний; о зачете неотбытого наказания и предварительного заключения и многие другие.

Следовательно, степень строгости наказания – это, как следует из ст. 50 проекта УК, один из главных критериев, который положен в основу законодательной классификации наказаний. Однако, будучи главным, он является далеко не единственным и наказания, предусмотренные в законодательном перечне, могут быть классифицированы и по другим основаниям. Такая классификация, например, возможна: по порядку (способу) их назначения; по особенностям субъектов (кругу субъектов), к которым они применяются; по возможности определения срока их применения; по характеру содержащихся в них правоограничений и т. д.

Хотя классификация наказаний возможна по различным основаниям, непосредственное закрепление в законе находит лишь деление наказаний на основные и дополнительные. В проекте УК такая классификация наказаний впервые отражена в специальной норме (ст. 51), согласно которой к основным наказаниям (ч.1) отнесены исправительные работы, служебное ограничение для военнослужащих, арест, ограничение свободы, содержание в дисциплинарном батальоне военнослужащих, лишение свободы на определенный срок и пожизненное лишение свободы, а к дополнительным (ч. 2) - лишение воинского, специального звания, ранга, чина, квалификационного класса и конфискацию имущества. В соответствии

156

с ч.3 этой же статьи штраф и лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью могут применяться в качестве как основных, так и дополнительных наказаний.

Однако ст. 51 проекта УК не только закрепляет само деление наказаний на основные и дополнительные, но и определяет значение этой классификации для порядка (способа) их назначения, а также устанавливает правила соотношения (сочетания) их друг с другом. Представляется, что в этой норме закона находят свое отражение именно те отличительные особенности правового статуса института основных и дополнительных наказаний, которые как раз и определяют различную функциональную роль каждой из этих групп наказаний. Основания для такого вывода мы находим в следующем.

В ч. 4 ст. 51 впервые непосредственно в законе установлены правила, согласно которым за преступление может быть назначено только одно основное наказание, предусмотренное в санкции статьи Особенной части УК, к которому, в свою очередь, может быть присоединено либо одно, либо несколько дополнительных наказаний в случаях и порядке, предусмотренных законом.

Из этих предписаний закона, во-первых, следует, что за преступление может быть назначено судом только основное наказание без присоединения к нему дополнительного. Во-вторых, за одно преступление может быть назначено только одно основное наказание, а не несколько их видов. В-третьих, дополнительное наказание не может фигурировать в приговоре самостоятельно, т.е. без основного, но оно лишь присоединяется к основному, назначается в дополнение к нему, "сопутствует" основному наказанию, как бы "сопровождая" последнее, а не наоборот. В-четвертых, в отличие от основного наказания, за одно преступление может быть назначено как одно, так и сразу несколько дополнительных наказаний. Наконец, если основное наказание может быть назначено, как правило, лишь когда оно прямо предусмотрено в санкции статьи Особенной части УК, то для применения дополнительных наказаний такой порядок далеко не всегда является обязательным. Например, лишение права занимать определенные должности может быть назначено в качестве дополнительного наказания и в случаях, когда оно не предусмотрено в санкции статьи Особенной части УК (ч. 2 ст. 54), а лишение званий, чинов, рангов и классов всегда назначается на основании ст.53 Общей части, поскольку не указано ни в одной из санкций статей Особенной части УК. Следовательно, отдельные виды дополнительных наказаний могут присоединяться к основным и на

157

основании норм Общей части УК, даже если в конкретной санкции они не фигурируют. Не случайно в ч.4 ст.51 проекта УК применительно к основным наказаниям указано, что их назначение допустимо лишь при условии, если они фигурируют "в санкции статьи Особенной части", а в отношении дополнительных сделана ссылка не на санкцию, а на возможность их назначения "в случаях и порядке, предусмотренных настоящим Кодексом".

Изложенное свидетельствует, что впервые на законодательном уровне в специальной норме закона (ст. 51) не только устанавливается порядок назначения основных и дополнительных наказаний, но и определяется их различная функциональная роль. Из предписаний этой нормы следует, что именно основному наказанию законодатель придает значение, "отводит роль" главного, определяющего и вполне самостоятельного средства воздействия на осужденного, поскольку именно с его применением закон связывает (прежде всего и главным образом) решение задачи по достижению стоящих перед наказанием целей.

Определяющая роль основного наказания достаточно наглядно отражена в будущем законе. Во-первых, это выражается в том, что в санкции целого ряда статей законодатель включает только основные виды наказаний, тем самым как бы подчеркивая, что для достижения сформулированных в законе целей во многих случаях вполне достаточно применить лишь основное наказание, без присоединения к нему дополнительного. Во-вторых, исходя из того, что основное наказание "несет в себе главный заряд кары" и в связи с этим именно на нем в первую очередь лежит основная нагрузка по достижению целей наказания, законодатель более "жестко" регламентирует и порядок его применения, устанавливая, что оно может быть назначено лишь при условии, если прямо предусмотрено в конкретной санкции. Наконец, определяющая роль основного наказания проявляется и при применении тех санкций, в которых наряду с основным фигурируют и дополнительные наказания, поскольку закон, как правило, предоставляет суду право и в этих случаях ограничиться назначением лишь одного основного наказания без присоединения к нему дополнительного.

Что же касается дополнительного наказания, то в сочетании с основным оно выполняет функцию вспомогательного средства, что, в свою очередь, определяет и порядок его назначения, согласно которому оно либо вообще может быть не назначено, либо лишь присоединяется в дополнение к основному наказанию.

В то же время достаточно очевидно, что присоединение дополнительного наказания к основному объективно усиливает об-

158

щую меру наказания в целом. Однако существование института дополнительных наказаний вряд ли было бы целесообразным, если бы он использовался только (и исключительно) как средство усиления карательного воздействия на осужденного. Ведь во многих случаях достижение этого результата вполне можно обеспечить и без применения дополнительного наказания, а за счет увеличения срока (усиления меры) самого основного наказания либо избрания судом более строгого его вида в рамках альтернативной санкции. Отсюда можно заключить, что дополнительное наказание призвано, видимо, не только (и, может быть, даже не столько) увеличить объем карательного воздействия на осужденного, сколько изменить его характер, с тем чтобы в максимальной степени "приспособить" общую меру наказания к индивидуальным особенностям содеянного и личности виновного. Следовательно, дополнительное наказание, объективно усиливая его карательное воздействие, выступает в качестве одного из средств, призванных расширить пределы (рамки) индивидуализации наказания и в максимальной степени обеспечить реализацию его превентивной функции.

Таким образом, целесообразность применения дополнительного наказания и избрание соответствующего его вида во многом определяются индивидуальными особенностями содеянного, а необходимость присоединения дополнительного наказания к основному объясняется не столько стремлением к увеличению объема карательного воздействия, сколько потребностью в изменении его содержания. Поэтому порядок назначения дополнительных наказаний не столь "жестко" регламентирован в законе и суд в одних случаях может "обойтись" назначением лишь основного наказания без присоединения к нему дополнительного, в других же – вправе назначить за преступление одно из нескольких, а в отдельных, – наделен правом применить даже несколько дополнительных наказаний одновременно. Более того, отдельные виды дополнительных наказаний могут быть назначены по усмотрению суда и на основании норм Общей части УК даже тогда, когда они непосредственно в санкции статьи Особенной части УК вообще не предусмотрены. Такой порядок назначения дополнительных наказаний как раз и свидетельствует о вспомогательной их функции, подчеркивает их "подчиненную" роль по отношению к основному наказанию, которое является все же "главным инструментом" карательно-воспитательного и превентивного воздействия на осужденного.

Определяющая роль основного наказания и вспомогательная дополнительного в обеспечении стоящих перед ними целей обусловливает необходимость соблюдения общеобязательного правила

159

их допустимого соотношения (сочетания) друг с другом, согласно которому основное наказание всегда должно быть более строгим, чем присоединяемое к нему дополнительное. В противном случае терялся бы всякий смысл их сочетания друг с другом и дополнительное наказание по существу подменяло бы собой основное, выполняя функции последнего. Устанавливая деление наказаний на основные и дополнительные и предусматривая возможность присоединения вторых лишь в дополнение к первым, закон как раз и исходит из того, что такое сочетание допустимо лишь при условии, если дополнительное наказание является менее строгим по объему своего карательного воздействия, чем основное. При ином решении этого вопроса основное и дополнительное наказания просто поменялись бы местами и "дополнением", т.е. вспомогательным средством воздействия было бы, скорее, основное наказание, а, отнюдь, не дополнительное.

Правило допустимой сочетаемости основного и дополнительного наказаний по степени их строгости носит всеобщий (универсальный) характер и должно соблюдаться как при конструировании санкций, так и при сочетании этих наказаний в приговоре суда. На основе этого правила разрешаются и такие вопросы, как-то: назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено законом; замена неотбытой части наказания более мягким; применение амнистии или помилования и т. д. Универсальный характер этого правила свидетельствует о целесообразности его непосредственного закрепления в законе в качестве своеобразной общей нормы, устанавливающей принципы соотношения (сочетания) основных и дополнительных наказаний. Такая попытка уже предпринималась, когда в одном из вариантов проекта УК (1993 г.) предлагалось закрепить норму (ч.4 ст. 43), согласно которой "дополнительное наказание, предусмотренное в санкции статьи Особенной части настоящего Кодекса, не может быть более строгим, чем основное наказание". Из необходимости соблюдения этого правила исходит и нынешний вариант проекта УК. Так, в ч.2 ст. 82, регламентирующей институт замены наказания, прямо предписывается, что осужденный подлежит обязательному освобождению от дополнительного наказания, если оно окажется более строгим, чем то основное наказание, которое применено в порядке замены.

Таким образом, функциональная роль дополнительного наказания заключается не в количественном увеличении объема кары, а в изменении ее качественного состава. Следовательно, дополнительное наказание не может быть простым "продолжением" основного наказания, полностью совпадая с ним по своим качественным

160

характеристикам.

Отсюда следует, что карательно-воспитательные элементы дополнительного наказания должны, видимо, отличаться в определенной мере по своему характеру и направленности от тех правоограничений, которые составляют содержание основного, с тем чтобы обеспечить возможность всестороннего воздействия на личность осужденного. Только при таком условии можно, видимо, считать целесообразным присоединение дополнительного наказания к основному. В противном случае достаточно ограничиться увеличением срока (усилением меры) основного наказания или назначением более строгого его вида из числа тех нескольких, которые предусмотрены в альтернативной санкции. Тем более, что присоединение к основному наказанию такого дополнительного, которое в наибольшей степени соответствует индивидуальным особенностям содеянного и личности виновного, в целом ряде случаев даже дает возможность (создает резерв) для сокращения срока (смягчения меры) основного наказания или назначения более мягкого его вида, коль скоро такое их сочетание друг с другом вполне обеспечивает достижение стоящих перед ними целей.

Отсюда следует еще одно общеобязательное правило, согласно которому дополнительное наказание должно быть разнородным с тем основным, к которому оно присоединяется, т.е. дополнительное наказание должно отличаться от основного по содержанию (характеру и направленности) составляющих его правоограничений. Это правило также носит универсальный характер и поэтому должно соблюдаться как при конструировании санкций, так и при присоединении дополнительного наказания к основному в приговоре суда.

Указанное правило прежде всего означает, что за одно преступление не может быть ни предусмотрено в санкции, ни назначено судом основное и дополнительное наказания одного и того же вида. К примеру, недопустимо одновременное назначение за преступление штрафа в качестве и основного, и дополнительного наказания. Следовательно, основное и дополнительное наказания должны быть прежде всего разновидными. Однако вряд ли можно считать целесообразным и такое их соотношение (сочетание), когда основное и дополнительное наказания хотя и относятся к различным видам, но по своим существенным, главным свойствам и признакам (по характеру содержащихся в них правоограничений) являются однородными. Так, вряд ли целесообразно установление в санкции или назначение судом, например, исправительных работ в сочетании с дополнительным наказанием в виде штрафа, поскольку

161

"имущественный" характер этих видов наказаний достаточно очевиден. Следовательно, основное и дополнительное наказания должны быть не только разновидными, но и разнородными. Это универсальное правило целесообразно также закрепить в законе в качестве общей нормы. Примером таковой могла бы послужить ч. 6 ст. 21 УК Эстонии 1961 г., где указывалось, что "однородные наказания не могут быть назначены в виде основных и дополнительных наказаний одновременно".

Н.И. Панов, д-р юрид наук,

Л.Н. Герасина, д-р социол. наук

Правовой и социоисторический анализ феномена коррупции

Феномен коррупции не является исключительным порождением ХХ в. Он имеет достаточно глубокие исторические корни, социльно-экономически и политически обусловленную природу, а также национально-государственные формы воплощения. Будучи непосредственно связанной с механизмами государственного управления, коррупция встречается практически в каждой политической и экономической системе, являясь составной частью механизма преступной эксплуатации гражданского общества переродившимися (из истинно государственных) корыстно-бюрократическими структурами.

В любом современном государстве коррупция расценивается как анормный, деструктивный компонент государственной власти, как политико-управленческая антитехнология, означающая «подкуп», «продажность» должностных лиц (прежде всего, государственных служащих) облеченных властью, действующих из корыстных побуждений, а не в интересах государственной службы.

Этимология термина «коррупция» (лат. corruptio) – «подкуп», «порча», «упадок». Такая трактовка позволяет толковать данное понятие значительно шире, нежели это делалось традиционно, когда коррупцию, в основном, рассматривали как взяточничество. Представляется, что не следует умалять и социальную опасность феномена коррупции, ведущей не только к «порче» (фактически к дисфункциям) государственного аппарата управления, но и грозящей «упадком» всей системе сложившихся здоровых социальных связей в системе государственного управления.

В рамках социологического подхода и правовая наука, и по-

162

литология рассматривают коррупцию в двух аспектах:

1) продажность, подкупаемость (взяточничество) государственных служащих – должностных лиц, государственных чиновников, лидеров политических партий и общественных объединений, движений, руководителей коммерческих (финансовых и промышленных) структур;

2) нелегитимное «сращение» в скрытой форме деятелей государственно-управленческих, политических, хозяйственно-финан-совых структур с криминалитетом (в лице его субъектов и организаций) с целью незаконного обогащения путем неявной подмены социально необходимых функций и обязанностей функциями «удовлетворения взаимно согласованных, корыстных интересов», реализуемых незаконными средствами.

Исторический взгляд на проблему позволяет выявить любопытную закономерность в отношении динамики и масштабов распространения коррупции в различных типах политических режимов. Жесткие тоталитарные системы, диктатуры, подобные, например, сталинскому тоталитаризму, гитлеровскому нацизму, маоизму в Китае, режиму Ф. Кастро, не допускали развития коррупции, используя средства тотального контроля и создавая всеобщий климат верноподданической «идеологической слежки», доносов и пр.

В условиях авторитарных режимов понятие «коррупция» частично утрачивает свой изначальный смысл, превращаясь в необходимый, присущий данному обществу и в то же время достаточно серьезный негативный структурообразующий элемент политической и экономической жизни общества. Абсолютистские монархии в Европе XVI – XVII вв. ввели в обычай как естественное явление «торговлю» доходными государственными должностями и другими престижными постами при королевских дворах, что фактически легализовало явно коррупционную практику ради пополнения государственной казны. Даже кровавые события Великой Французской революции 1789 г., которая стремилась уничтожить и эти «уродства» абсолютизма, не смогли искоренить коррупцию. Так, в эпоху Реставрации бонапартистской автократии, особенно в период империи Луи Филиппа, коррупция возродилась не только в старых масштабах, но и в новых формах.

В российской истории также был классический пример коррупционного режима – эпоха Анны Иоановны и Бирона. Дореволюционное законодательство Российской Империи, как отмечается в литературе, предусматривало две формы взяточничества: «лихоимство» и «мздоимство». Под лихоимством подразумевалось получение чиновником подношений (подарков) лично или через посредни-

163

ков без нарушения функциональных обязанностей; а смысл мздоимства означал получение чиновником материальных ценностей в благодарность (расплату) за совершение противоправного деяния.

В период же брежневского псевдоразвитого «социализма», являвшегося фактически административно-командной системой (авторитаризм партийно-государственной бюрократии), коррупция обрела специфическую, отличную от тоталитарных режимов социальную модель «сращения» аппарата партии, Советов и исполнительной власти. Фактически здесь имело место отчуждение народа от собственности и публичной политики. Это, в свою очередь, не могло не способствовать расширению коррупционных действий чиновников (советских, партийных, хозяйственных), обладающих полномочиями достаточно высокого (и широкого) уровня, что позволяло не только им решать государственные вопросы, но и заниматься широкомасштабной и разнообразной коррупционной деятельностью.

В молодых и неустойчивых демократических государствах, где сложились так называемые общества «демократического транзита», оформилась и сохраняется, к сожалению, угроза превращения коррупции в системообразующее качество, в фактически и постоянно действующую негативную компоненту системы. Псевдодемократия, как известно, обречена неизбежно на прохождение авторитарных этапов развития либо в виде финансово-промышленных олигархий, либо в виде диктатуры (явной или камуфляжной). Коррупция во всех этих случаях получает шанс стать одним из достаточно серьезных несущих стержней политических и хозяйственных процессов, ибо если в условиях псевдодемократии утрачивает свою социальную ценность производительный труд, то верх берет неуемное корыстолюбие, выражающееся в растущих масштабах коррупционных действий.

Национально-государственные формы воплощения коррупции в специфических «образах» и «механизмах» предметно отражают ее социально-историческую «мимикрию». Так, эпоха советской административно-командной бюрократии породила свои модели коррупции в виде «кумовства», «семейственности» и иного протекционизма в социально престижных сферах; а искусственно поддерживаемый дефицит материальных благ, продуктов, средств досуга и отдыха создавал благоприятную для коррупции ситуацию «привилегированного потребления».

Коррупционно-политические скандалы сотрясали недавно Италию, Японию, Францию. Половина обвинений – в адрес политиков, получавших взятки за поддержку политических кампаний (яв-

164

ление «криптопартизма»); другая половина – в адрес бизнесменов, плативших местным органам власти за получение контрактов на общественные работы. Вне зависимости от состава преступного деяния ответственность за коррумпированные связи возлагается на децентрализацию государственной власти, которая, перераспределив полномочия, не привела к здоровым изменениям в среде реальных держателей власти [8, с 25-31].

Итальянский вариант коррупции – «клиентализм» (покровительство) – строится на модели отношений «мафиозный патронат – клиент». Западный антрополог Эрик Вольф полагает, что вторжение рыночных сил в сельское традиционное общество обусловливает политическую и экономическую коррупцию. Покровительство (клиентализм) во многих традиционных или переходных обществах лежит в основе связи между населением (человеком) и местной структурой власти, а также между местными элитами и центральным правительством. Это явление может стать постоянной и самодовлеющей особенностью общества и специфическим механизмом коррумпированного государства, рычагом отношений между периферией и центральной властью, либо между мелким бизнесом и местными властями.

В Великобритании коррупцию определяют как злоупотребление служебным или политическим положением с целью приобретения материальных ценностей либо льгот. Исследователи выделяют такие виды британской коррупции: политическая коррупция (нелегальное финансирование политических партий); коррупция в государственном секторе управления (растрата, или корыстное использование бюджетных средств и общественных фондов); полицейская коррупция; банковская коррупция; правительственная коррупция (в том числе разглашение государственной тайны в интересах зарубежных спецслужб и разведок) [2, с. 71-74].

В демократических системах политической жизни и управления коррупция не исчезает, а уходит в тень либо становится относительно, но не в достаточной мере контролируемой. В конце ХХ ст. борьбу с коррупцией декларируют государства практически всех типов политического режима и уровней цивилизованности, рассматривая ее как весьма антисоциальное явление.

Социально-правовая оценка коррупции дана в преамбуле Уголовной конвенции Совета Европы о борьбе с коррупцией 1989 г.: «коррупция наносит ущерб реализации принципов верховенства права, демократии и прав человека, подрывает основы эффективного управления, добропорядочности и социальной справедливости, вредит конкуренции, тормозит экономическое развитие,

165

угрожает стабильности демократических институтов и моральных основ общества» [3].

Возникают логически закономерные вопросы. Неужели по мере демократизации политики и власти коррупция не исчезает, а расцветает вновь, осваивая новые формы и «образы»? С чем связана «социальная мимикрия» коррупции в наше время, на почве обществ «демократического транзита», а также в государствах с устоявшейся демократической традицией?

Организация борьбы с коррупцией может в одних случаях воплощаться в создании системы надежных, эффективных правовых и институциональных механизмов и гарантий социально-политического контроля за деятельностью государственных органов, различных организаций и отдельных лиц. В иных обстоятельствах она преимущественно сводится лишь к вынужденным мерам со стороны власть предержащих, направленным на восстановление элементарного порядка в обществе, а также на перераспределение сфер влияния между различными кланами правящей олигархии и криминальными образованиями мафиозного типа, что фактически «встраивает» коррупцию в механизмы государственного регулирования как неконституционный «рычаг власти».

В то же время коррумпированность в силу высокого уровня латентности была и остается существенной характеристикой той части политической и экономической элиты, которая использует любые способы для обогащения и утверждения во власти. Социальный механизм коррупции и ее политические последствия свидетельствуют о специфическом «разделении властей» между: политиками-прагматиками, лично преданными «клану власти»; лицами, входящими в правящую элиту непосредственно; разного рода «политиками-романтиками», иллюзорно идеализирующими политические связи; и наконец, мафиозными кругами, представляющими криминализованный национальный капитал и компрадорскую буржуазию, которые строят «теневые» неконституционные центры власти в виде клептократии, криминалитета, патронажа, «клиентализма» и пр.

Коррумпированность украинской власти и других управленческих структур многими исследователями называется «клановой», «корпоративно-лоббистской», склонной к клептократии. Эти жесткие оценки в значительной мере обусловлены историческим наследием мимикрировавшей партийной бюрократии советских времен, но, одновременно, коррупция в суверенной Украине обретает и собственное лицо в отражении «кривых зеркал» экономико-политических проблем страны (5, с. 28-31].

166

Уголовно-правовая наука, осуществляя свою предметную интерпретацию проблемы субъектов коррупционных деяний, дает социально-криминалистическую характеристику личности преступника-коррупционера.

Так, в ряде исследований отмечается, что к уголовной ответственности за получение взятки (ст. 168 УК Украины) привлекаются должностные лица, которые не являются государственными служащими; в частности, к последним относятся – должностные лица различных учреждений, организаций и предприятий, председатели местных Советов, генеральные директора хозяйственных обществ, президенты, вице-президенты АО, фондов, банков и пр., а также руководители различных ассоциаций и объединений, имеющих статус юридического лица. Субъектами взяточничества современная криминалистика считает не только лиц, вымогающих и дающих взятку, но и посредников, которые передают деньги, материальные ценности, оказывают указанным категориям должностных лиц те или иные услуги, предоставляют блага и преимущества [4, с. 19].

Таким образом, воспроизводится социолого-кримина-листическая модель преступных социальных связей между субъектами коррупционных деяний. Показательно, что в содержании этих связей наметилась такая тенденция: если ранее взяткодатель выступал в роли просителя, то сегодня, располагая значительными материальными средствами, он инициирует преступную сделку и часто диктует свои условия. Одновременно, потенциальный коррупционер также «ищет выходы» на криминальные связи с подходящими экономическими структурами, предлагая свои услуги и определяя встречные требования. В случае, если подобный «социальный диалог» состоялся и совместные интересы оформились в крими- нальную сделку, это облегчает им совершение и сокрытие преступной деятельности и чрезвычайно затрудняет задачи правоприменителей.

Принятая в Украине «Концепция борьбы с коррупцией на 1998-2005 гг.» приводит достаточно весомые аргументы того, что коррупция представляет собой совокупность различных по характеру и степени общественной опасности, однако единых по своей сути, коррупционных деяний и иных правонарушений (уголовных, административных, гражданско-правовых, дисциплинарных), а также нарушений этики поведения должностных лиц, связанных с осуществлением этих деяний. Такой подход является более всеохватывающим и позволяет преодолеть несколько узкопредметную трактовку коррупции в ст. 1 Закона Украины 1995 г. «О борьбе с коррупцией», где она характеризуется как «деятельность лиц, упол-

167

номоченных на выполнение функций государства, направленная на противоправное использование данных им полномочий для получения материальных благ, услуг, льгот либо иных преимуществ».

Концепция и результаты исследований современных криминологов, социологов права достаточно глубоко вскрывают социальные предпосылки и факторную обусловленность коррупции, комплекс общественных условий, которые способствуют (либо препятствуют) ее распространению. Исходя из этого, сущностная трактовка феномена коррупции в социолого-правовом контексте может быть определена как – проникновение во властные и административно-управленческие структуры организованной преступности; принятие должностными лицами этих структур нормативных актов, управленческих решений в пользу узкогрупповых, корпоративных интересов или незаконных притязаний физических либо юридических лиц с корыстной целью получения личной выгоды или вознаграждения.

Согласно данным исследования, проведенного в 1997 г. Мировым банком, коррупция оценена как одно из трех серьезных препятствий для развития бизнеса в странах, которые развиваются в демократическом направлении (было опрошено 4000 предпринимателей из 69 стран). В Украине, включенной в так называемый субрегион (Беларусь, Молдова, Россия, Украина), по итогам опроса респондентов и корреляции с другими тормозящими явлениями (например, налоги, неразвитость рыночной инфраструктуры, политическая нестабильность, преступность и кражи, ценовой контроль и пр.) выявлен следующий результат – коррупция является здесь четвертым по значимости фактором, создающим неблагоприятные условия для развития бизнеса и реализации экономических реформ. Любопытно, что подобные оценки даны также по Эстонии, Латвии, Литве, Албании, Болгарии, Македонии, Турции, Мадагаскару, Малави, Мозамбику, Зимбабве, Гане, Того, Коста-Рике, Ямайке и Мексике [6, с. 17].

Таким образом, как свидетельствует недавнее заявление Президента страны, Украина не стала исключением в коррупционных махинациях бюрократии; не случайно Л. Кучма на заседании Кабмина в июне 1998 г. главными препятствиями на пути развития здорового предпринимательства назвал злоупотребление властью, взяточничество и вымогательство подношений и взяток со стороны государственных чиновников.

Коррупционные деяния практически повсеместно возникают на почве нестабильной государственной политики и, особенно, непредсказуемых действий контролирующих органов, которых в Ук-

168

раине ныне существует более 30. Так, по результатам проведенного в июне 1998 г. Международной финансовой корпорацией (МФК) опроса 430 руководителей крупных приватизированных предприятий Украины, они ежегодно переживают от 78 и более проверок; 96 % респондентов заявили, что очень высокие налоги и существующая налоговая политика стали причиной роста теневого сектора экономики; среди других причин назывались коррумпированность государственных служащих местных органов власти (52%), государственное вмешательство в предпринимательскую деятельность (36% ответов) [1, с. 29-30].

Что же составляет объективное содержание коррупционных деяний, составы которых зафиксированы в Уголовном Кодексе Украины (статьи 84, 165, 166, 168, 169, 170, 191² и др.) и в Законе Украины «О борьбе с коррупцией» в редакции 1995 г. (с учетом изменений и дополнений, внесенных в 1997 – 1999 гг.)? Их уголовно-правовая интерпретация, а также серьезный научный анализ осуществлены в работах Б.В. Волженкина, Б.В. Здравомыслова, А.Я. Светлова, В.И. Борисова, П.И. Гришаева, Н.П. Кучерявого, Н.И. Мельника и др. В ст. 2 проекта закона «О внесении изменений и дополнений в Закон Украины «О борьбе с коррупцией» (от 14.02.2000 г.) четко определяется, что «коррупционными считаются осуществленные лицом, уполномоченным к исполнению государственных функций, или приравненными к нему лицами, такие деяния: а) незаконное получение в связи с выполнением государственных функций или использованием своего должностного положения от физических или юридических лиц какого-либо вознаграждения в виде денег или других материальных благ, подарков, услуг, льгот, преимуществ или получение предметов (услуг) путем их приобретения по цене (тиражу), ниже фактической стоимости;

б) получение от физических или юридических лиц предметов, кредитов, ссуд (займов), приобретение ценных бумаг, недвижимости или другого имущества с использованием льгот, преимуществ, не предусмотренных законодательством;

в) принятие частных приглашений в туристические поездки, лечебные, оздоровительные учреждения за счет юридических или физических лиц Украины или иностранных держав».

Кроме того, проблемы предмета коррупционных деяний в аспекте их криминалистической оценки конкретизированы в работах Г.А. Матусовского, М.В. Салтевского. Так, исследователи и правоприменители опредмечивают коррупцию в таких конкретных деяниях: а) незаконные действия по созданию предприятиями коммерческих структур с целью «скрытого» перемещения финансовых

169

средств на счета этих «полуфиктивных фирм»; б) заключение убыточных для государства коммерческих соглашений; в) выдача незаконных кредитов и займов под фиктивные или реальные (однако, «камуфляжные») проекты или программы; г) содействие в создании фиктивных предприятий (открытие банковского счета без юридического оформления); д) содействие или попустительство в непринятии мер пресечения в отношении правонарушений; е) рассекречивание или разглашение служебной информации (банка, биржи, аукциона, инвестиционного фонда, налогового органа и др.); ж) фальсификация документов по итогам ревизий или аудиторской проверки; з) прием фальсифицированных налоговых деклараций; и) незаконное содействие в получении выгодного тендера; к) сокрытие компрометирующих материалов, которые поступили в компетентные органы или СМИ по ходу расследования и т.п.

Итак, многоплановость коррупционных деяний как в уголовно-правовом, так и в административно-правовом аспектах, позволяет также осуществить их социолого-правовую типологизацию: лоббистские (деловые), которые своеобразно «стимулируют» своевременное или ускоренное выполнение чиновником его прямых обязанностей; обструкционистские, тормозящие или срывающие выполнение должностным лицом своих функций; и наконец, прямой подкуп, «ангажирование» коррумпированным субъектом не отдельной услуги, а самого должностного лица, политического или общественного деятеля с целью постоянной поддержки интересов, потребностей, действий тех коммерческих криминализованных структур, которые являются заказчиком.

Борьба с коррупцией – транснациональная проблема, несмотря на специфические «национальные образы» данного явления. Поэтому в основу антикоррупционной политики должны быть положены 20 руководящих принципов, разработанных на Второй встрече глав государств и правительств государств – членов Совета Европы в сентябре 1997 г. многосторонней группой по вопросам коррупции (Страсбург) [7]. В их числе нужно особо выделить такие социально значимые принципы:

— независимость и автономия лиц, на которых возложены обязанности по предупреждению, ведению следствия и вынесению судебного решения в отношении преступлений, связанных с коррупцией;

— гарантированность защиты лиц, оказавших помощь компетентным органам в борьбе с коррупцией;

— ограничение привилегий, которые препятствуют расследованию, ведению следствия и вынесению судебного решения по

170

этим преступлениям, на уровне, соответствующем демократическому обществу;

— внедрение в практику соответствующих управленческих процедур принципа публичности с целью вовлечения общественности, что в конечном итоге будет способствовать справедливой конкуренции и сдерживать коррупционеров от совершения преступлений;

— обеспечение СМИ свободы в получении и использовании информации по вопросам коррупции, не являющейся предметом ограничения или служебного пользования (как того требует демократическое общество).

Итак, борьба с коррупцией – проблема сложная и, безусловно, комплексная, ее решение предполагает не только использование широкого спектра правовых средств (уголовно-правовых, административно-правовых, дисциплинарных, гражданско-правовых), но и включение комплекса социально-управленческих, организационно-управленческих, политических и культурных мер. Социально-культурный механизм искоренения коррупции непосредственно обусловлен трансформационной динамикой сознания (общества и личности) от интегрированного тоталитарного образца к либерально-демократическому. В ходе этого процесса происходит глубинное изменение «ментального образа» человеческого достоинства из патриархально-подданического в свободный демократический менталитет гражданина суверенной и сильной страны, не приемлющего унижения его достоинства никакими действиями и вымогательствами со стороны коррумпированной бюрократии. Только такие социокультурная среда и политическая система способны отторгнуть коррупцию в корне.

Список літератури: 1. Інформаційні матеріали до засідання робочої групи з питань боротьби з корупцією в Україні (економічні реформи та перспективи). - Харків, 2000. 2. International Heral Tribune, Sept/ 17-18, 1994. Камлик М., Невмержицький Є. Корупція в Україні. - Київ: Знання, 1998. 3. 4. Кримінальна конвенція Ради Європи про боротьбу з корупцією 1999 р. (неофіційний переклад) // Збірка матеріалів і нормативно-правових актів про боротьбу з корупцією. - Харків. 5. Матусовський Г.А. Проблеми формування методик розслідування діянь з ознаками корупції // Організаційні та правові проблеми боротьби з корупцією: Матеріали “круглого столу” 05.06.1998 р. - Харків, 1999. 6. Осика М.І. Проблеми корупції у Великобританії // Організаційні та правові проблеми боротьби з корупцією: Матеріали “круглого столу” 15.06.1998 р. - Харків, 1999. 7. Проект 20 керівних принципів з питань боротьби проти корупції: 22 – 26 вересня 1997 р., Страсбург // Збірка матеріалів і нормативно-правових актів про боротьбу з корупцією: Посольство США в Україні; департамент юстиції США (до засідання робочої групи з питань боротьби з корупцією). – Харків, 2000. 8. Якушик В., Ватсон Ш., Малеев К. Коррупция как общественный феномен // Политическая мысль. - 1994. - № 4.

171

Н.М. Ляпунова

К вопросу о непосредственном

объекте преступлений,

предусмотренных ст. 156², 156³ УК Украины

В науке уголовного права непосредственным объектом признаются те конкретные общественные отношения, на которые посягает преступление, причиняя им определенный вред, и которые поставлены законодателем под охрану уголовного закона [5, с. 78].

Решение вопроса об определении непосредственного объекта преступления очень важно, поскольку способствует установлению самой сущности преступления, правильной его квалификации и отграничению от смежных общественно опасных посягательств. Выявление непосредственного объекта происходит путем установления всех системообразующих элементов, входящих в структуру общественного отношения: субъектов отношения; предмета, по поводу которого существуют эти отношения; социальной связи, являющейся содержанием этих отношений.

Субъектом общественных отношений, выступающих в качестве непосредственного объекта сокрытия банкротства и фиктивного банкротства является с одной стороны, физическое лицо соответствующей организационно-правовой формы хозяйствования, которое выступает также субъектом гражданско-правовых отношений. Поскольку в уголовном праве субъектами уголовной ответственности юридические лица не признаются, то законодатель в диспозициях обеих статей указывает, что преступление совершается учредителем, собственником или должностным лицом субъекта предпринимательской деятельности. С другой стороны, субъектами рассматриваемых отношений выступают кредиторы. Согласно Закону Украины «О возобновлении платежеспособности должника или признании его банкротом» кредиторы — это «юридические или физические лица, которые имеют в установленном порядке подтвержденные документами требования относительно денежных обязательств к должнику и относительно выплаты задолженности по заработной плате работникам должника, а также органы государственной налоговой службы и другие государственные органы, которые осуществляют контроль за правильностью и своевременностью уплаты налогов и сборов (обязательных платежей)» [2].

Авторы научно-практического комментария Уголовного кодекса Украины [6; 7] указывают на единое понятие кредитора как для состава сокрытия банкротства, так и для фиктивного банкротст-

172

ва. Однако необходимо иметь в виду, что законодатель по-разному характеризует кредиторов в диспозициях соответствующих статей. Так, в составе сокрытия банкротства законодатель указывает только кредитора, а в составе фиктивного банкротства — кредитора и государство.

Таким образом, сам законодатель определил круг субъектов общественных отношений, выступающих в качестве непосредственного объекта таких преступлений, как сокрытие банкротства и фиктивное банкротство. Участниками данных общественных отношений являются, с одной стороны, учредитель, собственник или должностное лицо субъекта предпринимательской деятельности, а с другой — кредиторы, а также государство в лице органов взыскания.

Следующим элементом структуры рассматриваемых общественных отношений выступает предмет. Как указывается в литературе, «предметом общественного отношения, выступающего объектом преступления, называется все то, по поводу чего и в связи с чем существует само это отношение» [3, с. 47].

Своеобразием анализируемых составов преступлений является, в одних случаях, наличие правовой связи между субъектом предпринимательской деятельности и кредитором. Правоотношения, возникающие между ними регулируются нормами Гражданского кодекса Украины — его общими положениями, а также институтом собственности и обязательственного права, где их участники выступают носителями прав и обязанностей. Кроме того, эти правоотношения регулируются рядом иных законов и подзаконных актов. В других случаях имеет место наличие финансовых отношений субъекта предпринимательской деятельности с государством и обязательства возникают по уплате налогов, сборов и других обязательных платежей, к которым гражданское законодательство, по общему правилу, не применяется. Отношения, возникающие в подобных случаях, затрагивают материальные интересы государства и поэтому регулируются специальными нормами. Основа таких правоотношений – одностороннее обязательство плательщика своевременно внести в бюджет, а также во внебюджетные фонды, установленную законом сумму денег. Следовательно, общественные отношения, между субъектом предпринимательской деятельности и кредитором являются правовыми, поскольку их юридически значимое поведение определяется соглашением либо односторонним обязательством и осуществляется в рамках, установленных договором или законом. Очевидно, что по мере расширения рыночных отношений существенно возрастает роль договора. Последний порожда-

173

ет правоотношения, которые представляют собой «одновременно и форму упорядочения конкретных волевых отношений и вместе с тем их осуществление» [10]. Любая хозяйственная единица в рыночной экономике связана с множеством юридических и физических лиц, т.е. несет ответственность перед теми лицами, с которыми вступает в деловые отношения. Это означает, что каждый субъект хозяйствования ежедневно заключает со своими близкими и далекими контрагентами различные сделки: о покупке, поставке, страховании, о транспорте, ценных бумагах и т.д. Другими словами, он вступает в тесную связь с широким кругом лиц (участниками рынка) и устанавливает различные отношения зависимости. Многообразие видов договоров указывает на широкие возможности их использования в сфере хозяйственной деятельности, а значит, принцип надлежащего исполнения договорных обязательств является для них общим.

Получение любым субъектом хозяйствования от контрагента недостоверной информации, которая по существу не соответствует действительности, ведет к нарушению ритма деятельности предприятия, партнерских соглашений с другими субъектами хозяйствования. Например, предоставление недостоверной информации о хозяйственной деятельности может привести к срыву сроков поставки продукции или товаров другому субъекту хозяйствования на основе соответствующего соглашения и тем самым поставит и его в тяжелое финансовое и хозяйственное положение. Другими словами, нарушается механизм осуществления хозяйственных связей. Кроме того, недостоверная информация, полученная от субъекта предпринимательской деятельности, может крайне негативно отразиться на следующей деятельности кредитора, основанной на осуществлении рентабельных производственных, инвестиционных и инновационных программ, без которых невозможно обеспечить рост не только отдельно взятого предприятия, но и всего народнохозяйственного комплекса Украины, так как ставит под угрозу их реализацию. Чтобы успешно вести предпринимательскую деятельности в рыночных условиях, необходимо постоянно иметь надежную и полную информацию. Она является «одним из первоочередных ресурсов, значение которого никак не меньше, чем значение материальных, сырьевых, трудовых, ресурсов предприятия и общества в целом. Следовательно, информация часто проходит как основной продукт учета при выполнении договора» [1, с. 92]. Поэтому информацию о хозяйственном положении и финансовом состоянии субъекта предпринимательской деятельности надо рассматривать не только как существенный элемент взаимоотношений хозяйствующих субъектов. Предоставление объективной, достовер-

174

ной информации является обязанностью каждого субъекта хозяйствования в отношениях с государством, поскольку обязательность отчетности вытекает из самой природы рыночной экономики и необходимо для формирования общегосударственных показателей развития экономики страны в целом.

Из всего изложенного следует, что предметом общественных отношений, выступающих в качестве непосредственного объекта преступлений, предусмотренных ст. 156² и 156³ УК Украины является достоверная информация о хозяйственном положении или финансовом состоянии субъекта предпринимательской деятельности.

Наряду с предметом общественного отношения существует необходимость установления и предмета преступного воздействия. Его определяют как «тот элемент охраняемого уголовным законом общественного отношения, который подвергается непосредственному преступному воздействию и которому в первую очередь причиняется ущерб» [8, с. 58]. С учетом изложенного очевидно, что ущерб причиняется сложившемуся хозяйственному взаимоотношению, иными словами, социальной связи, возникшей на основании правоотношения между сторонами. Будучи обязательным структурным элементом охраняемого уголовным законом общественного отношения, социальная связь справедливо рассматривается как содержание самого отношения, поэтому «для выяснения сущности социальной связи необходимо установить деятельность субъектов отношения, а также выяснить содержание их поведения» [9, с. 41]. Как указывалось выше, между субъектами общественного отношения существует правоотношение, которое основано на соглашении, предусматривающем права и обязанности сторон, либо на одностороннем обязательстве. В свою очередь, содержание обязательства может быть реализовано только посредством такого поведения, которое не противоречит установленной юридической связи двух сторон, поскольку «деятельность людей невозможна без ее организованности, без определенных требований к каждому члену общества, без соблюдения определенных правил поведения в отношении друг к другу и ко всему обществу» [4, с. 112].

Поскольку социальная связь в рассматриваемых отношениях представляет собой взаимодействие субъектов в процессе хозяйственной деятельности, то оно должно быть основано на соответствующем поведении, которое не нарушало бы сложившиеся взаимоотношения. Это в полной мере относится и к достоверности информации, исходящей от субъекта предпринимательской деятельности, так как либо на ее основе возникает правоотношение, либо она яв-

175

ляется дополнительным условием уже сложившихся правоотношений между субъектами. Предоставление же органам взыскания такой информации является обязанностью субъектов хозяйствования и ее объем устанавливается специальными законодательными актами. Так, например, при сокрытии банкротства учредитель, собственник или должностное лицо субъекта предпринимательской деятельности, предоставляя недостоверную информацию, нарушает условия договора и срывает выполнение обязательства, чем причиняет ущерб кредитору. Или при фиктивном банкротстве субъект предпринимательской деятельности, вступив в правоотношения по поводу внесения в государственный бюджет установленных платежей, не выполняет одностороннее обязательство, чем причиняет ущерб государству. Поэтому в современных условиях возрастает необходимость укрепления договорной дисциплины при заключении договоров и исполнении сторонами договорных обязательств. Этому служат установленные гражданским законодательством и самим договором условия взыскания убытков, санкции на случай неисполнения или ненадлежащего исполнения договоров, а также способы обеспечения обязательств и т.д. Указание в диспозиции ст. 156³ УК Украины на невозможность выполнения обязательств перед бюджетом подчеркивает важность соблюдения субъектами хозяйствования и финансовой дисциплины как точного и своевременного выполнения предприятием установленных законодательством и изданных на его основе правил по выполнению бюджетных, кредитных и других финансовых обязательств.

Из вышеизложенного следует, что преступления, предусмотренные ст. 156², 156³ УК Украины, имеют один непосредственный объект — общественные отношения по соблюдению субъектами предпринимательской деятельности договорной и финансовой дисциплины. В литературе высказана точка зрения, что непосредственным объектом сокрытия банкротства и фиктивного банкротства является «установленный порядок осуществления хозяйственной деятельности» [6]. Представляется, что данное определение непосредственного объекта не отражает в полной мере такую организацию деятельности субъекта хозяйствования, которая характеризуется соблюдением договорной и финансовой дисциплины, так как порядок определяется требованием именно соблюдения дисциплины.

Список литературы: 1. Астістов С., Калюх. Стан і аналіз інформаційних технологій у торговельних підприємствах // Економіка України. – 1998. – № 1. – С. 92. 2. Відомості Верховної Ради України. – 1999. – № 42-43. 3. Глистин В. Проблема уголовно-правовой охраны общественных отношений. – Л.: ЛГУ, 1979. – С. 47. 4. Коржанський М.Й. Уголовне право України: Частина Загальна. – К., 1996. –

176

С. 112. 5. Кримінальне право України: Загальна частина / За ред. проф. М.І, Бажанова, В.В. Сташиса, В.Я, Тація. – Харків: Право, 1997. 6. Кримінальне право України: Особлива частина: Підручник / За ред. проф. П.С. Матишевського, С.С. Яценка, доц. П.П. Андрушка. – К.: Юрінком Інтер, 1999. 6. Науково-практичний коментар Кримінального кодексу України: Спец. випуск. – К.: Юрінком, 1994. 8. Таций В.Я. Объект и предмет преступления в советском уголовном праве. – Харьков: Выща шк., 1988. 9. Таций В.Я. Ответственность за хозяйственные преступления (объект и система). – Харьков: Харьк. юрид. ин-т, 1979. 10. Юридический энциклопедический словарь. – М., 1984.

В.В. Голина, д-р юрид. наук

тяжкая насильственная преступность

против личности:

криминологическая характеристика

и предупреждение

Насильственная преступность — широкое криминологическое понятие, которое охватывает, с одной стороны, такую разновидность социальной патологии, как насилие [14, с. 72], а с дру- гой — количественно-качественную характеристику группы преступлений, при совершении которых насилие выступает элементом мотивации, а не просто средством достижения цели [10, с. 139]. В этом случае круг насильственных преступлений довольно широк и разнообразен. Наибольший удельный вес в насильственной преступности против личности занимают в Украине тяжкие насильственные преступления против жизни и здоровья. Именно по этим преступлениям уже можно судить о характере всей преступности в нравственном состоянии общества.

Официальные данные о зарегистрированных преступлениях за ряд лет, проведенное НИИ изучения проблем преступности АПрН Украины, выборочное изучение тяжких насильственных преступлений против жизни и здоровья личности за 1993 – 1999 гг., свидетельствуют о неблагоприятных тенденциях ее количественно-качественных показателей.

Общее число зарегистрированных умышленных убийств и тяжких телесных повреждений, начиная с 1988 г. (и по сравнению с ним) постоянно растет. Если в 1988 г. было зарегистрировано 2016 умышленных убийств и 4261 тяжкое телесное повреждение, то в 1998 г. соответственно 4563 и 6943; в 1999 г. — 4624 и 7047. Тяжкая насильственная преступность против жизни и здоровья личности за 10 лет (в среднем) удвоилось. По коэффициенту преступной интенсивности в расчете на 100 тыс. населения Украина занимает 10 ме-

177

сто среди 48 стран мира — 9 убийств на 100 тыс. чел. (такой же, как в США, Беларуси, Швеции) [12, с. 81].

Однако уровень насильственной преступности несколько выше. В Украине уголовно-правовая статистика в графу «умышленные убийства» и «тяжкие телесные повреждения» не включает случаи убийства и тяжких телесных повреждений при превышении пределов необходимой обороны, посягательства на жизнь и здоровье работника милиции и других категорий потерпевших, а также иные случаи посягательства на жизнь и здоровье личности. Кроме того, умышленное убийство двух и более лиц (п. «г» ст. 93 УК Украины) регистрируется как одно преступление при отягчающих обстоятельствах. Для сравнения: в США и других странах умышленные убийства регистрируются по числу жертв. Одна жертва — одно убийство, несколько жертв — несколько убийств. Смерть же от полученных телесных повреждений (в момент нанесения или после) должно квалифицироваться как убийство, а не как умышленное нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего. По меткому замечанию И.И. Карпеца, в умышленных тяжких телесных повреждениях «…спрятано» немало убийств. Это своего рода возможность не иметь в статистике «лишних» убийств [9, с. 378]. Значительная часть умышленных убийств при отягчающих обстоятельствах остается нераскрытой и в уголовно-правовой статистике «проходит» с иной предварительной квалификацией (убийства без отягчающих обстоятельств, умышленное тяжкое телесное повреждение, повлекшее смерть потерпевшего). Немало людей бесследно исчезло.

Понятно, что при таком подходе к статистике, фактически искусственно латентизируется определенная часть умышленных убийств и искажаются уровень, структура и динамика насильственной преступности.

Структура насильственной преступности, основные криминологические черты личности преступника и потерпевшего во многом еще определяется семейно-бытовой и ситуационно-досуговой мотивацией преступлений [4, с. 83]. Такой вывод вытекает из устойчивых структурных признаков: а) характера межличностных взаимодействий преступника и жертвы; б) вида конфликта; в) времени, средств и орудий совершения преступлений; г) возрастного, социального и семейного статуса; д) физического и психологического состояния виновных и потерпевших, их алкогольной отягощенности; е) наличия психических аномалий и психопатий; ж) значительной доли в генезисе преступлений мотивов мести, ревности, обиды, вражды, зависти и т.д. Наибольшее число рассматриваемых

178

преступлений совершается во время ссоры и в ходе последующей драки, нередко спровоцированной жертвой. Причем побудительным поводом ссор и драк между сторонами являются: бытовые, семейные, досуговые взаимоотношения; сомнительные притязания по поводу реальных или мнимых ценностей, достоинств личности; разногласия по оценке текущих событий и т.п.

Значительное число тяжких насильственных преступлений происходит в квартире, доме, дворе, общежитии, вечером и ночью, в процессе совместного употребления спиртных напитков, с применением способов и средств часто бытового назначения, свидетельствующих о внезапности возникновения умысла на совершение преступления, преимущественно мужчинами и в одиночку.

Определенные негативные тенденции связаны с изменениями социально-демографической, уголовно-правовой и нравственно-психологической характеристики преступников. Увеличивается доля несовершеннолетних преступников, лиц молодого и среднего возраста, а также женщин, что отмечается и другими исследователями (В. Василевичем, А.Ф. Зелинским и др.). Доминируют лица, не занятые полезным трудом или учебой, работники неквалифицированного труда (города и села, холостые и разведенные), ранее судимые, в том числе и за насильственные преступления, т.е. люмпенизированный слой населения. По словам Ю.М. Антоняна, «...насилие в названном слое столь же привычно, как каждодневный прием пищи, оно впитывается с детства, становится привычной формой общения и принятым способом разрешения конфликтов» [2, с. 142].

Обозначилась в структуре насильственных преступников доля «гастролеров» из ближнего и дальнего зарубежья. Основную массу насильственных преступников характеризует низкий духовный уровень, что во многом способствует преступному поведению. «Людей с низким духовным уровнем, — пишет Э. Фромм», — всегда выручают «простые раздражители»; они всегда в изобилии: о войнах и катастрофах, пожарах, преступлениях можно прочитать в газетах, увидеть их на экране или услышать о них по радио. Можно и самому себе создать аналогичные раздражители: ведь всегда найдется причина кого-то ненавидеть, кем-то управлять, в кому-то вредить [15, с. 211]. Особенно драматично то, что, игнорируя негативные опасные последствия, именно на эти стимулы человеческого поведения нацеливает и общество — накопительство, садизм, нарциссизм, деструктивность, агрессия.

Среди ценных ориентаций преобладает стремление удовлетворить элементарные потребности и влечения; это выпивка, еда,

179

беспорядочное сексуальное общение, хулиганское поведение, культ силы, примитивные развлечения.

Обращает на себя внимание значительная среди убийц (в отношении остальных насильственных преступников экспертиза не проводится) доля лиц, имеющих патологические отклонения в психике, обусловленные как врожденными, так и социально приобретенными свойствами личности. Не исключено, что эти еще слабо исследованные явления имеют своими истоками или предродовые либо родовые аномалии, или хронический алкоголизм и наркоманию, или длительное пребывание осужденных в местах лишения свободы.

Констатация тенденции, что насильственная преступность в Украине продолжает носить семейно-бытовой и ситуационно-досуговый характер, вовсе не означает ее второстепенности с точки зрения оценки ее общественной опасности. Дело в том, что количество таких преступлений и жертв постоянно увеличивается. Семья, быт, досуг становятся крайне небезопасными сферами жизни для подавляющей части населения. У людей возникает чувство страха перед преступностью, социальная отчужденность, озлобленность, неверие в способность государства защитить жизнь и здоровье граждан.

Заметны региональные особенности насильственной преступности, что можно объяснить рядом факторов: социально-демографическим составом населения, историческим прошлым, уровнем экономического развития, культурой, миграционными процессами, степенью урбанизованности регионов, условиями (в том числе географическими) жизни людей, религией и др.

По данным проведенного исследования подавляющая часть убийств при отягчающих обстоятельствах (ст. 93 УК Украины) совершается по корыстным мотивам (около 70%), из хулиганских побуждений (около 13%), при изнасиловании (более 15%). Следовательно, до 70% умышленные убийств совершается ради завладения деньгами, имуществом, продуктами питания, урожаем и т.п. Это не новая, но весьма опасная тенденция в современной насильственной преступности.

Социальные истоки многих насильственных посягательств очевидны.

Обыденность насильственной преступности против жизни и здоровья личности в Украине серьезно затрудняет ее предупреждение. Жертвами насильственных преступлений часто оказываются близкие родственники и знакомые со сходными с преступниками основными криминологическими чертами личности. Однако в

180

структуре жертв появились и иные категории потерпевших: депутаты, журналисты, бизнесмены, предприниматели, пенсионеры, инвалиды, иностранные граждане, лица без определенного местожительства и занятия и другие, которые, конечно, имеют иную криминологическую характеристику.

Насильственные преступления с семейно-бытовой и ситуационно-досуговой мотивацией, как правило, совершаются в условиях внезапно возникающих именно в данный момент конфликтных ситуаций при скоротечном развитии событий, когда обе стороны не располагают временем (да и разумом) на предварительную оценку происходящего, и поэтому осмысление обстановки и выбор линии поведения базируется исключительно на эмоциональной основе, нередко импульсивно. Замечание некоторых криминологов, что личностный смысл «немотивированных» убийств не поддается разумному объяснению [7, с. 193], не совсем убедительно. Насильственным преступлениям (исключая «серийные» убийства, убийства на сексуальной почве и др.) нередко предшествуют обострение и усложнение конфликта в связи с односторонним или обоюдным применением физической силы для разрешения конфликтных эпизодов. Насильственные действия — зачастую привычный для обеих сторон способ выяснения возникших противоречий. Применение силы, с одной стороны, усугубляет тяжесть конфликта, так как силовое воздействие становится решающим аргументом и нередко исключает мирное его разрешение, а с другой — формирует у преступника мотив устрашения потерпевшего, подавления его воли как способ окончательного исчерпывания конфликта.

Возможно, эти обстоятельства объясняют завершение начатого насильственного посягательства на личность именно убийством либо нанесением телесного повреждения, поскольку, действительно, такие действия нередко носят явно неадекватный обиде характер. Трагический финал кажется виновным неожиданным, случайным, так как в действиях присутствует цель не лишение жизни потерпевшего, а желание причинить ему существенный вред, наказать за обиду, заставить прекратить сопротивление или негативное поведение и пр. Не об этом ли свидетельствуют странные заявления преступников о мотивах своих преступных действий: «желание попугать», «умысла на убийство не было», «виноватый во всем потерпевший», «не могу объяснить происшедшее», «не выдержал», «нанес ранение машинально» и т.п. В глазах судебно-следственных органов такие заявления часто воспринимаются как оправдание и не принимаются всерьез. В связи с неустановлением истинных мотивов преступления по многим уголовным делам выдвигаются и при-

181

писываются более «понятные» мотивы — чаще всего «неприязненные отношения», «хулиганские побуждения» либо конкретизация мотива отсутствует и др.

Вместе с тем структура современной насильственной преступности против личности претерпевает изменения. В результате наступивших социально-экономических преобразований значительная часть насильственных посягательств стала мотивироваться иными побуждениями. Наблюдения показывают, что вместо полимотивности и примитивной корысти при совершении семейно-бытовых и ситуационно-досуговых убийств и тяжких телесных повреждений, которая имеет место, появилась более рациональная корысть, реализуемая при разбоях, вымогательстве, конфликтах теневиков, при бандитизме, переделе сфер влияния и устранения конкурентов организованных преступных группировок, нередко с применением оружия и взрывчатки.

Особую значимость стали приобретать убийства по заказу. Изучение данной проблемы показывает, что мотивами убийств, совершаемых по заказу, являются, чаще всего, криминальная, предпринимательская, политическая, правоохранительная или общественная деятельность потерпевшего, устранение свидетелей, запугивание потенциальных соперников, месть, ревность, избавление от обязательств, завладение правом на жилье, имущество и т.п. Большинство убийств совершается организованными группами. Среди исполнителей-мужчин (по социальному положению) каждый третий работал в коммерческих структурах, одна треть — безработные, более одной пятой — служащие, профессиональные спортсмены, охранники негосударственных фирм и др. За последнее время отмечается новая тенденция: женщина является не только заказчиком, но и исполнителем убийства по заказу [3, с. 15,16; 6, с. 58-61].

Можно сделать вывод, что существует корреляционная зависимость между частью корыстных убийств и организованной преступностью. Наличие «смерти по прейскуранту» мощно воздействует на социально-психологический климат в обществе.

Детерминанты насильственной преступности против жизни и здоровья личности, особенно с семейно-бытовой и ситуационно-досуговой мотивацией, известны и описаны в специальной литературе [напр.: 1; 5; 11 и др.].

Среди элементов непосредственной ситуации, влияющих на формирование преступной мотивации, решимости, немалая роль принадлежит: а) криминальной среде, жаждущей скорых и простых решений своих проблем путем использования насилия над личностью; б) алкогольной отягощенностью; в) сремлении к быстрому

182

удовлетворению примитивных потребностей и развлечений; г) отсутствию социально-позитивных установок; д) хулиганству; е) корыстолюбию; ж) нарциссизму; з) низменным побуждениям; и) импульсивности; к) виктимному поведению жертвы и др.

В современной художественной литературе предпринимаются попытки, как это было и ранее (Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, Панас Мирный и др.), объяснить феномен, на первый взгляд, безмотивной агрессии. Российский писатель А. Приставкин, будучи много лет в комиссии по помилованию при Президенте России, анализируя тысячи прошедших через комиссию уголовных дел об убийствах, пытается найти логику большей части бессмысленных преступлений. Он пишет: «Не секрет ведь, что в каждом из нас днями, а то и годами копится злость, раздражение. Они никуда не исчезают, а как черная кровь больного застаивается в теле, скапливаются отравой на дне души. И разъедает ее изнутри, требуя выхода... Близость раздражителей — конкретных, живущих рядом людей, родни, приятелей — может оказаться тем запалом, который способен взорвать накопленный годами заряд... Оттого бьют и крушат они (преступники) без раздумья, как бы механически, и терзают свои жертвы, увечат, изгаляясь даже над трупом. А поостыв и придя в себя, не могут понять, даже вспомнить, что же они натворили» [14, с. 123].

Несколько сложнее представляется проблема причинного объяснения насильственных преступлений, совершаемых серийными убийцами, сексуальными маньяками, террористами и т.п. Мне представляется, что в мотивационной сфере совершения преступлений этими лицами лежат глубинные патологические черты личности, которые проявляются в агрессивном и ином деструктивном поведении. Существующие экспертизы выявить и объяснить их не могут.

Как отмечается в юридической литературе, традиционно незначительный удельный вес преступного насилия во всей зарегистрированной преступности и его все-таки слабая динамика наталкивают на мысль о его связанности не только с динамическими процессами, но и с более мощными и медленно меняющимися детерминантами. Таковыми могут быть лишь ритуально-архаические, биологические и генетические особенности, свойственные относительно небольшой части человеческой популяции — людям, предрасположенным к решению личностных проблем насильственным путем. Однако, если отойти от «классического насилия», совершаемого по эгоистическим мотивам самоутверждения, к его более рационалистическим формам (бандитизм, терроризм, рэкет, вымогательство, корыстные убийства, убийства по заказу и др.), то пред-

183

ложенный вывод представляется неубедительным.

Известно, что в 1986 г. ученые разных стран подписали в Испании документ, в котором они опровергают точку зрения о наследственной, генетической природе этого явления. Они полагают, что биология не приговорила человечество к насилию и войнам и оно должно освободиться от биологического пессимизма [Цит. по 12, с. 214, 215]. «Не выискивание генетически обусловленных склонностей к преступлению, — писал известный биолог А.А. Любищев, — а улучшение общей культуры и создание разумных идеологических традиций — вот основной путь к ликвидации преступности или по крайней мере к ее сильному сокращению» [13, с. 275]. Однако это не означает, что биокриминологические исследования генезиса насильственной преступности должны прекратиться. Генетика может ответить на многие вопросы криминологии.

Борьба с насильственной преступностью предполагает длительный эволюционный процесс осуществления общесоциальных и специально-криминологических мер.

Главным направлением в борьбе за существенное снижение насильственной преступности является общесоциальное предупреждение. В его основе лежит разумная, гибкая социальная политика общества и государства, которая противопоставляет насилию гуманизм, т.е. комплекс социально-экономических, идеологических, политических, организационно-правовых, экологических, технических и иных мер, направленных на дальнейшее развитие экономики, повышение уровня жизни народа и его культуры, укрепление правопорядка, семьи, нравственности, создание благополучных условий для труда, быта, отдыха, воспитания и самовоспитания.

Политики и общество обязаны воспринять эти важные положения криминологической политики борьбы с насильственной преступностью, ибо иного радикального средства просто нет.

Существенное значение имеют и меры специально-криминологического характера, ставящие перед собой цель создание такой активной упреждающей предупредительной системы, которая максимально уменьшала бы практические возможности совершения насильственных преступлений против личности. Принятие мер, затрудняющих совершение этого вида преступлений, означает устранение в различных социальных сферах семейно-бытовых, ситуационно-досуговых, организационно-правовых, технических и иных условий, которые способствуют совершению насильственных преступлений против личности. Недостатка в предложениях подобных мер нет. Кроме того, идет поиск новых, нетрадиционных средств предупреждения насилия.

184

Требуется последовательность и неотвратимость осуществления всего комплекса мер по борьбе с насильственной преступностью, надлежащая правовая урегулированность их применения, достаточная ресурсная обеспеченность.

Список литературы: 1. Алимов С.Б. Предупреждение насильственной преступности // Вопр. борьбы с преступностью. – М., 1988. – Вып. 47. 2. Антонян Ю.М. Психология убийства. – М.: Юрист, 1997. 3. Бородулин А.И. Убийство по найму: криминалистическая характеристика. Методика расследовани. – М., 1997. 4. Василевич В. Поняття кримінологічної характеристики насильницьких злочинів // Право України. – 1997. – № 12. 5. Голіна В.В. Попередження тяжких насильницьких злочинів проти життя й здоров’я особи: Навч. посібник. – Харків: Нац. юрид. акад. України, 1997. 6. Горбачевський В. Особливості кримінологічної характеристики вбивств на замовлення // Право України. – 1995. – № 5. 7. Зелінський А.Ф. Кримінологія: Навч. посібник. – Харків: Рубікон, 2000. 8. Корецкий Д.А. Предупреждение тяжких преступлений против личности, совершаемых на почве бытовых конфликтов: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. – Х., 1980. 9. Карпец И.И. Преступность: иллюзии и реальность. – М.: Рос. право, 1992. 10. Криминология: Учеб. для вузов / Отв. ред. А.И. Долгова. – М.: ИНФРА·М – Норма, 1997. 11. Крупка Ю.Н. Характеристика личности семейно-бытовых правонарушителей и совершенных ими деяний // Предупреждение семейно-бытовых правонарушений / Отв. ред. Ф.А. Лопушанский. – М.: Наука, 1989. 12. Лунев В.В. Преступность ХХ века. Мировой криминологический анализ. – М.: Норма, 1997. 13. Любищев А.А. Генетика и этика / Цит. по книге Эфроимсона В.П. Генетика этики и эстетики. – СПб: Талисман, 1995. 14. Приставкин А. Долина смертной тени: Рома-исследование на криминальные темы // Дружба народов. – 1999. – № 9. 15. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности: Пер. с англ. – М.: Республика, 1994.

А.В. Лысодед, канд. юрид. наук

Криминологическая характеристика

мошенничества в Украине

Анализ официальной статистики показывает, что удельный вес мошенничества в структуре зарегистрированной преступности в Украине в 70-80-е годы был небольшим и не превышал 1-1,2%. Однако, начиная с 1989 г., происходит резкое его увеличение: 1990 г. – 1,7%, 1994 г. – 2,0%, 1997 г. – 3,3%, а общее количество мошеннических посягательств за последние 25 лет возросло с 1707 деяний в 1975 г. до 19417 в 1997 г. [3, с.14; 6, с.150-153]. В 1998 г. удельный вес мошенничества уменьшился до 3%, а в 1999 г. снова возрос до 3,2%. Это говорит о том, что реальных успехов в борьбе с мошенничеством в последнее время пока еще не наблюдается. В структуре преступлений против собственности мошенничество занимает третье место после краж и грабежей, а в целом в структуре

185

современной преступности в Украине входит в десятку наиболее распространенных преступлений.

При этом доля мошенничества против государственной и коллективной собственности (ст.83 УК Украины) на протяжении длительного времени является стабильной и относительно небольшой – 0,1-0,2% от общей массы всех совершенных преступлений. Значительное же количество мошеннических посягательств совершается против собственности граждан (ст.143 УК Украины). В 1990 г. было совершено 5668 таких преступлений (1,5% от общего числа зарегистрированных), 1996 г. – 10917 (1,8%), 1997 г. – 18051 (3,1%) [3, с.12]. Есть основания утверждать, что мошенничество как вид преступлений сохранило тенденцию к воспроизводству (как в количественном, так и в качественном отношении) и что мошенничество 90-х годов в Украине направлено преимущественно против частной собственности граждан. Это подтверждается и результатами нашего исследования, при котором был выявлен ряд отчетливо очерченных видов мошенничества против собственности граждан, обусловленных особенностями способа совершения преступления и личностными качествами виновных.

Преступлением, которое получило воистину национальный размах, следует признать мошенничество, связанное с привлечением денежных средств граждан в управление (в первую очередь, это так называемое «трастовое» и «страховое» мошенничество). Используя принцип финансовой пирамиды [8], мошенники сумели привлечь денежные средства около 4 млн. вкладчиков, из которых 1,7 млн. остались обманутыми. Им был причинен ущерб на сумму 155,5 млн. грн., 24 млн. 721 тыс. долларов США, 354 тыс. немецких марок. При этом в 1994 г. – первом полугодии 1996 г. правоохранительными органами было возбуждено всего лишь 144 уголовных дела по данным фактам (более половины из них - по ст.143 УК) [9, с.43, 44], из которых на начало 1999 г. 66 наиболее сложных по объему еще находились в следственном производстве [10, с.21]. В г. Харькове, например, первый обвинительный приговор финансовым аферистам был вынесен лишь в октябре 1997 г. в отношении должностных лиц акционерного общества «Капитал-Ком» [11], которые за восемь месяцев работы в 1994-1995 гг. сумели привлечь денежные средства более 6 тыс. вкладчиков [1]. Эти данные говорят о том, что трастовое, страховое, а также иные виды мошенничества, связанные с фиктивной предпринимательской деятельностью хотя и получили довольно широкое распространение в обществе, но в структуре мошеннических посягательств против собственности граждан занимают незначительный процент.

186

Наиболее распространенным же является мошенничество под видом оказания различных мнимых услуг, перечень которых достаточно широк. Это услуги: по трудоустройству (преимущественно в ближнем и дальнем зарубежье); туристические; по ремонту различного имущества; по реализации вещей; по приобретению продуктов, товаров народного потребления, промышленных товаров по более низким, чем в объектах торговли, ценам либо же по непосредственному их приобретению от производителя. Если в 80-х годах мошенники оказывали услуги по приобретению дефицитных и импортных товаров и, соответственно, потерпевшие привлекались качеством товаров, то в связи с развитием рыночных отношений и насыщением рынка товарами стала использоваться их цена. Мошенники стали «предлагать товар» по более низким ценам, используя инфляционные процессы в стране. По нашим данным, этот вид мошенничества занимает около 40% в структуре мошеннических посягательств против собственности граждан.

Значительное распространение в 90-х годах получило и мошенничество при обмене валют. Появление этого вида мошенничества обусловлено свободным хождением иностранных валют среди граждан и их стремлением обеспечить свои сбережения от обесценивания в связи с нестабильностью украинского карбованца. Наибольшее количество таких преступлений было совершено в 1992-1995 гг. В связи с введением новой национальной валюты - гривны и достаточно развившейся сетью обменных пунктов интенсивность данного вида мошенничества резко сократилась, но финансовые кризисы и расширение валютного коридора доллара США осенью 1998 и 1999 гг. свидетельствуют о его возрождении [4]. Названный вид мошенничества занимает более 15% в структуре мошеннических посягательств против собственности граждан.

Одним из общественно опасных видов мошенничества 90-х годов является и мошенничество, связанное с незаконным распоряжением жильем граждан [7]. Преступления в этой сфере характеризуются в основном куплей-продажей приватизированных квартир. При этом для продажи жилья используется обычно довольно простая схема: преступник снимает жилье на несколько месяцев, частично оплачивает свое проживание наперед, чтобы потерпевшие не волновались и не навещали его лишний раз, изготовляет подложные документы на квартиру и продает ее. Довольно часто мошенники сдают в наем нескольким лицам не принадлежащее им жилье, получая наперед задаток. Подобный вид мошенничества занимает около 5% в структуре мошенничества против собственности граждан.

Современными мошенниками и до сих пор используются

187

«традиционные», известные с начала столетия виды мошенничества, однако поставленные на более профессиональный уровень: а) в виде взятия денег, вещей, золотых изделий, другого имущества во временное пользование, в долг, залог, в виде аванса, предоплаты; б) в виде оказания содействия в даче взятки; в) с использованием «куклы» (товарной или денежной); г) в виде присвоения власти или звания должностного лица; д) в виде обмана покупателей путем обвеса или обсчета; е) в виде фальсификации (в первую очередь золотых изделий, продуктов питания, алкогольных напитков, денежных знаков); ж) с использованием дефектов планировки и застройки жилья (преимущественно проходных подъездов жилых домов); з) различные виды игорного мошенничества (шулерство, наперсточничество, рулетка, лотерея и др.). В структуре мошеннических посягательств против собственности граждан эти преступления занимают около 35%.

Вышеизложенный перечень не носит исчерпывающего характера и лишь называет наиболее распространенные виды современного мошенничества против собственности граждан, за совершение которых виновные в большинстве случаев понесли наказание. Спектр же применения криминального обмана и злоупотребления доверием в современной жизни значительно шире, о чем свидетельствуют постоянные сообщения о новых фактах мошенничества в средствах массовой информации, а также новые возбужденные дела. Прав был И.Н. Якимов, который еще в 1925 г. обратил внимание на то, что «обман и злоупотребление доверием ... также разнообразны, как сама человеческая изобретательность» [12, с.36].

Но значительная часть таких преступлений не доходит до суда в связи с тем, что правоохранительные органы не могут установить виновного, доказать факт мошенничества и по другим обстоятельствам. Так, по данным официальной статистики в 1990 г. было выявлено 1326 лиц, совершивших мошенничество, в 1995 г. – 2105, 1996 г. – 2726, 1997 г. – 4422 лиц. Между тем осуждено их было значительно меньше: в 1990 г. – 839, 1995 г. – 1100, 1996 г. – 1601, 1997 г. – 2319 [3, с.19]. Необходимо также учитывать и то, что мошенничество относится к числу высоколатентных преступлений и большая часть мошеннических посягательств вообще не находит отражения в уголовно-правовой статистике.

Помимо негативных изменений в динамике и структуре мошенничества, существенные изменения произошли и среди лиц, их совершающих. В частности, наше исследование показало значительное омоложение современных мошенников. Возрастная характеристика свидетельствует о наибольшей криминогенности лиц в

188

возрасте 18-24 года, а также мошенников молодежного возраста (18-29 лет) в целом, доля которых среди других возрастных категорий осужденных за мошенничество превышает 65%. Это преимущественно лица со стойкой антиобщественной направленностью, не связанные узами брака и иными социально-полезными связями и ролями. Их отличает стойкое неуважение к обществу, искаженное понимание моральных устоев, пренебрежительное отношение к окружающим их членам общества. Однако свое негативное отношение к окружающей их среде они стараются не показывать, избегают конфликтных ситуаций, что проявляется в изощренной хитрости, лицемерии, притворстве и способности к перевоплощению. Внешне – это коммуникабельные, разговорчивые люди, способные быстро привлечь к себе внимание других людей, заинтересовать их, войти в доверие, произвести благоприятное впечатление надежного или нужного человека.

Обладая достаточно выраженными интеллектуальными и волевыми свойствами, многие из мошенников становятся на путь профессиональной преступной деятельности, превращая ее в стиль жизни и средство получения основного источника существования. По нашим данным, более 70% лиц, совершивших мошенничество, присущи признаки криминального профессионализма. Сохранились также уголовная субкультура и уголовная стратификация профессиональных мошенников, пополнились преступные квалификации (вышеуказанным видам мошенничества соответствуют, в частности, следующие: «доставалы», «каталы», «кидалы», «колечники», «кукольники», «наперсточники», «подкидчики», «станочники» и пр.). Для профессиональных мошенников характерно также наличие постоянно обновляющегося преступного инструментария, выступающего средством и орудием совершения преступлений, а также специального профессионального жаргона, системы жестов («маяков»).

Удельный вес лиц, которые ранее совершали преступления (криминологический рецидив), составляет 37%. При этом отмечается направленность умысла на совершение не только тождественных, но и однородных преступлений. Современные мошенники при возможности «не гнушаются» и другими преступлениями против собственности: кражи и грабежи составляют 50% преступлений, совершаемых ими по совокупности.

Предметом в 80% преступлений выступают деньги, что вполне естественно, так как они являются наиболее удобным и самым распространенным средством удовлетворения человеческих потребностей и лишь в отдельных случаях необходимо указывать источник их получения. Цена же мошенничества в 90-х годах коле-

189

балась от нескольких десятков гривен до десятков тысяч долларов США.

С предметом мошенничества тесно связана и его география. Этот вид преступлений является спутником преимущественно крупных, индустриально развитых городов, где совершается около 90% мошеннических посягательств.

В заключение хотелось бы отметить, что вышеуказанными данными, а именно совокупностью статистически значимых показателей о преступлениях и личности преступников, которые отражают их количественно-качественное и структурное состояние, и охватывается понятие криминологической характеристики отдельных видов (групп) преступлений [2, с.164; 5, с.36]. Причины и условия совершения преступлений, меры их предупреждения выходят за рамки криминологической характеристики, они должны рассматриваться как самостоятельные криминологические проблемы, выявляться и разрабатываться уже с учетом знаний, полученных при изучении криминологической характеристики.

Список литературы: 1. Архив Московского районного суда г. Харькова за 1997 г. – Дело №1-466/97. 2. Зелинский А.Ф. Криминология: Курс лекций. - Харьков: Прапор, 1996. - 260с. 3. Злочинність в Україні: Ст. зб. – К.: Держкомстатистики України, 1998. – 71 с. 4. Калмыкова О., Собещанская Е. Сэкономил время, потерял деньги // Преступление и наказание. – 2000. - №3. – 20 янв. 5. Предупреждение хищений государственного и общественного имущества / И.Н. Даньшин, З.М. Онищук, И.А. Христич и др. / Под ред. И.Н. Даньшина. - Харьков: Выщ. шк., 1988. - 180 с. 6. Преступность в Украине // Бюл. законодавства і юрид. практики України. – К., 1994. - №2. – 192 с. 7. Сміян Л., Ільницький А. Злочини на ринку нерухомості // Юрид. вісн. України. – 1997. - №23. – 5-11 черв. 8. Соболев В. Финансовая пирамида и ее жизненный цикл // Капитал-экспресс. – 1995. - №37. – 23 нояб. 9. Стрєка- лов Є.Ф., Панєвін О.С. Практика розгляду судами кримінальних справ, пов’язаних з діяльністю довірчих, страхових товариств та комерційних банків // Коментар судової практики в кримінальних та адміністративних справах. Постанови Пленуму Верховного Суду України (1995-1997) / Відп. ред. В.Т. Маляренко. - К.: Юрінком Інтер, 1998. - С.42-57. 10. Узагальнення судової практики в кримінальних справах про злочини посадових осіб довірчих, страхових товариств та інших небанківських структур, які залучали кошти громадян // Вісн. Верхов. Суду України. – 1999. - №5. – С.21-31. 11. Хрисанфов С. "Капитал-Ком" оценен в 12 лет // Телескоп. - 1997. - №44. - 30 окт. 12. Якимов И.Н. Современные мошенничества // Адм. вестник. – 1925. - №6. – С.36-39.

190

А.Ф. Степанюк, канд. юрид. наук

проблема поиска санкций, альтернативных лишению свободы

Анализ документов различных международных организаций, ознакомление с материалами конференций, симпозиумов и семинаров, специально посвященных проблемам применения наказаний и реформирования уголовно-исполнительных систем, позволяет увидеть, что на протяжении уже довольно продолжительного времени мировая общественность всерьез обеспокоена теми отрицательными последствиями, которые несет в себе применение наказания в виде лишения свободы. В связи с этим как на национальном, так и на международном уровне ведется поиск различных видов наказаний, не связанных с лишением свободы (от «нетюремных санкций», «альтернативных видов наказаний», до «наказаний в рамках общества» или «общественных санкций»).

Достаточно лишь указать, что в рамках Организации Объединенных Наций вопросам применения альтернативных лишению свободы санкций были посвящены VI, VII, VIII и ІХ Конгрессы, на которых проводился сравнительный анализ и давалась всесторонняя характеристика различных видов наказаний. При этом указывалось на преимущества применения нетюремных санкций в решении проблем декриминализации общества, уменьшения рецидива преступлений, снижения экономических и социальных издержек в борьбе с преступностью. Резолюции указанных Конгрессов ООН послужили руководством к действию для региональных межправительственных и неправительственных организаций. Так, на уровне Совета Европы 19 октября 1992 г. были приняты Рекомендации № R (92) 16 Европейских положений по общественным санкциям и мерам. 30 сентября 1999 г. Комиссия Министров на основе ст. 15 Устава Совета Европы приняла Рекомендации № R (99) 22 по пробелам переполненности тюрем. В развитие этих рекомендаций с учетом остроты и актуальности проблемы Советом Европы совместно с Министерством юстиции Украины был организован международный семинар «Уголовные наказания, альтернативные лишению свободы», который состоялся 29-30 ноября 1999 г. в г. Харькове.

Необходимо отметить, что в последние годы международные неправительственные организации также инициировали проведение ряда совещаний, предоставивших возможность их участникам обменяться информацией, накопленным опытом и выводами научных исследований по вопросам применения наказаний, альтерна-

191

тивных лишению свободы. Указанной проблеме, в частности, были посвящены:

— Международный симпозиум «В поисках альтернатив тюремному заключению», проведенный 15-16 января 1997 г. в г. Киеве по почину американской правозащитной организации «Дом свободы», Украинско-американского бюро защиты прав человека, Международного реабилитационного центра жертв войн и тоталитарных режимов;

— Международный семинар «Реформа систем наказания в Восточной и Центральной Европе и в Центральной Азии», проведенный 12-13 июня 1998 г. в г. Попово, Польша;

— Международный семинар «Тюремная реформа в посттоталитарных странах», проведенный 10-12 ноября 1998 г. в г. Донецке по инициативе международной организации Penal Reform International «Международная тюремная реформа», общественной организации «Донецкий мемориал», при поддрежке фонда «Ноу-Хау» Посольства Великобритании в Украине, Донецкого отделения международного фонда «Відродження», а также донецкого отделения организации «Международная амнистия»;

— Международная конференция «Тюремная реформа: новые подходы для нового века», состоявшаяся 13-17 апреля 1999 г. в Лондоне, организатором которой также была Penal Reform Іnternational;

— Международный семинар по вопросам альтернативных методов наказания, не связанных с лишение свободы, проведенный 22-23 июня 1999 г. в г. Киеве во исполнение Проекта системы уголовного права, осуществляемого Центром прав человека университета г. Ноттингема при финансировании Управлением международного развития Великобритании.

Этот довольно длинный и далеко не полный перечень отражает широкий спектр сил, представленных различными международными организациями, заинтересованных в создании для государств — членов Совета Европы единого правового поля. Множество резолюций и соглашений, принятых на этих международных форумах, не только отражает важность обсуждавшейся на них проблемы, но и свидетельствует о несоответствии фактической ситуации с применением наказаний в отдельных странах оценке роли лишения свободы, существующей в международном сообществе. Основным лейтмотивом, отраженным в материалах указанных семинаров и конференций, сквозной их темой являются выработка рекомендаций по смене приоритетов в практике применения наказаний, изменение вектора уголовной и уголовно-исполнительной политики с целью

192

более широкого применения наказаний, альтернативных лишению свободы, проведение реформы уголовно-исполнительной системы, обеспечение прав лиц, подвергнутых наказаниям, необходимость имплементации международных стандартов в национальные правовые системы, в частности, в уголовное и уголовно-исполнительное законодательство Украины.

То, что Украина как большое европейское государство, как член Совета Европы не может стоять в стороне от проблемы реформирования уголовно-исполнительной системы, от переоценки роли мест лишения свободы в жизни гражданского и демократического общества, не вызывает никакого сомнения. Однако в этом направлении предстоит сделать еще очень многое. Острота проблемы обусловлена тем, что в Украине довольно широко применяется наказание именно в виде лишения свободы. Так, стремительное наполнение в 1998 г. учреждений исполнения наказаний «спецконтингентом», т.е. лицами, лишенными свободы, было названо тем, что это наказание применялось в 37,2% всех приговоров. Для сравнения: приговоренные к лишению свободы за этот же период составляли в Республике Молдова — 20,08%, Российской Федерации — 32,7%, Республике Беларусь — 36,3% [1, с. 12]. Не изменилась ситуация и к 2000 году, поскольку и сейчас, как сказал Президент Украины 22 февраля 2000 г. в своем выступлении в Верховной Раде, из 100 осужденных 36 направляются в места лишения свободы [2]. Несмотря на регулярно проводимые амнистии, которые не в состоянии кардинально изменить ситуацию к лучшему, в местах лишения свободы Украины в настоящее время находится более 220 тыс. человек. Это значит, что у нас в стране количество осужденных в расчете на 100 тыс. населения составляет около 420 человек, т.е. это один из самых высоких показателей в Европе.

Столь широкое применение наказания в виде лишения свободы приводит к переполненности мест лишения свободы. Например, на начало 1999 г. в следственных изоляторах недоставало 10,2 тыс. мест, а в учреждениях исполнения наказаний усиленного режима — 6,7 тыс. [1, с. 6]. Государственный департамент Украины по вопросам исполнения наказаний прогнозирует, что в 2000 г. в местах лишения свободы будет содержаться 230 тыс. человек. На содержание такого количества лишенных свободы требуется 813,8 млн грн. Однако, сознавая сложное экономическое положение в Украине, ограниченность финансовых поступлений в Государственный бюджет, Госдепартамент «входит в положение» своего государства и просит выделить в Госбюджете на 2000 г. на нужды уголовно-исполнительной системы хотя бы 524 млн грн. Следует

193

обратить внимание, что делается это несмотря на то, что ежегодно сокращается финансирование уголовно-исполнительной системы (в 1998 г., к примеру, она была профинансирована на 90,6%) [1, с. 8], что приводит к чрезвычайно тяжелому финансовому положению учреждений исполнения наказаний, которые вынуждены нарушать требования исправительно-трудового законодательства, регулирующего условия содержания осужденных. Такой подход приводит к крайне неудовлетворительному материально-бытовому обеспечению лишенных свободы. В частности, продуктами питания они обеспечены на 50-60% от нормы [1, с. 10]. В ряде исправительных учреждений в рационе осужденных отсутствует мясо, рыба, сливочное и растительное масло, продукты, содержащие белки. (Вместо этих продуктов Госдепартамент рекомендует употреблять зеленые дикорастущие растения!). Нехватка продуктов питания, их низкая калорийность, отсутствие лекарств и медицинского оборудования способствуют росту общей заболеваемости лиц, лишенных свободы, ухудшает их физиологическое и психическое состояние, осложняет эпидемиологическую ситуацию в местах лишения свободы. Подтверждается это тем, что количество здесь больных на туберкулез в 1999 г. приблизилось к 14 тыс. человек. Смертность среди лишенных свободы по сравнению с соответствующим периодом 1998 г. выросла на 48,8% (в 1999 г. в учреждениях исполнения наказаний умерло около 3000 тыс. человек)

Отсутствие надлежащего финансирования учреждений исполнения наказаний приводит к нарушению прав человека, постоянному отступлению от требований законности применительно к условиям содержания лишенных свободы, служит основой их массового недовольства, противостояния с администрацией, являющегося в украинских реалиях концентрированным выражением полного антагонизма граждан со своим демократическим, социальным, правовым государством.

Госдепартамент Украины считает необходимым, чтобы в 2000 г. из Госбюджета на содержание одного осужденного было выделено около 106 грн. в месяц (питание — 62,4; медицинское обслуживание — 17,23; вещевое имущество — 14,3; коммунально-бытовые услуги — 12). Следует отметить, что эти запросы являются более чем скромными. (Для сравнения: в Великобритании стоимость содержания в тюрьме одного осужденного составляет 2190 фунтов стерлингов в месяц — 3614 дол. США. Еще более разительный контраст усматривается в сравнении с условиями содержания лишенных свободы в Швеции, где стоимость содержания одного заключенного в открытой тюрьме составляет около 200 долл. в сутки,

194

а в закрытой — 250 долларов США [3, с. 11]).

В настоящее время в Украине 106 грн. по существующему курсу валют составляют около 20 долл. США, т.е. на содержание одного лишенного свободы требуется в месяц мение чем в 180 раз затрат, по сравнению с Великобританией и в 300-375 раз меньше чем в Швеции. Тем не менее Министерство финансов Украины, исходя, видимо, из того, что содержание мест лишения свободы ложится непосильным бременем на скудный Госбюджет, предлагает в 2000 г. направить на содержание уголовно-исполнительной системы 204,3 млн. грн., что позволит обеспечить потребности мест лишения свободы только в медикаментах и перевязочных материалах всего на 4,2%, в продуктах питания — лишь на 14,5%, а в обеспечении имуществом — на 2 %.

Приведенные цифры, как представляется, отражают конфликт интересов, возникших между Госдепартаментом по вопросам исполнения наказаний и Министерством финансов, который в конечном итоге является порождением проводимой в Украине уголовной и уголовно-исполнительной политики. Ежегодные амнистии могут лишь в определенной мере и только на некоторое время смягчать остроту этой проблемы, ибо места освобождаемых из цепких объятий уголовно-исполнительной системы тут же заполняются новым пополнением «спецконтингента». Сложившееся положение требует решения вопроса по существу, поскольку инициируемые Госдепартаментом амнистии являются скорее «косметическими» мерами, они сильно сказываются на последствиях применения наказаний и не затрагивают основ осуществляемой в Украине уголовной политики.

Отправляя своих граждан в места лишения свободы и изолируя их от общества, государство тем самым приобретает груз проблем, которые затем бумерангом возвращаются и распространяются в обществе: от эпидемии туберкулеза — до неудержимого роста преступности. Поэтому для государства не может быть безразлично, что его граждане, оказавшись в местах лишения свободы, получают неограниченные возможности для десоциализации, криминализации, обмена преступным опытом, приобретения инфекционных болезней и т.п.

Лишение свободы не только требует значительных финансовых вложений, но и порождает дополнительные социальные издержки. Вместе с тем при экономической невозможности для государства содержать такое количество лишенных свободы недостаточно констатации и осознания сложившейся конфликтной ситуации. Необходимы коренные качественные изменения, способные привести к перемене вектора и приоритетов уголовной политики, к

195

новому сочетанию в правотворческой и правоприменительной деятельности воли законодателя и усмотрения (дискреции) судов. Как представляется, лишь реформа системы наказаний позволит решить задачи сокращения применения наказания в виде лишения свободы, уменьшения критической массы лишенных свободы и приведения условий содержания «спецконтингента» в соответствие с международными стандартами. Резерв для решения этих проблем имеется, поскольку анализ распределения осужденных в местах лишения свободы по размерам назначенного срока наказания свидетельствует о численном преобладании лиц, совершивших преступления, не представляющие большой опасности, и осужденных к недлительным срокам наказания (до 3-х лет). Удельный вес таких лиц превышает 59% от общего количества осужденных к лишению свободы [1, с. 12,13]. Следовательно, существует возможность сокращения количества лишенных свободы более чем на половину.

Думается, что данное решение проблемы будет вполне приемлемым в уголовной политике, выражающей сочетание принципов и целей, которые приводит в жизнь государство при создании норм уголовного законодательства и применении наказаний, в деятельности правоохранительных органов, реализующих кару, в формировании и развитии правосознания населения. При этом сокращение численности лишенных свободы может быть осуществлено с соблюдением не только принципа гуманизма, но и с учетом требований таких принципов уголовной политики, как неотвратимость ответственности и справедливость наказания, предполагающих, что каждый совершивший преступление должен быть подвергнут наказанию, соразмерному тяжести преступления, характеру и степени его общественной опасности и личности виновного. Таким образом, снижение удельного веса лишения свободы в применяемых наказаниях не может быть сведено к всепрощенчеству и недостаточно обоснованной, огульной «либерализации» уголовного законодательства и правоприменительной практики.

Возникшая проблемная ситуация с лишением свободы требует поиска и применения других, не менее эффективных наказаний. Однако есть ли у суда в этом плане возможность выбора? Действующее уголовное законодательство предусматривает относительно скромный арсенал основных наказаний, альтернативных лишению свободы — исправительные работы без лишения свободы, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, штраф, общественное порицание. В указанной плоскости не отличает широтой размаха и Проект УК Украины, в котором предусматривается перспектива возможности

196

применения в качестве альтернативы лишению свободы таких наказаний, как штраф, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, исправительные работы, служебные ограничения для военнослужащих и ограничение свободы. Представляется, что этот спектр основных наказаний вряд ли способен разрешить задачу эффективных мер, не связанных с лишением свободы, поскольку штраф (с учетом низких доходов населения), а также лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, а равно и служебные ограничения для военнослужащих могут быть применены к относительно узкому кругу осужденных.

Есть сомнения и по поводу широкого применения исправительных работ в условиях растущей безработицы. Следовательно, реальной альтернативой лишению свободы, на первый взгляд, могло бы выступить ограничение свободы, предусматривающее в соответствии со ст. 57 Проекта УК содержание осужденных в уголовно-исполнительных учреждениях открытого типа без изоляции от общества, в условиях осуществления за ними надзора и с обязательным привлечением их к труду. Однако следует сразу же обратить внимание на то, что обеспечить занятость этого «спецконтингента» будет также сложно, как и проблематично сегодня предоставлять работу лишенным свободы, свыше 50% которых не работают [1, с. 47], даже несмотря на то, что «каждый осужденный должен работать», как этого требует ст. 49 ИТК Украины. Кроме того, введение наказания в виде ограничения свободы потребует не только больших финансовых вложений, но и значительных организационных усилий, с чем, например, столкнулись в Российской Федерации, где законодатель вынужден был предусмотреть, что положения Уголовно-исполнительного кодекса РФ о наказаниях в виде обязательных работ, ограничения свободы и ареста будут вводиться в действие Федеральным законом лишь по мере создания необходимых условий для исполнения этих видов наказаний [4, с. 199].

Что касается введения в систему наказаний обязательных (или общественных) работ, то здесь существуют определенные сомнения, несмотря на кажущуюся заманчивость подобных предложений. И дело не только в необходимости осуществления ряда организационных мер и возложения дополнительных функций контроля за выполнением данных работ на и без того перегруженные органы исполнения наказаний без лишения свободы Госдепартамента Украины по вопросам исполнения наказаний. Думается, что основным препятствием для введения такого наказания, как общественные работы, выступает противоречащее самому понятию нака-

197

зания как меры государственного принуждения непременное условие их применения, выражающееся в том, что во избежание нарушения требований Международной Организации Труда о запрещении рабского труда общественные работы как наказание должны быть добровольным (?!) выбором самого правонарушителя. Настораживает и предложение рассматривать в качестве одой из форм общественных работ выполнение несовершеннолетними обязанностей в пользу общества в виде донорства (сдача крови или орга- нов — ?!) [5, с. 10].

Обращает на себя внимание и то, что понятие «наказание», выработанное наукой уголовного права как мера государственного принуждения, делает проблематичным внедрение в систему наказаний общественных санкций, наказаний в рамках общества. Поэтому предложения широко применять примирение сторон или медиацию (посредничество) вряд ли могут быть приняты безоговорочно, тем более, что «наказание есть акт не частной власти обиженного, а отдельного от него суда» [6, с. 507].

Таким образом, несмотря на острую необходимость применения наказаний, альтернативных лишению свободы, проблема их внедрения требует взвешенного подхода, серьезного теоретического обоснования, изыскания материальных средств, учета социальных и экономических особенностей нашей страны. И не последнее место в числе факторов, влияющих на построение системы санкций, должны занимать достижения науки отечественного уголовного и уголовно-исполнительного права, позволяющие дать реальную оценку наказаниям, альтернативным лишению свободы.

Список литературы: 1. Інформаційний бюлетень Державного департаменту України з питань виконання покарань. – К., 1999. - № 2. 2. Урядовий кур’єр. – 2000. – № 34. – 23 лют. 3. Йохансон Лінда. Невидимі пута // Кур’єр Юнеско. – 1998. – Серп. 4. Собрание законодательства Российской Федерации. – 1997. – № 2. 5. Хосе Луїс Де Ла Куеста Ареаменді. Альтернатива ув’язненню // Кур’єр Юнеско. – 1998. Серп. 6. Кант. И. Собр. Соч. – В. 8 т. – Т. 6. – М.: Чоро, 1994. – 613 с.

Н.А. Погорецкий, канд. юрид. наук

Оперативно-розыскные правоотношения: определение, структура, особенности

Построение в Украине правового государства создает предпосылки для нового характера взаимоотношений между государством и гражданином, требует создания надежных гарантий

198

защиты конституционных прав и свобод личности, а также уважения ее чести и достоинства. Человек, его жизнь и здоровье, честь и достоинство, неприкосновенность и свобода признаются в Украине наивысшей социальной ценностью. Права и свободы человека, их гарантии определяют содержание и направленность деятельности государства. Государство отвечает перед человеком за свою деятельность. Утверждение и обеспечение прав и свобод человека является главной обязанностью государства (ст. 3 Конституции Украины).

Эффективность защиты прав и свобод личности связана с полнотой регулирования правовых отношений, возникающих в том числе и в сфере оперативно-розыскной деятельности. От полноты их регулирования зависит результативность борьбы с преступностью. В системе этих правоотношений реализуются полномочия государственных органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, с одной стороны, и права, свободы и интересы вовлекаемых в нее лиц – с другой.

Как верно отмечает Р. О. Халфина, "правоотношение выступает одним из фундаментальных основных понятий правовой науки, будучи той формой, в которой абстрактная норма приобретает свое реальное бытие, воплощаясь в реальном общественном отношении " [22, с.6].

Долгое время под правоотношением большинством юристов понималось общественное отношение, урегулированное нормами права [11, с.23]. Затем появилась точка зрения, согласно которой правоотношение рассматривалось лишь как связь субъектов правами и обязанностями [19, с.27]. Ныне в правовой науке существует два определения правоотношений, соответствующие двум явлениям правовой действительности. В одном случае под правоотношением понимаются субъективные права и юридические обязанности, представляющие индивидуальные модели возможного и должного поведения субъектов права, выступающие как образцы (мерки) для этого поведения (но не само фактическое отношение). Во втором случае под правоотношением понимается фактическое отношение, урегулированное нормами права [18, с. 96, 97].

При рассмотрении правоотношения как урегулированного правом общественного отношения исходят из того, что оно так же, как и всякое отношение, должно быть результатом деятельности. Но в обществе, как справедливо отмечает Ю. Г. Ткаченко, не существует такой специфической "чисто" правовой деятельности, в результате которой только и могли бы появиться правовые отношения как самостоятельный вид отношений [18, с. 99].

199

О.С. Иоффе и М. Д. Шаргородский в этой связи подчеркивали, что правоотношение возникает между конкретными лицами, характеризуется строгой определенностью взаимного поведения его участников, возникает на основе юридических норм, а осуществление правоотношений обеспечивается нормами государственной охраны [9, с. 183, 184].

С.С. Алексеев добавляет к этой характеристике указание на "связь между лицами через их субъективные права и обязанности" [2, с. 215,219].

Таким образом, Ю. Г. Ткаченко правомерно делает вывод о том, что "не существует правовых в собственном смысле отношений, а есть лишь правовой способ регулирования общественных отношений" [18, с.102].

Основываясь на том, что любое правоотношение по своей сути является правовой формой выражения общественных отношений – материальных или идеологических, – И. Сабо выделял следующие группы правовых отношений:

– правоотношения, представляющие собой правовое выражение общественных отношений, которые, таким образом, одновременно выступают в качестве материальных и идеологических правовых общественных отношений (например производственные отношения, выступающие в форме отношений собственности);

– правоотношения, выражающие идеологические общественные отношения, которые сообразно с этим являются идеологическими и по содержанию и по форме (политические правоотношения);

– правоотношения, носящие исключительно правовой характер.

Последняя группа не является выражением других правоотношений (материальных или идеологических), а представляет собой, как подчеркнул И. Сабо, "специфические отношения, возникающие в результате правовой регламентации" [15, с. 311, 312].

Особое место в системе правовых отношений занимают оперативно-розыскные отношения, которые, как часть правовой науки изучены не так полно, как того заслуживают. Это, по нашему мнению, является следствием того, что длительное время (до принятия в Украине, странах СНГ и Балтии в начале 90-х годов законов об оперативно-розыскной деятельности) эта деятельность регулировалась закрытыми ведомственными нормативными актами, что существенно затрудняло, а порой делало невозможным научную разработку ее многогранных аспектов. Причем многие существенные вопросы этой деятельности, например: а) соблюдение прав и свобод

200

личности в оперативно-розыскной деятельности; б) основания и порядок рассмотрения материалов об ограничении конституционных прав граждан при проведении оперативно-розыскных мероприятий; в) использование результатов оперативно-розыскной деятельности; г) социальная и правовая защита должностных лиц органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также лиц, им содействующих и др.) не находили своего регулирования или не могли быть урегулированы на ведомственном уровне. Специалисты имели для теоретического осмысления и толкования лишь законодательный материал, содержащийся в ст. 29 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и в ст. 103, 104 УПК Украины, (ст. 118, 119 УПК РСФСР), где указывалось на обязанность органов дознания применять оперативно-розыскные меры в целях обнаружения преступлений и лиц, их совершивших.

Изучение специальной юридической литературы показывает, что до принятия законов об оперативно-розыскной деятельности в Украине, странах СНГ и Балтии попытки исследования оперативно-розыскных правоотношений предпринимались исключительно на базе ведомственных нормативных актов. Этой важной проблеме в закрытой ведомственной литературе органов государственной безопасности и внутренних дел посвятили свои работы А.И. Алексеев, Ю.А. Вольдман, Д.В. Гребельский, С.Д. Дьяков, М.П. Карпушин, И.А. Климов, В.Г. Самойлов, В.В. Сергеев, Н.И. Сидоренко, Г.К. Синилов, Ю.П. Соловьев, А.К. Стальгевич и др. При этом их усилия были направлены в основном на то, чтобы доказать само наличие главной предпосылки существования правовых отношений в оперативно-розыскной деятельности, что заставляло искать аргументы в обоснование правового характера норм, регламентирующих отношения между ее субъектами.

После принятия как в Украине, так в станах СНГ и Балтии в начале 90-х годов законодательства, регламентирующего оперативно-розыскную деятельность, значительно расширились возможности научного осмысления проблем оперативно-розыскной деятельности, в том числе и правовых отношений ее субъектов. Различным аспектам этой проблемы посвящены научные труды В.А. Азарова, А.Н. Харитонова, А.Ю. Шумилова и др. [1, 12, 23, 24,].

Вместе с тем основные вопросы теории оперативно-розыскных правоотношений носят лишь постановочный характер, остаются мало исследованными и дискуссионными до настоящего времени. В этой статье также не ставится задача дать исчерпывающий анализ исследуемых проблем и разрешить их, а лишь цель продолжить дискуссию по ее основополагающим вопросам.

201

Анализируя правоотношения, складывающиеся в оперативно-розыскной деятельности, А.Ю. Шумилов правомерно пришел к выводу, что в этой специфической государственно-правовой сфере функционирует разнообразие правоотношений, которые он классифицировал на две группы: к первой им отнесены правоотношения, которые носят материально-правовой характер (уголовно- и административно-правовые, а также отдельные отношения, регулируемые нормами гражданского, трудового и международного права); ко второй – правоотношения "процессуального свойства", которые регулируются в основном нормами уголовно- и административно-процессуального права [24, с.26, 27].

Обосновывая существование оперативно-розыскного права, как самостоятельной отрасли, с чем, считаем, следует согласиться, и предлагая назвать его "уголовно-розыскным правовом", А. Ю. Шумилов обоснованно считает: коль существует самостоятельная отрасль права, формируемая на основании своего собственного предмета правового регулирования, то должны существовать и правоотношения, складывающиеся в этой правовой сфере. Их он именует "уголовно-розыскными правоотношениями" [24, с. 27].

Оперативно-розыскные правоотношения, возникающие в процессе оперативно-розыскной деятельности, весьма разнообразны как по характеру, так и по субъектному составу. И, как верно отмечает А.Ю. Шумилов, они образуют свой собственный предмет правового регулирования [24, с. 27]. Это обусловлено определенными взаимосвязанными обстоятельствами: все эти отношения имеют единую цель – реализацию задач по поиску и фиксации фактических данных о противоправной деятельности отдельных групп и лиц, о разведовательно-подрывной деятельности специальных служб иностранных государств и организаций с целью пресечения правонарушений и в интересах уголовного судопроизводства, а также получения информации в интересах безопасности общества и государства (ст. 1 Закона Украины "Об оперативно-розыскной деятельности"), что обеспечивает надежную защиту прав, свобод и законных интересов вовлекаемых в эту сферу лиц; эта цель обусловлена наличием общего объекта всего того множества общественных отношений, которые имеют место в процессе осуществления оперативно-розыскной деятельности. Таким объектом является содержание правового отношения. Оперативно-розыскным правоотношениям, как и любым иным отношениям, несмотря на их специфику, в силу их содержания и объекта присуще публично-правовое начало. Специфика оперативно-розыскных правоотношений предопределяется прежде

202

всего особенностями метода правового регулирования норм оперативно-розыскного права.

Оперативно-розыскные правоотношения реально функци-онируют в двух аспектах: а) в их системе как совокупность взаимосвязанных и взаимообусловленных отношений; б) как единичные отношения, составляющие систему.

Правоотношения, функционирующие в процессе опера-тивно-розыскной деятельности, обладают сложной по своему составу структурой. В состав оперативно-розыскных, как и любых правоотношений, входят объект, содержание и субъект. Правильное уяснение структуры правоотношения в целом и каждого его элемента в отдельности дает возможность четко определить статус субъектов этих правоотношений, создать оптимальные условия для их взаимоотношения и эффективного решения стоящих перед оперативно-розыскной деятельностью задач.

Направленность (т.е. объект) всей совокупности отношений и каждого отдельного отношения совпадает лишь в конечном итоге. Поэтому представляется вполне оправданным выделение двух объектов отношений – общего (генерального) и специального. Такая методология имеет место в уголовно-процессуальном праве и является, на наш взгляд, оправданной [3, с. 18, 19; 4, с. 8; 16, с. 33]. Под общим объектом следует понимать то, по поводу чего или в связи с чем функционирует и развивается вся совокупность отношений по данному оперативно-розыскному делу, т.е. оперативно-розыскное правоотношение в его объективном, соответствующем действительности состоянии.

Под специальным объектом понимают ожидаемый результат поведения участников каждого конкретного отношения. Иными словами, специальный объект - все то, по поводу чего или ради чего возникает отдельное правоотношение (например, полу-чение санкции оперативным работником от руководителя органа на заведение оперативно-розыскного дела; вынесение судебного решения на проведение оперативно-розыскного мероприятия; удовлетворение заявления гражданина на ознакомление его с материалами оперативно-розыскной деятельности и т. п.).

Вопрос о содержании оперативно-розыскных правоотно-шений тесно связан с их формой и является одним из дискуссионных в юридической литературе. В философском понимании содержание представляет собой отображающую внутреннюю материальную основу существования предмета объективной действительности, побудительную материальную силу, являющуюся источником развития предмета и перехода его в

203

новое качество [10 , с. 556]. Содержание и форма – философские категории, во взаимосвязи которых содержание, будучи определяющей стороной целого, представляет единство всех составных элементов объекта, его свойств, внутренних процессов, связей, противоречий и тенденций, а форма есть способ существования и выражения содержания [21, с. 621]. В правоотношениях юридическая форма и материальное содержание находятся в нераздельном единстве, и, следовательно, проблемы правоотношений необходимо решать с учетом этого "фундаментального факта" [1, с. 72; 2, с. 101].

В общей теории права различают юридическое и фактическое содержание правоотношений [7, с. 190, 191; 17, с. 340]. Юридическое – это возможность определенных действий управомоченного, необходимость воздержания от запрещенных действий или необходимость воздержания от запрещенных действий обязанного, а фактическое – сами действия, в которых реализуются права и обязанности.

С учетом общетеоретических посылок к содержанию оперативно-розыскных правоотношений можно отнести субъективные права, обязанности и деятельность субъектов по их реализации. При этом следует отметить, что деятельность субъектов по фактическому осуществлению своих прав и обязанностей наполняет конкретные правоотношения реальным содержанием, позволяет увидеть их в развитии, отличить от теоретических моделей "прообразов", отследить и проанализировать характер связей их субъектов [1, с. 75].

Форма оперативно-розыскных правоотношений – это закрепленные в законе пределы возможного и должного поведения их субъектов.

Анализ содержания и формы оперативно-розыскных правоотношений свидетельствует о теснейшей взаимосвязи и взаимозависимости этих двух сторон рассматриваемого правового явления.

В оперативно-розыскных правоотношениях как одной из основополагающих категорий оперативно-розыскной деятельности одним из основных вопросов является их связь с материальными (уголовно-правовыми) и уголовно-процессуальными отношениями. Не случайно почти все авторы, занимающиеся в той или иной степени проблемой правоотношений, уделяли этому вопросу значительное внимание [1; 5; 8; 12; 13; 14; 24].

В теории правоотношений традиционно сложилось мнение, что уголовно-правовое отношение может быть реализовано только через деятельность субъектов уголовно-процессуальных отношений [20, с.42] и что уголовный процесс является необходимой и притом единственно возможной формой реализации норм уголовного права

204

[3, с. 30; 14, с. 110; 25, с. 233].

Эта точка представляется нам ошибочной. Исходя из анализа уголовно-правовых, уголовно-процессуальных и оператив-но-розыскных отношений можно сделать вывод, что реализация уголовно-правовых отношений происходит гораздо ранее начала применения уголовно-процессуальной нормы [24, с. 28]. В оперативно-розыскной деятельности применение норм уголовного закона происходит во время оценки поступившей первичной информации (сигнала) о готовящемся или совершенном преступ-лении, т.е. еще до заведения оперативно-розыскного дела. При заведении дела вся работа по нему (т.е. проведение комплекса оперативно-розыскных мероприятий) направлена на документи-рование преступной деятельности, т.е. на получение оперативной информации, которая в установленном уголовно-процессуальным законом порядке может стать в последствии доказательствами по уголовному делу. Таким образом, оперативно-розыскная деятельность наряду с уголовно-процессуальной есть также формой реализации норм уголовного права.

Следует также учитывать, что не все оперативно-розыскные отношения направлены на реализацию уголовно-правовых отношений. Оперативно-розыскная деятельность осуществляется также и для получения разведывательной информации в интересах безопасности общества и государства (ст. 1 Закона Украины "Об оперативно-розыскной деятельности"), которая не носит уголовно-правового характера.

Оперативно-розыскные правоотношения тесно связаны с уголовно-процессуальными правоотношениями [5; 8; 25, с. 85,86]. Это проявляется прежде всего во взаимодействии органов следствия и подразделений, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, прокурорском надзоре и судебном контроле за этой деятельностью.

Субъект – одна из составных частей любых правоотношений, в том числе и оперативно-розыскных, "атом юридической теории, простейший, не разложимый далее элемент" [6, с. 54]. Субъектами оперативно-розыскных правоотношений являются государственные органы и их должностные лица, а также юридические и физические лица, вовлекаемые в эту сферу деятельности, наделенные правами и обязанностями законом и ведомственными нормативными актами. Их роль и значение различны, что позволяет разделить их на следующие группы:

1) органы и их должностные лица, которые непосредственно применяют нормы оперативно-розыскного права

205

(ведущие оперативно-розыскной процесс);

2) лица, сотрудничающие с органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность (содействующие оперативно-розыскной деятельности);

3) лица, в отношении которых проводятся оперативно-розыскные мероприятия (объекты оперативно-розыскных дел);

4) лица, осуществляющие прокурорский надзор и судебный контроль за оперативно-розыскной деятельностью.

Каждая из указанных групп оперативно-розыскных правоотношений имеет присущие только ей особенности и заслуживает детального изучения. В каждой из них может быть своя классификация, поскольку каждому субъекту в каждом конкретном правоотношении присущи свои конкретные правомочия.

С учетом изложенного оперативно-розыскные правоотношения можно определить как регулируемые оперативно-розыскным законодательством и ведомственными нормативными актами отношения, которые возникают, развиваются и прекращаются в сфере оперативно-розыскной деятельности и посредством которых реализуются правомочия органов и лиц, ее осуществляющих, а также защищаются права, свободы и законные интересы лиц, в нее вовлекаемых.

Список литературы: 1. Азаров В. А. Содержание и форма оперативно-розыскных правоотношений // Государство и право. - 1998. - № 10. - С. 71 - 75. 2. Алексеев С.С. Общая теория права: Т. 2. - М.: Юрид. лит., 1982. - 328 с. 3. Бо- жьев В. П. Уголовно-процессуальные правоотношения: Автореф. дис. … д-р юрид. наук.- М., 1994. - 39 с. 4. Божьев В. П. Уголовно-процессуальные правоотношения. - М. - Юрид. лит., 1978. - 176 с. 5. Деминов И. Оперативно-розыскная деятельность и уголовный процесс // Законность. - 1993. - № 8. - С. 33 - 36. 6. Доля Е. А. Проблема начала в теории уголовного процесса // Государство и право. - 1996. - № 10. - С. 53 - 57. 7. Загальна теорія держави і права / За ред. В.В. Копєйчикова. - К.: Юрінком, - 1997. - 320 с. 8. Зажицкий В. И. Связь оперативно-розыскной деятельности и уголовного процесса // Государство и право. - 1995 - № 6. - С. 57 - 67. 9. Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. - М., Госюрист, 1961. - 218 с. 10. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник - М.: Наука, 1975. - 720 с. 11. Марксистско-ленинская общая теория государства и права, Основные институты и понятия. - М.: Юрид. лит., 1970. 12. Научно-практический комментарий к Закону республики Беларусь "Об оперативно-розыскной деятельности". - Минск, 1994. - 198 с. 13. Разгильдиев Б.Т. Уголовно-правовые отношения и реализация ими задач уголовного права РФ. - Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1994. - 320 с. 14. Ривлин Л. А. Об уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношениях // Правоведение. - 1959. - №2. - С. 105 – 112. 15. Сабо И. Социалистическое право.-М.: Юрид. лит., 1964 - 362 с. 16. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. -Т. 1. - М.: Наука, 1968. - 469 с. 17. Теория государства и права: Учеб. для вузов и юрид. фак-тов / Под ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова - М.: Изд. группа ИНФРА·М-Норма, 1997. – 340 с. 18. Ткаченко Ю.Г. Методологические вопросы теории правоотношений. - М.: Юрид. лит. - 1980. 19. Толстой Ю.К. Еще раз о правоотношении // Правоведение –

206

1969. - № 1. - С. 26 - 32. 20. Уголовный процесс: Учеб. для вузов / Под общ. ред. П.А. Лупинской . - М.: Юристъ, 1995. - с. 544. 21. Философский энциклопедический словарь / Гл. ред. Л.Ф. Ильичев - М.: Сов. энциклоп., 1983.- 839 с. 22. Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. - М.: Юрид. лит., 1974. 23. Харитонов А.Н. Государственный контроль над преступностью. Теоретические и правовые проблемы. – Омск, 1997. - 256 с. 24. Шумилов Ю.К. Начала уголовно-розыскного права. - М.: Издатель Шумилова И.И., 1998. - 158 с. 25. Юридическая процессуальная форма: Терия и практика / Под общ. ред. П.Е. Недбайло и В.М. Горшенева. - М.: Юрид. лит., 1976. - 328 с.

І.В. Борисенко, канд. юрид. наук

типові слідчі версії при розслідуванні вбивств

із розчленуванням трупа

Істотну роль у виборі правильного напрямку розслідування на основі належної оцінки й аналізу конкретної слідчої ситуації відіграють висунені слідчі версії, які сприяють більш чіткому визначенню кола питань, що з’ясовуються, й оптимального комплексу слідчих та інших дій. При висуненні версій слідчий виходить із відомих йому обставин конкретного вбивства. Інакше кажучи, характер і конструювання версій повною мірою залежить від слідчої ситуації, що виникла на первісному етапі розслідування.

План розслідування має динамічний характер і повинен бути підпорядкований слідчим версіям, які являють собою передумову для планування. До моменту появи в процесі розслідування можливості висунути версії, засновані на аналізі конкретних даних, основну роль у його плануванні виконують так звані типові версії, які дозволяють слідчому прийти “в стан готовності” при проведенні первісних слідчих дій [4, с. 15].

Типова версія як різновид слідчої версії має проблематичне, ймовірносне значення і потребує перевірки характеру, суті (або причини) досліджуваних у справі події, факту, обставини [7, с. 127]. Такі версії, будучи результатом наукового узагальнення практики, відображають методику розслідування окремих видів злочинів [5, с. 10] і дозволяють слідчому з урахуванням конкретної ситуації дати загальну характеристику події в цілому, правильно обрати ті або інші тактичні прийоми розслідування, визначити їх зміст і послідовність [1, с. 75].

Після аналізу всієї отриманої інформації та підтвердження версії про те, що мало місце вбивство й злочинне розчленування трупа, можуть висуватися загальні типові версії стосовно характеру вчиненого злочинного діяння. Побудова подібних версій дозволяє

207

пояснити подію злочину при мінімальних первісних даних, отримати найзагальніше уявлення про вбивство. З урахуванням криміналістичної класифікації вбивств даного виду можуть конструюватися типові версії, що має місце вбивство: а) побутове; б) сексуально-садистське; в) ритуальне; г) з метою трансплантації людських органів (тканини).

Ці версії висуваються з урахуванням фактичних даних, одержаних при проведенні невідкладних первісних слідчих дій та оперативно-розшукових заходів. Одним з основних джерел такої інформації, безумовно, служить обстановка на місці події, тобто “слідча картина”, що склалася внаслідок дій злочинця.

Особливості висунення типових слідчих версій при розслідуванні вбивств з розчленуванням трупа зумовлені передусім завданнями розслідування, серед яких ключовими є встановлення особи загиблого й особи, яка вчинила вбивство. Вирішити ці завдання можна шляхом висунення й перевірки комплексів типових слідчих версій по встановленню вбивці й потерпілого. Тому в залежності слідчої ситуації, що склалася, конструювання версій доцільно здійснювати в двох основних напрямках — стосовно загиблого і за суб’єктом злочину та можливими напрямками його пошуку.

Побудова версій щодо вбитого здійснюється в залежності від того, чи є в розпорядженні слідчого дані, що дозволяють встановити особу невпізнаного трупа. При відсутності таких відомостей подібне версіювання можливе тільки після виявлення всіх частин трупа. При наявності ідентифікаційних характеристик загиблого висувати версії доцільно з урахуванням класифікації ознак загального характеру:

1) належність убитого до категорій осіб, які перебувають на криміналістичних обліках в органах внутрішніх справ (раніше судимих, зареєстрованих у картотеці безвісти зниклих, якщо є заява);

2) зв’язок загиблого з оточуючою місцевістю (вбитою є особа, яка проживала в найближчих районах міста; загиблий проживав далеко від місця, де були виявлені його останки; вбитий є приїжджим з іншої місцевості, але при цьому мав які-небудь контакти з місцевим населенням або ж нікому в даній місцевості невідомий).

Насамперед перевіряються загальні версії про факти зникнення, що мали місце до моменту виявлення трупа, а вже після цього конструюються й перевіряються конкретні версії про загиблого. Якщо внаслідок їх перевірки не встановлена особа загиблого, то висуваються загальні типові версії у другому напрямку — щодо зв’язку загиблого з місцевістю. У цих випадках версійна діяльність слідчого набуває пошукового характеру. Побудова й перевірка вер-

208

сій саме за цією підставою в таких ситуаціях вбачається найбільш перспективною. Негативний результат при перевірці версії про те, що загиблий є місцевим жителем, нарівні з даними, одержаними при огляді місця події, дозволяє висувати версію, що загиблий — приїжджий, нікому в цій місцевості не відомий.

Побудова слідчих версій щодо суб’єкта злочину в ситуаціях, коли останній невідомий, можлива: а) з використанням даних, одержаних внаслідок наукового узагальнення судово-слідчої практики, слідчого досвіду, накопиченого при розкритті подібних убивств; б) з урахуванням обставин виявлення розчленованих частин (особливості способу приховування, транспортування тощо); в) з урахуванням наявних даних про потерпілого.

Конструювання слідчих версій передбачає знання типових елементів криміналістичної характеристики конкретного різновиду вбивств. Складності при побудові версій на первісному етапі розслідування розглядуваних убивств у проблемній ситуації полягає в тому, що з усіх елементів криміналістичної характеристики відомі, як правило, лише спосіб приховування та місце виявлення частин трупа. Тому характер висунутих версій у кожному конкретному випадку визначається специфікою способу приховування, особливостями місця виявлення розчленованих частин, а також низкою різноманітних чинників. Разом з тим можна говорити й про типові версії окремого характеру навіть у проблемних ситуаціях, коли слідчий не має у своєму розпорядженні даних, достатніх висунення версії про конкретну особу. У розглядуваній ситуації слідчий повинен окреслити приблизне коло осіб, серед яких треба шукати злочинця. Як типові для названої ситуації можуть бути запропоновані такі версії про вчинення вбивства: а) однією особою або декількома; б) близькою до потерпілого особою або незнайомою з останньою; в) особою місцевою або приїжджою; г) особою, яка вчинила одиничне або серію подібних убивств.

Відповідно до конкретної початкової інформації названі версії можуть бути доповнені версіями про наявність у злочинця професійних навичок з медицини (або анатомії — сліди розчленування), про вірогідне місце злочину, про мотиви вбивства, ав також за іншими підставами.

Істотна роль у багатьох випадках відводиться слідчим версіям щодо місця вчинення вбивства, джерелом формування яких є фактична обстановка виявлення розчленованих частин, на основі вивчення якої можуть висуватися також версії щодо способу розчленування та транспортування частин тіла. ~~Залежно~~У залежності від характеру й обставин місця виявлення розчленованих трупа висуваються ~~і версії~~

209

і версії щодо передбачуваного місця злочину.

Важливого значення для висунення версій щодо злочинця набуває також знання слідчим типових способів учинення й приховування цього різновиду вбивства, які могли бути реалізовані в умовах досліджуваної обстановки. Висунення окремих версій за способом учинення конкретного вбивства дозволяє змоделювати особу передбачуваного злочинця (його особисті, фізичні, психофізіологічні та інші риси). Встановлення й аналіз залишених внаслідок реалізації того чи іншого способу вчинення слідів може надати інформацію про анатомічні ознаки злочинця (вага, фізичні недоліки тощо), його функціональні дані (сила, навички), психічний стан і риси вдачі (психічна ненормальність, зухвалість, жорстокість та ін.). Подібне моделювання вбивці може й не відкривати конкретні шляхи виходу на підозрювану особу, але в сукупності істотно звузить коло осіб, серед яких слід розшукувати підозрюваного, створити підставу для уточнення пошукових заходів [3, с. 21].

Висунуті щодо окремих фактів версії повинні систематизуватися, а згодом при їх перевірці конкретизуватися версіями щодо певної особи. Можуть висуватися окремі версії й щодо окремих фактів, які конкретизують способіб приховування, що також зумовлено місцем знаходження частин трупа. Наприклад, якщо частини трупа виявлено у воді, то, природно, виникає версія про їх доставку річковим транспортом або що вони прибіилися водною течією. Звідси робиться припущення, що злочинець або мешкає біля ріки, або ж перевіз їх на річковому транспорті.

Якщо частини трупа виявлено в поїзді або відправлені багажем, то відповідно, висуваються версія, що вони доставлені з іншого міста (населеного пункту). Ретельна упаковка частин трупа може свідчити про їх переміщення з дальньої відстані, і навпаки, а спосіб розчленування — як про умови, в яких воно робилося, так і про професійні навички вбивці. При висуненні версій про спосіб, яким було вчинено злочин до уваги беруться форма, обсяг і характер розчленування трупа.

В умовах слідчих ситуацій, коли відсутні дані про злочинця, важливе значення мають виявлені в ході вивчення кримінальних справ статистичні дані, які вказують на те, що вбивства з розчленуванням трупа в більшості випадків учинюються в закритих приміщеннях особами, які перебували з потерпілим у тісних стосунках. Тому основною і найбільш типовою версією найчастіше є припущення, що вбивство вчинено близькими до потерпілого особами. Відповідно до цього версія формулюється таким чином: “Якщо виявлено розчленований труп, то вбивство, можливо, вчинено в закри-

210

тому приміщенні кимось із родичів або іншою особою, знайомою з потерпілим”. Разом з тим необхідно пам’ятати, що використання подібної версії не виключає інших припущень, що допускають конкуренцію декількох типових версій [9, с. 23,24]. Одні й ті ж фактичні дані (підстави) можуть містити різні пояснення події. Отже, слід ураховувати, що при наявності підгрунтя для однієї версії, воно також може бути підставою і для інших конкуруючих версій [6, с. 107].

Підгрунтям для конструювання версій щодо особи злочинця можуть виступати дані, одержані в процесі огляду місця події і трупа. Однак, якщо особу потерпілого встановлено, слідчі версії можуть будуватися на даних, отриманих при вивченні особистості загиблого. Так, про вчинення вбивства особою, знайомою з потерпілим, певною мірою можуть свідчити гостроконфліктні стосунки загиблого з певною особою, протиріччя в поясненнях щодо причин зникнення потерпілого та інших обставин, неприйняття заходів до розшуку зниклого, а також інші “докази поведінки”.

У свою чергу на відсутність взаємовідносин і взаємозв’язків “жертва – злочинець” (убивство вчинено сторонньою особою) можуть вказувати такі факти, як неприйняття заходів до спотворення трупа, до знищення ідентифікаційних ознак, відсутність серед знайомих і близьких осіб, зацікавлених у смерті потерпілого, достовірні дані про від’їзд загиблого в певне місце.

Різноманітність убивств з розчленуванням трупа зумовлює специфічність окремих закономірних зв’язків між окремими структурними елементами криміналістичної характеристики. При виявленні подібних зв’язків необхідно враховувати, що їм властива множинність значень при однаковому прояві в реальній дійсності. З точки зору висунення версій щодо передбачуваного злочинця, одні й ті ж обставини потрібно інтерпретувати по-різному. Наприклад, нанесення потерпілому множинних ножових поранень рівною мірою властиво злочинцям, як знайомим із жертвою, так і незнайомим. При побудові версій про мотив убивства необхідно знати, що вказані наслідки можуть розцінюватися як помста потерпілого за його несправедливу дію в минулому і як сьогочаснуа образа в стані афекту. Крім цього подібні дії можуть учиняти й душевнохворі. У певній мірі заподіяні поранення можуть свідчити і про фізичну силу потерпілого, який учинив опір злочинцеві [8, с. 53].

При вбивстві з ревнощів злочинець може пошкодити (відчленувати) в трупа статеві органи, молочні залози, які, можливо, суб’єктивно символізують для нього зраду. Аналогічні ушкодження може нанести злочинець жертви з мотивів помсти через образу на

211

інтимному грунті. Ушкодження статевих органів можуть заподіяти і підлітки на підставі їх підвищеного інтересу до сексуального життя. Нарешті, такі ушкодження можуть заподіяти раніше судимі й особи на грунті особистих (несексуальних) стосунків з убитим, оскільки, за уявленнями кримінальних елементів, у цьому виражається крайній вияв приниження [2, с. 12].

У випадках побутових убивств з розчленуванням трупа істотним є припущення щодо вчинення злочину особою, знайомою з потерпілим. І навпаки, при розслідуванні сексуально-садистських убивств важливого значення набуває версія щодо вчинення злочину особою, з якою жертва не була близько знайомою. Тому підставою для побудови версій про вчинення вбивства особою, близькою з потерпілим, повинні служити і дані про способи приховування, одержані в процесі огляду місця події (спотворення особи, знищення дермального шару кистей рук, особливих прикмет тощо). При логічному осмисленні важливо вміти зробити правильний висновок про сліди, що викникли на тих чи інших об’єктах, різних предметах, про всі зміни в матеріальній обстановці місця події. Це відбувається у форміу логічного переходу від відомого (обстановки місця події, виявлених слідів) до невідомого (події злочину й особи, яка його вчинила).

Запропонований перелік типових версій, зрозуміло, не є вичерпним, і планування не можна зводити тільки до вищеназваних, оскільки процес конструювання версій повинен бути тісно пов’язаним з оцінкою конкретних обставин справи в існуючій слідчій ситуації, з урахуванням її можливих змін у майбутньому.

Список літератури: 1. Антипов В.П. Планирования расследования в проблемных ситуациях // Вопр. борьбы с преступностью. – М., 1981. – Вып. 34. – С. 72-82. 2. Афанасьев С.А. Криминалистическая характеристика и типовая программа расследования сексуально-садистских убийств: Дис.... канд. юрид. наук. – Спб., 1992. – 145 с. 3. Бахін В.П., Кириченко О.А. Як розкриваються злочини. Криміналістика у запитаннях і прикладах: Навч. посібник. – Дніпропетровськ: ДДУ, 1995. – 124 с. 4. Дубровицкая Л.П., Лузгин И.М. Планирование расследованиея: Учеб. пособие. – М.: Вища шк. МВД СССР, 1972. – 54 с. 5. Колесниченко А.Н., Матусовский Г.А. О системе версий и методике их построениея // Криминалистика и судебная экспертиза. – К.: Вища шк., 1970. – Вып. 7. – С. 7-13. 6. Ларин А.М. От следственной версии к истине. – М.: Юрид. лит., 1976. – 199 с. 7. Образцов В.А., Протасевич А.А. О теории тактических операций и ее связях с другими структурными элементами науки криминалистики // Оптимизация расследования преступлений: Сб. науч. тр. – Иркутск: Издд-во Иркут. ун-та, 1982. – С. 127. 8. Самойлов Ю.М. Некоторые проблемы построения ситуационных моделей для выдвижения версий по делам об умышленных убийствах // Актуал. направления развития криминалист. методики и тактики расследования. – М.: ВНИИПП, 1978. – С. 49-56. 9. Установление лиц, совершивших убийства в связи с завладением социалистическим имуществом: Метод. пособие. – М.: ВНИИПП, 1985. – 91 с.

212

В.З. Багинський, канд.юрид. наук

До питання вдосконалення методики розслідування розкрадань

Розглядаючи питання вдосконалення методики розслідування розкрадань, слід відзначити, що в процесі реформування економічної системи у зв'язку зі значними змінами умов господарювання, появою нових видів і форм власності в Кримінальному кодексі України з'явилася значна кількість нових складів злочинів, які за своєю правовою природою являють собою сучасну форму класичного привласнення й у більшості випадків учиняються посадовими або матеріально відповідальними особами. Тлумачення самого поняття «розкрадання» також у нинішній час зазнає певних змін. Згідно з чинним кримінальним законодавством воно є родовим і охоплює собою ознаки низки передбачених законом конкретних форм посягання на власність - крадіжку, грабіж, розбій, шахрайство, розкрадання, що вчиняються шляхом привласнення, розтрати або зловживання службовим становищем.

Законодавство України не містить формулювання загального поняття розкрадання. Воно розробляється в теорії та практиці на підставі вивчення характерних ознак складів усіх форм даного виду злочину. Слід зазначити, що в Кримінальному кодексі Російської Федерації (який набрав чинності з 1 січня 1997 р.) в примітці до ст. 158 наводиться законодавче визначення цього поняття: «Під розкраданням у статтях цього Кодексу слід розуміти вчинене з корисливою метою протиправне безоплатне вилучення й (або) обернення чужого майна на користь винного або інших осіб, що завдало збитки власнику чи іншому володареві цього майна» [5].

Російський законодавець, характеризуючи розкрадання, вжив перед словом «обернення» два сполучники «й» та «або», тобто об`єднювальний і розділовий, щоб підкреслити, що діяння є злочинним незалежно від того, чи було майно вилучено перед оберненням на користь винного чи обернено без вилучення. Як вбачається, дана конструкція за сучасних умов є цілком прийнятною і для українського законодавства, оскільки подібна зміна економічних умов, поява ідентичних форм господарювання теж призвели до ситуації, коли обернення майна на свою користь не завжди потребує його попереднього вилучення.

Крім родового, у вітчизняному кримінальному законодавстві термін «розкрадання» виступає збірним поняттям: ст.86¹ КК України передбачає відповідальність за розкрадання державного або

213

колективного майна в особливо великих розмірах, незалежно від способу його вчинення. Поняття «розкрадання в особливо велик~~ому~~их розміріах» належить не до будь-якої однієї форми цього злочину, а до загального родового поняття і складається з окремих розкрадань, вчинених різними способами.

Необхідно відзначити, що в проекті Кримінального кодексу, підготовленого робочою групою Кабінету Міністрів, поняття «розкрадання майна в особливо великих розмірах" відсутнє, хоча передбачено в окремих складах цього злочину як кваліфікуюча ознака [2], що обумовлено, прагненням усунути з одного боку, викривлення статистичної звітності щодо співвідношення різних форм розкрадань, з другого - деякі «незручності» у правозастосовчій практиці.

Більш суттєвою є законодавча новація, яка замінює поняття «приватне», «колективне» та «державне» майно єдиним терміном - «чуже». Вказане нововведення викликано намаганням привести кримінальне законодавство у відповідність до нових економічних умов, що виникли з появою інших форм власності та їх законодавчо закріпленій рівноправності.

З розвитком ринкових відносин все більше з'являється суб'єктів права з так званими змішаними формами власності, з різним обсягом участі держави в цих новотвореннях, із залученням власників іноземного капіталу. Проте незалежно від прийняття або неприйняття в життя означеної новації слідчі й судові органи в кожному конкретному випадку розкрадання повинні встановлювати належність майна конкретному власникові.

Як зазначає П. С. Матишевський, це важливо не тільки для доказу вини особи у вчиненні злочину, але й для статистичного обліку подібних злочинних посягань, їх поширеності, завданих матеріальних збитків ~~стосовно~~тощо [3, с. 26], що дозволяє виявляти не тільки форми злочинної діяльності, але й причини посягань на кожну з форм власності й допомагає визначити коефіцієнт ефективності боротьби з різного роду розкраданнями державного, колективного або приватного майна.

Методики розслідування розкрадань, розроблені на початок 90-х років, хоча і являють собою значний науковий і методичний потенціал, але потребують суттєвої переробки або ж створення нових методик у зв`язку з докорінними перетвореннями у сфері економіки, зі змінами в структурі злочинності, в механізмах та способах учинення й приховування матеріально-відповідальними й посадовими особами корисливих посягань на власність.

Зрозуміло, що методика розслідування злочинів у нових га-

214

лузях, наприклад, у сфері приватизації, не розроблялася за відсутністю самого процесу приватизації. І зараз, коли за даними Фонду державного майна України приватизовано вже понад 40% усіх підприємств та організацій, виникає необхідність у проведенні глибокого наукового аналізу й у розробці методичних рекомендацій по розслідуванню пов`язаних з приватизаційними процесами розкрадань, особливо тих, які вчинені шляхом зловживання службовим становищем. Це підтверджується опитуванням і анкетуванням слідчих правоохоронних органів, здійсненими НДІ вивчення проблем злочинності Академії правових наук України в 1996-1997 роках.

Методика розслідування розкрадань удосконалюється й за допомогою вивчення проблеми латентності цієї категорії злочинів, тому що існує певна залежність між зростаючою кількістю виявлених і загальним масивом учинених, але не виявлених розкрадань.

Латентність розглядуваних злочинів не просто зберігається, але й значно посилюється в результаті дестабілізації економічної ситуації, що вимагає адекватної реакції з боку державних органів влади й управління, правоохоронних органів, спеціалізованих науково-дослідних установ, оскільки вона являє собою чималу загрозу для економічної безпеки держави.

Вивченням латентності, розробленням заходів ефективного розпізнання означеного явища та проблемами його подолання, займаються перш за все кримінологи та криміналісти. Слід відзначити, що найкращі результати були одержані тими вченими, які застосовували у своїх розробках методи різних галузей науки.

Удосконалювати методику розслідування посадових розкрадань, здійснюваних в умовах економічних перетворень, можна також шляхом розробки окремих методик дослідження, приміром, різних показників, зазначених у документах підприємства при його приватизації. Завдання експерта-бухгалтера й експерта-економіста в ході дослідження документів бухгалтерського обліку та звітності -встановити відповідність вихідних даних при розрахунку вартості підприємства, яке приватизується, складеному акту оцінки, правильність проведених розрахунків, відповідність даних інвентаризаційних описів основним засобам, нематеріальними активам, товарно-матеріальним цінностям, незавершеному будівництву, грошовим коштам, цінним паперам, а також документам бухгалтерської звітності.

Перевіряється також проведення індексації основних засобів, товарно-матеріальних цінностей згідно з нормативними документами, правильність нарахування їх зносу, акти експертної оцінки будов та споруд, інвентарних об`єктів, основних засобів, за якими

215

повністю нараховано знос, матеріальних активів на предмет охвату всіх таких об`єктів, встановлюється дата виникнення заборгованості за кожним дебітором та кредитором.

За результатами дослідження документів і за даними експертної оцінки експерт-бухгалтер та експерт-економіст роблять відповідне корегування за рахунками, визначають дані для розрахунку вартості майна підприємства, яке приватизується, й зіставляють з тими, що були використані в поданих їм документах, встановлюють відповідність проведених при приватизації підприємства розрахунків його вартості вимогам методики оцінки об`єктів приватизації, затвердженої постановою Кабинету Міністрів Украіни від 18.01.95р. № 36, іншим нормативним актам, що стосуються приватизації. У випадку встановлення певної невідповідності, чи факту використання інших вихідних даних, виявлення помилок у підрахунках, експерти проводять розрахунки самостійной й дають відповідний висновок.

При дослідженні документів експерт-бухгалтер та експерт-економіст встановлюють порушення вимог нормативних актів, регламентуючих приватизацію, й визначають коло осіб, які зобов`язані були забезпечити виконання вимог необхідних нормативних документів.

Аналіз експертної практики та наукових розробок [4, 5] щодо розглядуваного питання висвітлив ще одну проблему в методиці розслідування посадових розкрадань у сфері приватизації, пов`язану з методикою оцінки вартості об`єктів приватизації. На практиці при перевірці законності проведення приватизації підприємства, з`ясовується, що в договорах купівлі-продажу об`єкта приватизації не завжди належним чином узгоджується умова стосовно якості майна. Взагалі, порядок визначення якості останнього на відміну від порядку його оцінки нормативно ніде не закріплений, тому сторони повинні самостійно вирішувати ці питання. Під якістю об`єкта приватизації, на думку М. Демченка [4], треба розуміти такий якісний стан майна і його комплектність, які забезпечували б діяльність цілісного майнового комплексу відповідно до його цільового призначення. Крім того, кожна річ (устаткування, машини, механізми, інвентар тощо) має також відповідати чітко визначеним якісним показникам, тобто стандартам, технічним умовам, затвердженим еталонам, зразкам тощо.

Питання, пов`язані з визначенням якості та комплектності майна, що приватизується, доцільно вирішувати в ході встановлення складу та оцінки вартості останнього. Обсяги можливих визначень на крупних майнових комплексах бувають досить значними, їх роз-

216

рахунки іноді потребують багато часу, достатньої кількості висококваліфікованих фахівців і ретельного контролю з боку органів приватизації та відповідних контролюючих органів. Отже, наслідком неправильного визначення якісного стану майна є неправильне визначення його вартості, що стає передумовою подальших зловживань.

Список літератури: 1. Демченко Н. Проблеми вдосконалення законодавства про приватизацію // Право України. - 1997. - № 11. - С. 70,71. 2. Кримінальний Кодекс України: Проект // Укр. право. - 1997. - Число 2. - 126 с. 3. Матышевский П.С. Преступления против собственности и смежные с ними преступления. Киев: Юринком, 1996. - 240 с. 4. Стьопін С.М. Питання взаємодії підрозділів судово-економічної експертизи з правоохоронними органами у боротьбі з організованою злочинністю // Вісн. Акад. прав. наук України. - 1997. - № 1 (8). - С. 208-210. 5. Уголовный кодекс Росийской Федерации // Сб. кодексов РФ. - М.: Филин, 1998. - 606 с.

А.Н. Толочко, канд. юрид. наук

Конституционное судопроизводство: сущностные аспекты

В правовых системах государств различают в основном американскую и европейскую модели конституционного судопроизводства.

В странах американской модели проблема определения правовой природы судебной деятельности по осуществлению проверок конституционности законов хотя и не исключается полностью, но стоит в меньшей мере, поскольку здесь проверка конституционности законов и деятельность по отправлению правосудия организационно слиты: обе функции осуществляются общей судебной системой.

Иная ситуация складывается с европейской моделью конституционного судопроизводства, где организационная самостоятельность и функциональная независимость специализированных конституционных судов от судов общей юрисдикции создают теоретические трудности определения его места в системе разделения властей, уяснения его правовой природы и соотношения политического и правового начал в конституционном судопроизводстве, тем более, что конституционное регулирование статусов конституционных судов чаще всего осуществляется посредством выделения в конституциях государств самостоятельных структурных разделов об этих органах, не совпадающих с разделами о судебной власти.

217

Значительно реже в конституциях статусы конституционных судов фиксируются в разделе о статусе всех судов (гл. 9 «Правосудие» Основного Закона ФРГ; гл. 7 «Судебная власть» Конституции РФ 1993 г.).

В доктрине нет единого подхода к определению места Конституционного Суда Украины в государственно-правовом механизме. Ряд авторов считают, что конституционный суд не входит в систему трех традиционных ветвей власти и является одним из субъектов четвертой - контрольно-надзорной власти, которая обеспечивает систему сдержек и противовесов в сфере функционирования иных властей и препятствует нарушению ими конституции и законов. Такой вывод основывается не на формально-юридических оценках деятельности конституционного суда, а главным образом на основе логических умозаключений, в частности, на анализе норм конституций о судебной власти [6, с. 38-40].

Другие авторы признают Конституционный Суд Украины органом судебной власти [12,с.38], стремясь к созданию научно-теоретического фундамента его деятельности и к решению такой важной проблемы, как предотвращение избыточной политизации конституционного судопроизводства [13, с.123-131].

На наш взгляд разногласия эти порождены тем, что странам, где специализированные конституционные суды не входят в единую судебную систему, присущ дуализм (полицентризм) в организации судебной власти [8, с. 205], порождающий проблему соотношения конституционного контроля и конституционного правосудия, политики и права в деятельности конституционного суда, затрагивающий такие чрезвычайно важные аспекты исследования, как соотношение полномочий конституционного суда и судов общей юрисдикции; пределы осуществления судами общей юрисдикции функции конституционного контроля, и ряд других.

Наличие расходящихся представлений не должно, однако, приводить к забвению глобального в определении правовой природы деятельности конституционного суда, которая представляет собой синтез контроля и правосудия, осуществляемых в процессуальной форме конституционного судопроизводства. Признание конституционного суда органом контрольно-надзорной власти на практике может привести к разработке особой процедуры его деятельности, отличающейся от судопроизводства, как наиболее оптимальной процедуры функционирования специализированных органов, выполняющих функции по проверке конституционности законов. Примечательно, что Французский Конституционный совет, невзирая на его специфику в сравнении с конституционными судами, ха-

218

рактеризуется в доктрине как юрисдикционный орган, процедура деятельности которого базируется на принципах судопроизводства [14, с. 115].

Конституция Украины производство в Конституционном Суде Украины определяет как вид судопроизводства (ч. 3 ст. 124). Его выделение в самостоятельный вид судопроизводства имеет под собой достаточно оснований, которые коренятся в способе регулирования данного производства, его предмете, специфике правоотношений, правовой природе актов.

Наличие правил судопроизводства гарантирует конституционную законность, права участников процесса, равную для всех защиту Конституции и законов. Процессуальная форма усиливает независимость конституционного суда, дает ему возможность функционировать в правовом поле и дистанцироваться от политики. И напротив, недооценка этой формы, отход от нее рождают недоверие к принимаемым решениям, снижают их авторитет, сказываются на имидже конституционного суда [3, с. 103—106].

С точки зрения способа регулирования конституционное судопроизводство характеризуется следующими моментами. Во-первых, его отдельные элементы получили закрепление в Конституции Украины. Это касается определения полномочий, субъектов, предмета конституционного судопроизводства и видов выносимых актов. Во-вторых, степень юридической детализации конституционного судопроизводства меньшая в сравнении с иными видами судопроизводстваом.

Положение, связанное с полнотой процедурного регулирования, порой вызывает критику, причем с диаметрально противоположных позиций. Одни авторы обращают внимание на его пробелы, видя в них ущербность процессуальной формы, по мнению других, детальность регламентации не согласуется с пониманием механизмов конституционной юрисдикции. Очень строгие процедурные требования порой создают возможность для обвинения конституционного суда в нарушении надлежащей процедуры. Порой его решения приводят к сложным последствиям, которые никакое процессуальное законодательство не может предвидеть, и возникают ситуации, не предусмотренные никакими процедурными нормами. В таких случаях конституционный суд должен иметь право действовать по своему усмотрению [2, с. 35].

В Украине процедура деятельности Конституционного Суда закреплена в Конституции (разд. XII) и Законе “О Конституционном Суде Украины”. Наряду с этим Конституционный Суд Украины установил ряд процедурных правил в своем Регламенте и в

219

своих решениях [9, с. 118-122]. Однако согласно ст. 153 Конституции Украины порядок организации и деятельности Конституционного Суда, процедура рассмотрения им дел определяются законом. В этой связи необходимо провести совершенствование нормативного механизма конституционного судопроизводства путем принятия отдельного Закона о конституционном судопроизводстве. В Регламенте Конституционного Суда должны лишь регулироваться вопросы организации работы Суда и его аппарата.

Конституционное судопроизводство ведется на базе определенных принципов, представляющих собой основополагающие начала, выражающие сущность процесса по рассмотрению дел в конституционном суде и предопределяющие методы его осуществления по достижению соответствующих целей процесса. В конституционном судопроизводстве принципы судебной власти наполняются собственным содержанием, конкретизируются.

Конституционное судопроизводство в Украине осуществляется только Конституционным Судом Украины на принципах верховенства права, независимости, коллегиальности, равноправия судей, гласности, государственного языка судопроизводства, полного и всестороннего рассмотрения дел и обоснованности принятых решений.

Некоторые из принципов конституционного судопроизводства не получают прямого нормативного закрепления. Вместе с тем они могут быть выведены из действующих законоположений. К таким принципам, например, относится состязательность и диспозитивность.

Особенности конституционного судопроизводства заключены в его предмете. Оно организовано как производство по обеспечению верховенства Конституции. При рассмотрении любого из дел, входящих в его компетенцию, вынесенное решение не только разрешает конкретный вопрос, но прежде всего нацелено на охрану Конституции и совершенствование правовой системы.

Специфика конституционного судопроизводства вырисовывается в характере и позиции сторон — участников производства. Ими являются высшие органы государственной власти. Обращаясь в Конституционный Суд, они руководствуются публично-правовыми интересами, связанными с зашитой Конституции. Поэтому его решения всегда имеют публично-правовое значение и представляют интерес не только для конкретного случая. Указанный публично-правовой интерес превалирует и тогда, когда одной из сторон процесса выступает гражданин. Направив обращение в Конституционный Суд Украины, он мало влияет на ход рассмотре-

220

ния дела, поскольку его притязания будут удовлетворены в той мере, в какой они согласуются с целями охраны Конституции.

Особенность конституци0онного судопроизводства проявляется также в том, что Конституционный Суд Украины не может по своему усмотрению начать процесс, но его воля, основанная на публично-правовом интересе, в большинстве случаев является решающей в завершении производства независимо от воли субъекта конституционного представления либо конституционного обращения.

В законодательстве Украины понятием «конституционное судопроизводство» охватываются следующие виды производств осуществляемых Конституционным Судом при рассмотрении дел: а) о конституционности законов и иных правовых актов Верховной Рады Украины, актов Президента Украины, актов Кабинета Министров Украины, правовых актов Верховной Рады Автономной Республики Крым; б) о конституционности правовых актов, вызывающих спор о полномочиях конституционных органов государственный власти Украины, органов власти Автономной Республики Крым и органов местного самоуправления; в) о конституционности актов о назначении выборов, всеукраинского референдума или местного референдума в автономной Республике Крым; г) о соответствии законов и иных правовых актов Верховной Рады Украины, актов Президента Украины, актов Кабинета Министров Украины, правовых актов Верховной Рады Автономной Республики Крым конституционным принципам и нормам относительно прав и свобод человека и гражданина; д) о конституционности правовых актов, которыми противоречиво регулируется порядок реализации конституционных прав и свобод человека и гражданина; е) о соответствии Конституции Украины действующих международных договоров Украины или тех международных договоров, которые вносятся в Верховную Раду Украины для дачи согласия на их обязательность; ж) о соблюдения конституционной процедуры расследования и рассмотрения дела о смещении Президента Украины с поста в порядке импичмента; з) об официальном толковании Конституции и законов Украины.

Все упомянутые производства в Конституционном Суде Украины, несомненно, являются юрисдикционными, но применительно к отдельным их видам можно говорить о различном соотношении в них правоохранительных и правоустановительных начал. Это paзличие отражает особое юридическое качество конституционного судопроизводства как формы, воплощающей в себе признаки всех иных видов процессуальной юрисдикционной деятельности.

221

Высокий правоустановительный потенциал характерен для производств, связанных с осуществлением толкования Конституции, правоохранительный — для производств, связанных с защитой конституционных прав и свобод граждан.

Конституционное судопроизводство (в том числе по любому из его видов) складывается из ряда взаимосвязанных стадий. В Законе «О Конституционном Суде Украины», как и в соответствующем зарубежном законодательстве, система стадий в полном объеме специально не фиксируется, разграничение стадий (за отдельными исключениями) не осуществлено, но логически просматривается. Актуальность теоретического анализа конституционного судопроизводства как многостадийного объясняется важностью обеспечения «надлежащей правовой процедуры» при его отправлении. Многостадийность конституционного судопроизводства - это преграда к унификации, упрощению процессуальной формы, а, в конечном счете, условие справедливости актов конституционного судопроизводства.

В юрисдикционном смысле стадии конституционного судопроизводства являются составными ~~части~~ единого конституционного судопроизводства и характеризуются общностью ближайшей процессуальной цели [10, с. 41,42]. По этому критерию, учитывая содержательные параметры процессуальных отношений, необходимо выделять следующие стадии конституционного производства в Конституционном Суде Украины: а) принятие конституционных представлений и конституционных обращений и предварительное их изучение; б) подготовка материалов дела; в) рассмотрение материалов дела в Коллегии судей либо на заседании Суда; 4) рассмотрение дела на пленарном заседании; д) исполнение решений и заключений; 6) открытие нового производства по делу.

Наличие этих стадий не означает, что любое дело, рассматриваемое в Конституционном Суде Украины, обязательно должно пройти их все. Например, оно может быть завершено отказом в принятии конституционного представления либо конституционного обращения на первой стадии или отказом в открытии производства в третьей стадии либо прекращением производства по делу в четвертой стадии.

В гноселогическом аспекте конституционное судопроизводство - это аналитическая форма судопроизводства, осуществляемая на высоком уровне теоретического исследования, максимально приближенного к профессиональной научной деятельности [13, с.113].

Аналитический характер конституционного судопроизвод-

222

ства предопределен прежде всего особой сложностью предмета судебного разбирательства, в ходе которого осуществляется правовая оценка актов общерегулятивного действия и метода достижения судебной истины. В нем важно не только соблюдение классических принципов судопроизводства, но и применение частноправовых методов исследования, используемых в науке права. Особенно это касается методов сравнительного и системного анализа.

Специфика конституционного судопроизводства проявляется в правовой природе итоговых решений по делу. В литературе нет единства мнений по этому вопросу. Не подвергая их анализу, необходимо поддержать тезис о прецедентном значении решений (заключений) конституционного суда [11, с.237].

Доктрина правового прецедента основывается на уважении к отдельно взятому решению одного из вышестоящих судов, на признании того, что решение последнего является «убеждающим прецедентом» для судов, стоящих выше него по иерархии, и рассматривается как образец, которому надлежит следовать нижестоящим судам. Однако обязательным для других судов является не все решение суда, а лишь часть его - так называемое ratio decidendi (решающий довод, аргумент). В английском прецедентном праве ratio decidendi означает сущность решения, правоположение, заключенное в решении суда [6, с.56,57]. Мы присоединяемся к мнению, что правовые позиции конституционного суда ближе всего находятся к ratio decidendi и в силу этого его решения и заключения следует считать имеющими прецедентное значением [5, с.110].

Признание Конституционным Судом Украины нормативного акта либо отдельных его положений не соответствующими Конституции Украины является основанием для отмены в установленном порядке положений других нормативных актов, основанных на акте, признанном неконституционным, либо воспроизводящих его или содержащих такие же положения, какие были предметом обращения. Положения этих нормативных актов не могут применяться судами, другими органами и должностными лицами.

Таким образом, правовые последствия признания конкретной нормы неконституционной отражают данную конституционным судом оценку правовой позиции законодательных органов, создавших нормы с аналогичным содержанием. В этом смысле понятия «оспариваемая норма» и «предмет рассмотрения» в конституционном судопроизводстве не совпадают. На примере конкретной оспоренной нормы конституционный суд рассматривает определенную юридическую проблему (предмет рассмотрения). Его правовая позиция представляет собой сформулированный в ходе исследования

223

конституционности оспоренной нормы принцип решения группы аналогичных дел. Так, в пункте третьем мотивировочной части Заключения Конституционного Суда Украины по делу о внесении изменений в статью 98 Конституции Украины за № 1-в/99 определяется, что при отсутствии заключения Конституционного Суда Украины Верховная Рада Украины не может рассматривать законопроекты о внесении изменений в Конституцию Украины, “що було підтверджено і Рішенням Конституційного Суду України … (справа щодо внесення змін до Конституції України) від 9 червня 1998 року № 8-рп/98” [4, с. 8].

Формируя свою правовую позицию, т.е. правовой принцип, пригодный для разрешения группы сходных юридических коллизий, конституционный суд руководствуется рядом правил. Одно из них - правило о разумном самоограничении [1, с. 150- 200]. В его основе - учет базового конституционного принципа разделения властей. Поэтому свои правовые позиции конституционный суд должен вырабатывать, проявляя осторожность и уважение к конституционным полномочиям законодателя.

Наряду с прецедентностью решениям и заключениям Конституционного Суда Украины присуща преюдициальность. Преюдициальное значение его решений и заключений обеспечивается действующим законодательством. Как следует из ст. 74 Закона «О Конституционном Суде Украины», Конституционный Суд Украины может указать на преюдициальность своего решения при рассмотрении судами общей юрисдикции исков в связи с правоотношениями, возникшими в результате действия неконституционного акта.

Список литературы: 1. Барак А. Судейское усмотрение. - М.: Изд-во НОРМА, 1999.-376 с. 2. Бланкенагель А. Российский Конституционный Суд: видение собственного статуса//Конституционное право: восточноевропейское обозрение.- 1994.- № 2(7).- С. 30-45. 3. Бойков А. Д. Третья власть в России.-М.: НИИ Пробл.укр.законности и правопорядка, 1997.- 264 с. 4. Вісник Конституційного Суду України.-1999.- № 2.-С.5-9. 5. Гаджиев Г. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации как источник конституционного права // Конституц. правосудие в посткоммунист. странах: Сб. докл.- М.: Центр конституц. исследований МОНФ, 1999.- С.106-117. 6. Гергелейник В.О. Правові проблеми становлення та фукціонування конституційної юстиції України: Дис. …канд. юрид. наук.- К., 1999.- 203 с. 7. Кросс Р. Прецедент в английском праве.- М.: Юрид. лит. 1985.- 238 с. 8. Овсепян Ж.И. Конституционное судебно-процессуальное право: у истоков отрасли права, науки и учебной дисциплины // Государство и право.-1998.- № 8.- С. 196-212 . 9. Офіційний вісник України.-1997.- № 20. 10. Тихий В.П. Офіційне тлумаченя Конституції та законів України Конституційним Судом України // Вісн. Конституц. Суду України.-1998.- № 4.- С. 38 – 45. 11. Шевчук С. Європейська конвенція про захист прав людини та основних свобод: практика застосування та принципи тлумачення у

224

контексті сучасного українського праворозуміння // Практика Європейського суду з прав людини: Рішення. Коментарі.- К.: Укр.центр правнич. Студій, 1999.- № 2. - С. 221-238. 12. Шаповал В. Конституційний Суд України: місце в державі і роль у соціумі // Укр. правовий часопис.- 1998.-№ 3.- С.38,39. 13. Эбзеев В.С. Конституция. Правовое государство. Конституционный суд.- М.: Закон и право, ЮНИТИ, 1996.- 349 с. 14. Favorew L. Conseil Constitutionel - regulateur de l'activite normative des pouvoirs publics // Revue du Droitl Public, 1967.- № 1.- P. 110-125.

Д.І. Пишньов, канд. юрид. наук

прокурор у кримінально-виконавчому провадженні

Конституція України в ст. 121 серед інших закріпила положення, яким поклала на прокуратуру нагляд за додержанням законів при виконанні судових рішень у кримінальних справах, а також при застосуванні інших заходів примусового характеру, пов’язаних з обмеженням особистої свободи громадян. Аналізуючи це положення, приходимо до висновку, що в ньому закріплено два важливих напрямки діяльності прокуратури. Перший — це нагляд за додержанням законів при виконанні судових рішень у кримінальних справах. Умовно назвемо його кримінально-виконавче провадження. Воно починається з моменту звернення вироку до виконання і закінчується, як правило, в строк, указаний у вироку суду. нНагляд тут здійснюють спеціалізовані прокуратури. Другий напрямок прокурорської діяльності — це нагляд за додержанням законів при застосуванні інших заходів примусового характеру, пов’язаних з обмеженням особистої свободи громадян. Він передбачає прокурорський нагляд за широким колом об’єктів, правове положення яких регулюється декількома галузями права. Як правило, цей нагляд здійснюють територіальні прокуратури.

Слід зазначити, що вищенаведене положення Кконституційно відрізняється від закріплених у ст. 5 (п. 5) і ст. 44 Закону України “Про прокуратуру”. Як бачимо, Конституція дещо звузила межі прокурорського нагляду в цілому, що є позитивним в умовах формування Української правової держави, коли центр уваги перенесено на судовийх нагляд за додержанням законів при виконанні судових вироків. Інакше й не може бути, тому що цей нагляд не тільки потрібен, а є майже єдиною реальною гарантією законності в такій складній сфері, якою виступає діяльність по виконанню вироків. Складність останньої пов’язана з тим, що: а) в її процес задіяно широке коло суб’єктів; б) вона реалізується різними установами; в) во-

225

на регулюється декількома галузями законодавства; г) самі її завдання мають відтінок бажаності й допускають суб’єктивну оцінку їх досягнення [5, с. 23-26]. Отже, якщо уважно поглянути на процес виконання судових рішень у кримінальних справах, проаналізувати кримінальне, кримінально-виконавче право й кримінальний процес, можна дійти висновку, що перед прокуратурою тут стоять дуже важливі й складні завдання. Більш того, необхідно звернути увагу й на такий аспект розглядуваної проблеми: законодавство загальним чином покладає на прокурора здійснення нагляду за додержанням законів при виконанні судових рішень у кримінальних справах. Але тут виникає питання: а що являє собою цей нагляд, які його цілі й завдання?

У теорії прокурорського нагляду діяльність прокуратури розглядається як засіб і форма реалізації функцій прокуратури; останні визначають компетенцію прокуратури [2, с. 6,7]. Не вдаючись до широкого критичного аналізу поглядів учених на функцію прокурорського нагляду, вважаємо, що слід приєднатися до точки зору В.В. Ключкова [2, с. 5,6]. Вона, на наш погляд, є більш наближеною до істини. Визначаючи зміст діяльності прокурора в кримінально-виконавчому провадженні, звернімося до висновків В.В. Клочкова. Дійсно, діяльність прокуратури в цілому і безпосередньо здійснюється уповноваженими на те посадовими особами держави, має державно-владний (владно-розпорядчий) характер. Прокурори приймають рішення, які мають юридичне значення, порядок, оформлення й реалізація яких визначені Законом “Про прокуратуру”, Виправно-трудовим кодексом, Кримінально-процесуаль-ним кодексом. оОстанній, наприклад, містить у ст. 415 положення про те, що розпорядження прокурора, що належать до виконання вироків, ухвал і постанов суду, є обов’язковими для всіх органів та посадових осіб, які приводять їх до виконання.

Доречно підкреслити, що прокурорський нагляд як правова форма діяльності має відповідні ознаки, бо вона:

— покликана сприяти підтриманню на належному рівні правопорядку в державі шляхом вирішення правових питань;

— здійснюється вказаними в законодавстві державними посадовими особами (Генеральним прокурором України й підпорядкованими йому прокурорами);

— спрямована на те, щоб суб’єкти прокурорсько-наглядових правовідносин дотримувались і правильно застосовували закони;

— обумовлює розгляд обезпосередньо прокурором правових питань або на його вимогу — певними посадовими особами чи

226

органом;

— передбачає результатом своїм прийняття прокурором відповідного правового акта;

— провадиться на певних умовах і має свою форму — процедуру здійснення.

Якщо порівняти вищенаведене з визначенням змісту діяльності прокуратури в кримінально-виконавчому провадженні, то побачимо, що це є дуже складна правозастосовча діяльність. Це пов’язано з тим, що по-перше, чітко не визначено законодавством коло суб’єктів., які причетні до виконання судових рішень у кримінальних справах. Така невизначеність помічена в юридичній літературі [4, с.137-140]. По-друге, в різних установах є своя специфіка виконання судових рішень у кримінальних справах. По-третє, чинне законодавство допускає можливість втручання суду в процес виконання вироків, що має певні правові наслідки для кримінально-виконавчого провадження. Отже, як бачимо, діяльність прокуратури по нагляду за додержанням законів у процесі виконання судових рішень у кримінальних справах не є сталою, вона динамічна й змінювана залежно від етапу кримінально-виконавчого провадження й різних існуючих об’єктивних обставин.

Діяльність прокурора в кримінально-виконавчому провадженні проходить через певні етапи (стадії). рРішення суду в кримінальній справі згідно з законодавством спочатку обертається до виконання по певній процедурі. Так, відповідно до ст. 404 КПК України обвинувальний вирок обертається до виконання судом, що його постановив. Суд разом із своїм розпорядженням про виконання обвинувального вироку направляє копію останнього тому органу, на який покладено обов’язок виконати вирок. Це слід розглядати як перший етап (стадію) кримінально-виконавчого провадження. Зміст діяльності прокурора тут полягає ву тому, щоб наглядати за тим, щоб судом було своєчасно направлено копію вироку і розпорядження відповідним органам (ст. 404 КПК) і щоб ці органи невідкладно розпочали процес виконання вироку, як це передбачено ст. 20 Виправно-трудового кодексу України, і повідомити про це відповідний суд (ст. 404 КПК).

Другий етап (стадія) діяльності прокурора в кримінально-виконавчому провадженні — це нагляд за законністю безпосередньої реалізації приписів вироку в установі, де знаходиться засуджений, щодо якого застосовується комплекс заходів режиму відбування покарання. Зміст діяльності прокурора на цьому етапі охоплює здійснення нагляду за законністю:

— прийняття в певну установу засуджених;

227

— розміщення їх у відповідності з приписами вироку й вимогами режиму установи, передбаченими нормами виправно-трудового кодексу;

— тимчасове залишення засуджених у слідчих ізоляторах і в’язницях;

— переведення засуджених з установ, де вони відбувають покарання, в слідчіий ізолятор або у в’язницю;

— переміщення неповнолітніх засуджених з однієї установи в іншу;

— додержання всіх вимог режиму в установах, що виконують покарання;

— проживання засуджених поза цими установами та їх пересування без конвою;

— надання засудженим побачень із рідними й близькими особами;

— короткотермінові виїзди за межді місць позбавлення волі;

— одержання засудженими передач та інших надходжень, а також за листуванням;

— застосування до засуджених заходів примусу, спеціальних заходів і зброї.

Окремим, третім етапом діяльності прокур~~ату~~ора в кримінально-виконавчому провадженні є здійснення нагляду за законністю зміни умов тримання засуджених під час відбування покарання. Така зміна дозволяється нормами Кримінального, Кримінально-процесуального й Виправно-трудового кодексів. Зміст діяльності прокурора на цьому етапі полягає у нагляді за тим, щоб адміністрація установ, що виконують кримінальні покарання, правильно вирішувала всі питання, пов’язані із:

— змінами умов тримання засуджених у межах однієї установи;

— переведенням засуджених в інші установи, де виконуються покарання;

— умовно-достроковим звільненням засуджених;

— звільненням від відбування покарання засуджених, які захворіли тяжкою хворобою.

Специфікою третього етапу є те, що законодавець окремо наголосив у ст. 411 КПК України про обов’язковість участі прокурора в судовому засіданні при розгляді питань, що виникають при виконанні вироку.

Таким чином, вищевикладене дозволяє зробити висновок про багатогранність і складність діяльності прокурора в кримінально-виконавчому провадженні. оОсь чому для глибокого й грунтовно-

228

го її розуміння автор статті вважає поділ її на три етапи (стадії). Такий підхід дозволить, по-перше, зрозуміти зміст діяльності прокурора на кожному з цих етапів окремо і в цілому в кримінально-виконавчому провадженні. По-друге, на базі цього дослідження змісту діяльності прокурора відкривається можливість чітко визначити його правове становище при здійсненні нагляду за додержанням законів при виконанні судових рішень у кримінальних справах.

Проблема правового становища прокурора в кримінально-виконавчому провадженні є малодослідженою в силу різних обставин. Вона здебільшого розглядається під загальним кутом збору прокурорського нагляду в основному представниками кримінального процесу, серед яких В.М. Спиридонов, В.В. Гаврилов, А.П. Сафонов, В.Д. Фінько, А.П. Стельмах. Ці вчені розглядають прокурора як активного суб’єкта стадії виконання вироків, наголошуючи, що його компетенція характеризується тут владно-розпорядчими повноваженнями. При цьому слід зазначити, що В.В. Гаврилов, аналізуючи зміст прокурорської влади в окремих галузях нагляду, робить висновок, що повноваження прокурора при здійсненні нагляду за додержанням законів в установах для затриманих, попередньо ув’язнених, у місцях позбавлення волі або в установах для виконання покарань а інших заходів примусового характеру, що призначаються судом, мають обмежено-владний характер [1, с. 97]. Така точка зору заслуговує на критику. Спираючись на аналіз чинного законодавства (ст. 44, 45 Закону “Про прокуратуру України”), можна грунтовно стверджувати саме про владно-розпорядчий характер повноважень прокурора в кримінально-виконавчому провадженні.

Правове становище прокурора в кримінально-виконавчому провадженні залежить від сукупності прав та обов’язків, якими його наділяє Закон. Останній же наділяє прокурора дуже широким колом прав, що дозволяє йому бути активним учасником такого провадження. Більш того, його права записано в законодавстві таким чином, що будь-яке недотримання або порушення закону учасниками кримінально-виконавчого провадження втручанням прокурора ліквідується. Причому законодавець вживає для цього відповідні терміни — “обов’язковість”, “негайність”, “невідкладність” виконання вимог прокурора. Крім того, він безапеляційно скасовує незаконні акти посадовців і негайно звільняє осіб, які незаконно перебувають в установах для затриманих, попередньо ув’язнених, у містах позбавлення волі або в установі для виконання заходів примусового характеру. На додаток до цього слід навести положення, що містяться у Виправно-трудовому кодексі України, які дозволяють прокурору активно втручатися в хід кримінально-виконавчого провадження,

229

давати вказівки посадовим особам по додержанню законів, виносити постанови, давати згоду або санкцію адміністрації установ, що виконують покарання, щодо проведення певних заходів.

Отже, прокурор у межах своєї компетенції має реальні можливості дієво впливати на хід кримінально-виконавчого провадження. Закон, з одного боку, зобов’язує його наглядати за дотриманням законів усіма учасниками цього провадження, а з другого — надає право належним чином впливати на поведінку суб’єктів, які беруть участь у реалізації судових рішень у кримінальних справах. Тут належить зробити наголос на такому аспекті повноважень прокурора, як попередження правопорушень, тобто цей аспект повинен обумовлювати реалізацію його повноважень. Так ставиться питання тому, що за наявності судового, відомчого й громадського контролю за кримінально-виконавчим провадженням прокурорський нагляд є чи не єдиним реальним гарантом законності в цій сфері [5, с. 41-43].

Коли йдеться про правове положення прокурора в кримінально-виконавчому провадженні, виникають питання про виконання прокурором завдань, зазначених п. 2 ст. 4 Закону “Про прокуратуру”. По-перше здійснення прокуратурою вищого нагляду за додержанням законів у діяльності всіх установ та організацій, а саме тих, які виконують судові рішення в кримінальних справах, охоплює собою також і охорону законних прав та інтересів засуджених. По-друге, захист прокурором прав і законний інтересів засуджених від неправомірних посягань (особливо зараз, в умовах дії нової Конституції) не може охоплюватися терміном “нагляд”. Але ж здійснення прокурором нагляду за дотриманням законів, захист прав та законних інтересів засуджених у кримінально-виконавчому провадженні — це єдина діяльність. У ній важко визначити відсоток наглядовості чи захисту, і це більш справедливо. Бо коли прокурор у процесі здійснення вищого нагляду встановить порушення закону щодо прав та інтересів засуджених, він зобов’язаний відреагувати так, щоб було поновлено порушені права. І прокурор негайно втручається і шляхом зупинення виконання незаконних наказів, розпоряджень, постанов адміністрації цих установ або опротестування чи скасування таких актів, і тим усуває порушення закону.

Здійснення складного комплексу карально-виховного впливу в кримінально-виконавчому провадженні обумовлює різнобічну регламентацію цілої низки досить суттєвих сторін життя засуджених у місцях позбавлення волі і діяльності адміністрації цих установ по організації відбування покарання й виконанню поєднаних з ним заходів виправного впливу. Наглядаючи за додержанням законів при застосуванні всього цього складного комплексу заходів проку-

230

рор не поділяє свою роботу на дві частини: спершу нагляд, а потім — захист прав засуджених, чи навпаки. Ця діяльність прокурора поєднує в собі дві логічно пов’язані лінії поведінки. На відміну від ролі прокурора в судовому засіданні по розгляду кримінальної справи, де він, виступає як державний обвинувач і відстоює певну позицію, що в нього сформувалася, у кримінально-виконавчому провадженні він виступає неупередженим наглядачем за законністю. Прокурор тут абстрагується від конкретної визначеної ролі, для нього всі учасники даного провадження є рівними в дотриманні законів. Однак він враховує, що засуджені знаходяться в певній залежності від дій адміністрації установи, яка виконує покарання. Більш того, прокурор враховує також і те, що кримінально-виконавче законодавство містить у собі немало норм, що дозволяють посадовим особам установ, де виконуються покарання, діяти на свій розсуд. Тому в деяких ситуаціях, коли прокурор здійснює нагляд у кримінально-виконавчому провадженні за додержанням прав та законних інтересів прав засуджених, він виступає нібито як захисник. Схожа ситуація буває й тоді, коли прокурор розглядає у відповідності зі ст. 44 Виправно-трудового кодексу пропозиції, заяви та скарги засуджених.

Аналізуючи правове положення прокурора у кримінально-виконавчому провадженні, не можна обійти ще одного питання: яка ж роль прокурора в судовому засіданні по розгляду питань, пов’язаних з виконанням вироку? Стаття 411 КПК України передбачає, що вони вирішуються судом у судовому засіданні за участю прокурора. Розгляд справи починається доповіддю судді, після чого заслуховуються пояснення осіб, які з’явилися в судове засідання і думка прокурора. Потім суддя виходить до нарадчої кімнати для винесення постанови.

Слід зазначити, що коло питань, які розглядаються в порядку ст. 411 КПК, дуже широке. Найбільш заслуговуючим уваги є питання, що стосуються суттєвих змін у кримінально-виконавчому провадженні, як-то:

а) зміна засудженому раніше призначеного вироком виду установи відбування покарання;

б) скасування відстрочки відбування покарання і відміна умовного засудження;

в) звільнення від відбування покарання умовно засуджених до позбавлення волі осіб у зв’язку з їх інвалідністю;

г) звільнення від відбування покарання засудженого, який захворів тяжкою хворобою;

д) умовно-дострокове звільнення від покарання і заміна по-

231

карання більш м’яким;

в) звільнення від покарання або пом’якшення покарання у випадках, передбачених ч. 2 і 3 ст. 54 Кримінального кодексу України.

Звертає на себе увагу положення, коли законодавець, указавши на обов’язковість участі прокурора при судовому розгляді названих вище питань, іноді по-різному визначає функцію прокурора в суді. Так, у ст. 411 КПК вказано, що суд заслуховує думку прокурора. У ст. 410 КПК закріплено, що суд заслуховує висновок прокурора. На перший погляд, це не є суттєвим, хоча бажано, щоб у кодексі використовувався єдинимй термін, що дозволяло б однозначно визначити зміст участі прокурора та його становище в судовому засіданні.

Виходячи з того, що таке судове засідання проходить за процедурою, передбаченою кримінально-процесуальним законодавством, логічно співставити за аналогією участь прокурора в суді в стадії виконання вироків з його участю в судовому засіданні, наприклад, у стадії касаційного перегляду справ. Аналіз відповідних норм КПК приводить до висновку, що прокурор у касаційному провадженні відстоює свої інтереси в аспекті задоволення їх судом. Для цього він використовує процесуальні права, які дають можливість бути активним учасником судового розгляду. Маючи рівні права в суді з іншими учасниками судового засідання, прокурор тим самим займає положення сторони в процесі. Виступаючи в такій якості, прокурор, на думку Г. Омельяненка, має можливість займати різні позиції щодо вироку — або підтримувати касаційне подання, або висловлювати думку про зміну чи скасування вироку на користь засудженого [3, с. 58].

Схожість параметрів участі прокурора спостерігається і в судовому засіданні по розгляду питань, пов’язаних з виконанням вироку. Так, згідно зі ст. 405 КПК беручи участь у судовому розгляді заяви засудженого або власного подання, або подання органу, який виконує покарання, прокурор також може займати різні позиції: а) він може висловлювати думку про задоволення заяви засудженого, або, навпаки пропонувати суду відмовити в задоволенні заяви; б) підтримувати подання адміністрації органу, виконуючого покарання, відстоючи свої інтереси перед судом, і таким чином висловлювати своє ставлення до подання або висловити суду думку про відмову в задоволенні останнього.

В інших випадках при розгляді питань, пов’язаних з виконанням вироку, коли законом передбачено участь прокурора, він, виступаючи останнім, дає аргументований висновок по суті подання

232

чи клопотання, направленого до суду адміністрацією установи, виконуючої покарання, тобто викладає суду свою думку з приводу розглядуваного питання. Представляючи інтереси держави, яка заінтересована в додержанні належного правопорядку, прокурор виступає в судовому засіданні, що провадиться за правилами ст. 411 КПК, як сторона закону. Ррішення суду повинні відповідати вимогам останнього, тому прокурор своєю участю в суді сприяє об’єктивному розгляду справи і прийняттю обгрунтованого законного рішення (постанови).

На наш погляд, законодавець недарма встановив таку процедуру судового засідання, за якою прокурор виступає останнім перед тим, як суд іде до нарадчої кімнати. Така черговість дозволяє йому проаналізувати виступи попередніх учасників, звірити висловлене з матеріалами справи та законом і відповідно до цього з позицій закону викласти суду свою думку по суті розглядуваного питання.

Список літератури: 1. Гарилов В.В. Сущность прокурорского надзора в СССР. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1984. – С. 151. 2. Клочков В.В. Функции прокуратуры: понятие, соотношение с деятельностью, классификация // Прокуратура, законность. Государственный контроль. – М., 1995. – С. 3-32. 3. Омельяненко Г. Прокурор як суб’єкт перевірки законності та обгрунтованості судової постанови в кримінальному судочинстві України // Право України. – 1999. – № 4. – С. 56-61. 4. Степанюк А.Ф. Структурно-функциональная характеристика деятельности по исполнению наказания // Пробл. законності. – Вип. 31. – Харків: Нац. юрид. акад. України, 1996. – С. 137-145. 5. Уголовно-исполнительное право: Учебник / Кол. авт.: Бражник Ф.С., Муранов А.Н., Толкаченко А.А. - М., 1998. – 223 с.

В.А. Чефранов, д-р юрид. наук,

В.А. Трофименко

homo faber и теория позитивного права

«Средой обитания» Нomo faber является учение позитивизма, под которым понимается современное философское течение, объявляющее единственным источником истинного, действительного знания конкретные (эмпирические) науки и отрицающее познавательную ценность философского исследования.

При этом относительно целостного представления о человеке в позитивизме нет. Даже обращаясь к биологической природе человека, философы этой ориентации обходят проблему его уникальности. Общий замысел направлен к противоположной цели: доказать, что в человеке как природном существе нет природного своеобразия и его надлежит рассматривать в ряду других живых

233

созданий.

Существенного различия между человеком и животным, не проводится, а лишь степенные различия между ними: человек есть лишь особый вид животных. В нем действуют те же элементы, силы и законы, что и во всех других живых существах, только они вызывают боле сложные последствия.

Все душевное и духовное понимается с учетом влечений, ощущений органов чувств и их генетических деривативов: мыслящий «дух» — как способность к сосредоточению воли и к целеполаганию; ценности и ценностная оценка, духовная любовь, а следовательно, и произведения этих начал — как всего лишь дополнительные эпифеномены и бездеятельные отражения в сознании тех начал, которые действуют также и в настоящем ниже человека животном мире.

Итак, человек — это, в первую очередь, существо, определяемое влечениями.

То, что называется духом (разумом), не имеет самостоятельного, обособленного метафизического происхождения и не обладает элементарной автономной закономерностью; оно лишь дальнейшее развитие высших психических способностей, которые есть уже у человекообразных обезьян. Это дальнейшее развитие всей чисто ассоциативной закономерности и технического интеллекта. уже превосходящий застывший наследственный инстинкт, который мы видим и у шимпанзе, т.е. развитие умения деятельно приспосабливаться к новым нетипичным ситуациям.

Этому «техническому» интеллекту приписываются совершенно однозначные направляющие в функциях нервной системы так же, как и любому другому психическому процессу и другим психическим взаимосвязям, так как дух здесь — лишь внутренняя сторона жизненного процесса. Образы, знаковые ряды и формы их связей, ведущие к успешным жизненно стимулирующим реакциям на окружающий мир, когда в результате наших движений достигается то, что изначально было целью влечения, закрепляются во всевозрастающей мере в индивиде и роде. Мы называем эти знаки и их соединения «истинными», а те, которые не вызывают подобные реакции — «ложными». Аналогичным образом мы квалифицируем действия на «хорошие» и, соответственно, как «плохие».

Чем же человек здесь является в первую очередь? Предлагаем три ответа:

а) животным, которое использует знаки (язык);

б) животным, которое использует орудия;

в) существом, которое наделено мозгом, т.е. у которого ко-

234

ра головного мозга потребляет значительно больше энергии, чем у животного.

Знаки, слова здесь также всего лишь утонченные психические орудия.

У человека, как показывает позитивизм, нет ничего, чего не было бы в зачаточной форме у некоторых высших позвоночных. Позитивистская версия человека имеет важную особенность, которая касается человека и христианства, — устрашнение бога из орбиты познания науки. Человек старается определить себя как объект науки. В этом качестве он противостоит природе. С другой стороны, он выступает как субъект науки и, следовательно, заменяет бога.

Установление же человека как субъекта и объекта науки заставляет нас провести исследование его влечений. Ведь, руководствуясь именно влечениями, Нomo faber совершает, как уже отмечалось, те или иные действия.

Учение о влечениях человека вводит одной важное деление изначальных влечений. Вся их совокупность может быть сведена к трем изначальным влечениям:

а) влечения продолжения рода и все от них ответвляющиеся (половое влечение, забота о потомстве и др.);

б) влечения роста и влечения страсти;

в) влечения, служащие питанию в самом широком смысле.

Определяя приоритет среди систем влечений, Макс Шелер писал следующее: «Так как всякий рост ... покоится на интроиндивидуальном размножении (делении клеток), и так как, с другой стороны, питание клеток невозможно без фундирующей его тенденции роста; так как, далее, растения обладают и системой размножения, и системой питания, но, в отличие от животных, не имеют все более явно формирующейся системы властвования по отношению к внешнему миру, то ... среди трех систем первовлечений животного и человека первичную роль играет система размножения, вторую — система властвования, третичную — система питания. Возрастная психология влечения подтверждает это предположение» [1, с. 83].

Исходя их системы первовлечений в современном учении о Нomo faber, философы выделяют три основные формы понимания истории в зависимости от того, какому их трех отдается предпочтение:

— экономическое понимание истории, которое усматривает в системе влечений питания самую могущественную, решующую движущую силу всех событий, имеющих коллективный характер,. а в любого рода содержательном элементе культуры видит лишь обходной путь для удовлетворения этого влечения;

235

— другое натуралистическое понимание истории усматривается в процессах смешения и разделения кровей, в смене систем продолжения рода и размножения. Этот вид истории соответствует учению о влечении продолжения рода (Гобино, Ратценхофер, Гумплович);

— в качестве последней разновидности натуралистического понимания истории следует назвать властно-политическое, в области которого работали ЬТ. Гоббс, Н. Макиавелли. Данное направление в результатах политической борьбы за власть видит момент,. устанавливающий основные линии для возможного экономического и духовно-культурного бытия и развития, т.е. основополагающий момент истории. Это учение сильно перекликается с учением о Сверхчеловеке Ф. Ницше, в котором первомотором жизни влечений является воля к власти, престиж, т.е. одухотворенное стремление к власти.

Рассмотрев, таким образом, строение человека со стороны учения Нomo faber, необходимо обозначить, какова же у него система подчинения, что он видит в реальном мире, чему есть необходимость следовать, является ли данная необходимость достаточной, а также существуют ли приемы воздействия, которые оказывают негативное влияние на человека для его подчинения.

Для этого коснемся системы классического позитивизма, его развития. Возникновение позитивизма как течения в философии обычно относится к первой половине ХІХ столетия и связывается с творчеством английского ученого Джона Остина (1790-1859). Позитивизм утверждает непознаваемость сущности явления, применяет механический перенос исследования естественных наук в область общественных, выступает за утверждение порядка как абсолютной ценности общественного строя.

Воплощением порядка как абсолютной ценности выступает право. Перенос методов исследования естественных наук к общественным автоматически приводит субъекта к эмпирическому познанию данного феномена, которое осуществляется на основе чисто юридических критериев, обособленных от моральных критериев права, а также от социально-политических его характеристик, присущих Нomo sapiens.

Поэтому при таком абстрагировании от компонентов естественно-правовой теории позитивизму, а также его юридическому направлению необходимо провести разграничение позитивного права как истинного от «другого» права, в котором позитивизм не видит порядка как такового. Дж. Остин дает следующее определение права: «... Это приказ, исходящий от монарха или группы суве-

236

ренов к лицу или лицам, находящимся в положении подчиненности» [2, с. 139].

С таким определением необходимой задачей позитивизма является построение нормы (приказа суверена) таким образом (путем языковых норм, фраз), чтобы показать весь необходимый смысл, тем самым оказать наибольшее влияние на человека и подтолкнуть в русло правильных для положений позитивных действий.

Каким образом позитивное право может влиять на существо, которое подчинено лишь своим влечениям и не может, по определению, понять сущности явления? Для этого необходимо воздействие, которое влияет на психику человека. Это страх, боязнь, стремление к самосохранению, комфортному существованию. А как у человека вызвать набор таких эмоций?

Единственный выход — это снабжение нормы (приказа) устрашающего санкцией, которая начинает свое действие, как только человек выходит за разрешенные рамки поведения. Отсюда мы видим необходимость для позитивной юридической науки следующего определения права, которое также вывел Дж. Остин: это «... правило, установленное одним разумным существом, имеющим власть над другим разумным существом, для руководства им» [2, с. 139].

Появление санкции приводит к созданию контролирующих органов, призванных следить не за соблюдением нормы, как это пишется в ней самой, а за поведением человека, а также к появлению сводов норм (в дальнейшем — позитивного (писаного) законодательства ) — специальных систем тотального контроля за человеком.

Поэтому даже закрепление в качестве нормы принципыа «разрешено все, что законом не запрещено», не оказывает никакого сдерживающего эффекта, так как задача вышеуказанной системы, как уже упоминалось., состоит в контроле не за соблюдением норм, а за поведением человека согласно установлениям других властных норм. Данный же принцип просто не попадает в русло последних.

Логическим продолжением свода законов и контролирующей системы является появление процедур, в нашем случае — процедуры соблюдения законов и процедуры контроля. Это, в свою очередь, приводит к поступательному нагромождению норм.

Отсюда можно сделать ряд выводов:

1) свод законов и контролирующие органы попадают в непосредственное подчинение процедурных норм, которые, будучи отвлеченными от действительности по своей сути, могут содержать большой процент ошибки;

237

2) нагромождение норм приводит к разветвлению законов, и закономерным является появление норм, которые трактуют конкретно взятую ситуацию по-разному, отсюда — прямой путь к хаосу и разрушению всей системы;

3) с появлением сводов такой же закономерностью является то, что главной задачей законодательства является подведение как можно большего количества фактов реальной действительности под определение в писанных законах, что также ведет к наращиванию количества норм, которое является причиной краха всей системы норм.

Следующий момент, о котором необходимо упомянуть, заключается в том, что изначальным элементом построенной системы является все тот же человек. Правильным здесь есть вопрос о роли человека в системе. Но вывод неутешителен: создав указанную выше систему, человек сам попадает в зависимость от нее и уже не может оказывать сколь-либо заметное влияние на нее. тТаким образом, из субъекта человек превращается только в объекта!

Данный тезис никоим образом не противоречит сделанному на страницах этой статьи выводу, что человека выступает субъектом науки. Как исследователь человек может быть субъектом, выйдя же из стен научного учреждения, он становится объектом, который загнан в узкие рамки законов.

Учитывая потребности позитивной науки и ее цель — установление единства путем привнесения естественнонаучных методов в общественные науки, позитивизм как система делает попытку превращения науки в очередную уже здесь систему с контролирующими органами и процедурой. Первичные зачатки таких попыток можно было видеть в СССР в 30-х годах на примере науки генетики.

Вся эта система оказывает непосредственное влияние на психику, эмоции человека не только санкциями,. тотальным контролем, но и внешней огромностью и громоздкостью. Причиной всего этого является утверждение непознаваемости сущности явления человеческим разумом.

Делая это утверждение, позитивизм может оказывать влияние только на внешние рецепторы человека, что изначально и является его целью. Достижение последней приводит к искоренению «из» человека воли разума. Разум человеку не нужен, так как сущность явления непознаваема, а правила поведения установлены и обеспечены. От воли необходимо отказаться, так как система контроля за поведением человека не сможет установить соответствие всех волевых действий человека нормам и не все факты реальности,

238

которые являются результатами волевой деятельности человека, подведены под нормы. Следуя своей воле, человек может в любой момент стать врагом системы.

Человек, «очищенный» от разума и воли, в самом деле не слишком отличается от животного. После этого возникает два пути дальнейшего развития:

Первый путь. Дальнейшее развитие описанной системы приводит к анализу внешних проявлений системы — норм, знаков, из которых она построена. Сегодня этим занимается аналитическая философия. Анализ норм приводит к извращенному их пониманию, так как здесь видится отход от сущности нормы даже в трактовке позитивизма. Даже с учетом поверхностного определения норм уже самим позитивизмом результаты развития аналитической философии непредсказуемы для антропологического учения как учения о человеке.

Второй путь. Идя далее, позитивизм приводит к деградации личности в члена массы, толпы. Если же учесть, что человек является и строителем системы, то можно утверждать, что результаты его деградации скажутся на деградации существующей системы. Таким образом, продолжением развития в данном пути может быть сознательный отказ от разумно-волевого поведения и человек начнет руководствоваться лишь своими влечениями, которые, в отличие от позитивизма, не подчинены никаким нормам извне. Отсюда прямой путь к так называемому «дионисическому человеку».

Рассмотрев Нomo faber, его существование в системе позитивизма, а также сделав некоторые выводы о дальнейшем развитии данного направления, задаемся вопросами: такие уже серьезно необходимые положения содержит позитивизм? Что может он дать такого, чего человек не сможет добиться, руководствуясь своими разумом и волей, с помощью которых он уже достиг значительных высот в общественном развитии, науке?

Список литературы: 1. Austin J. The province of Jurisprudence determined. – London: The library of ideas, 1965. 2. Шелер М. Человек и история: Избр. произв. – М.: Гнозис, 1993.

239

Л.В. Петрова, д-р юрид. наук,

Д.В. Бацун

каузальний елемент поняття права

Здобувши політичну незалежність, українці отримали у спадок тоталітарну концепцію права, а тому неабиякіої актуальності набуває проблема оновленняого пізнання сутності права й істини про нього, його смисла й цінності, первісних засновників у сфері права й визначення права за його джерелом, місця і значення права в людському бутті як цілісності. Одним із плідних шляхів подолання спадку є постановка і розв’язання проблеми каузальності1 й цілепокладання як детермінаційних типів правового регулювання.

Методологічним підгрунтям вирішення цієї проблеми є вчення І. Канта про емпіричний і інтелігібельний характер людини. Людина, як емпіричний характер, є одним із перехідних кілець чуттєвого світу явищ.

Вона перебуває в залежності не тільки від певних умов місця й часу, але й від певних причини. Тож емпіричний характер людини таким же чином зумовлений загальними зв’язками світу явищ, як і будь-який предмет нашого емпіричного знання. Людина, як інтелігібельний характер, вільна від умов часу й простору та причинних залежностей. Така незалежність від природного закону причинності й зумовленість до дії суто зсередини себе, зі свого духу називається інтелігібельною свободою. Отже, людина є винятком з основного природного закону, згідно з яким будь-яке реальне явище зумовлюється певною причиною. Вона здатна розпочинати новий ланцюг явищ, найглибшим джерелом яких є духовна субстанція людини.

Таким чином, людина як емпіричний характер є підставою для виникнення каузально-зв’язуючих начал її поведінки. Право передбачає наявність детермінізму, тобто емпіричної закономірності й причинної зумовленості нашого вольового життя як з точки зору психофізичної, так і психологічної. Уявлення про каузальність у праві позитивісти формулюють за принципом н’ютонівської фізичної картини світу — принципом зв’язку причини з наслідком. За певних умов одне явище, яке постає в значенні причини, необхідним чином викликає, визначає (детермінує) інше — наслідок. Придбання товарів і послуг, отримання спадщини, арендні виплати

тощо перебувають у чіткому взаємозв’язку з деякими явищами, зумовленими юридичними нормами. пПричини, на підставі яких конкретні справи вирішуються саме в такий, а не інший спосіб, юрист шукає в нормах права. Право для нього — це система детермінант (причин), які породжують точно визначені наслідки у сфері юридичної практики.

Те, що правова сфера підкорена всезагальному зв’язку причин і наслідків, не викликає сумнівів. Але чи в змозі право бути бездоганною логічною системою, здатною підводити людей до висновків, таких же точних і неспростовних, як і в сфері природної причинності? Позитивісти вважають, що в змозі. У межах цієї замкнутої системи на кожне юридичне питання можливо знайти одну й тільки одну відповідь. Наслідки застосування юридичної норми мають бути заздалегідь логічно вміщені в самій цій нормі, яка постає причиною, що зумовлює каузальний логічний зв’язок між нормою-причиною та дією-наслідком, зв’язок необхідний, безальтернативний, який здійснюється майже механічно.

Формалізм юриспруденції посилюється тим, що правова норма, яка в значенні причини породжує наслідки у сфері правових відносин, визнається дійсною, позитивною. Правова норма — це спеціальне явище, яке служить підставою виникнення, зміни й припинення правових відносин. Вона сприймається позитивним мисленням як незалежна творча сила, здатна давати імпульси юридичній практиці і керувати нею. На відміну від тих, хто схильний бачити в нормі суху, позбавлену абстракцію, обмежену й формальну, юрист-позитивіст підносить норму як організуюче і самостійне творче начало, покладається на раціональний автоматичний механізм її впливу на поведінку людей. У реалізації причинно-наслідкових зв’язків між явищами правової сфери нормі права відведена головна роль. Оскільки вона існує і діє, постільки їй призначено бути причиною, яка викликає зміни правових відносин. пПри цьому дійсністю є саме буття формально встановленої норми. Ця дійсність безпосередньо не зв’язана зі змістом норми, не зачіпає проблеми справедливості норми. Навіть тоді, коли норма права є очевидною, але невиправленою помилкою законодавця, вона дійсна і діє, викликаючи певні наслідки для юридичної практики. Ніхто не в змозі відмовитися від виконання правової норми, посилаючись на її "неправильність“. Критика норми не усуває дії механізмів юридичного зв’язку між явищами, для яких ця норма постає причиною, породжуючою певні наслідки. А щоб цей механізм міг діяти, необхідно до правової норми ставитися як до догми, а це означає, що дійсну й обов’язкову норму без доказів слід вважати правильною.

241

Перед такою нормою критична думка юриста зупиняється: приписи норми обов’язкові і сумніватися в них не можна.

Абсолютність каузальної детермінації, яку стверджують позитивні юристи, хибна з декількох причин. Передусім йдеться про н’ютонівську фізичну картину світу, за принципами якої формулюється позитивне уявлення про каузальність у праві. З цього приводу варто зазначити, що в історії філософії принцип каузальності вперше чітко сформулював Демокріт, після нього — стоїки й Епікур. У християнські середні віки питання про каузальність (причинність) абсолютно не розглядалося. І лише в новій науці (Бекон, Галілей, Кеплер та ін.) цей принцип знову почав посилено досліджуватися. В епоху Просвіти формується причинно-механічна картина світу ХVІІІ ст. Вважалося, що каузальний закон є всезагальним законом природи. Дії без причини не буває. Усе підкорено законам механіки, включаючи світ душі й духу людини. Причинами дії в природі є поштовх і тиск, причинами душевного й духовного життя людини — мотиви. У випадку зіткнення мотивів вибір завжди здійснюється на користь сильнішого мотиву.

Отже, підставою для створення причинно-механічної картини світу послужила фізика Н’ютона: вона не впирається в сутність, не запитує, що це таке (наприклад, якою є причина чи сутність сили тяжіння), не висуває гіпотез і не губиться в здогадках про кінцеву доконечну природу речей, а, виходячи з досліду і будучи в постійному зв’язку з ним шукає закони їх функціонування, а потім уже їх перевіряє.

Однак з кінця ХІХ ст. – початку ХХ ст. спостерігається руйнація причинно-механічної картини світу. У ХХ ст. відбулася онтологічна революція в розумінні пізнання. Згідно з оновленою парадигмою знання критерієм науковості теоретичних концепцій є їх співвідносність із цілим усіх речей. Наукова істина є властивістю цілого, взятого в єдності, і ніщо часткове не є цілком істинним [2, с. 112-116]. Окрім того, пізнання — це не суто інтелектуальний, логіко-гносеологічний дискурс; воно охоплює собою ще й волю і чуття людини (її переживання, оцінювання, переконання). Таким чином, з огляду на європейську онтологічну революцію в розумінні пізнання необхідно переглянути основи нашої гносеології, яка до цього часу має сцієнтистський характер і не бере до уваги феноменолого-екзистенційну природу мислення.

Зважаючи на це, можна зробити висновок, що абсолютність каузальної детермінації, яку стверджують позитивні юристи за принципами н’ютонівської фізичної картини світу, застаріла. Абсолютна каузальність — це вже ознака науки минулих століть. А

242

найбільш хибним наслідком її визнання в праві є те, що правознавство залишається в одній низці з природничими науками, а відтак право за своєю суттю — явище суто емпіричне.

Хибною є позиція позитивних юристів і щодо їх домагання розуміти право як завершену, без прогалин систему, яка містить увесь необхідний матеріал для правильних логічних конструкцій і точно раціональних висновків. З усією виразністю ця хибність проявляється в застосуванні компаративного методу дослідження.

Європейська правова традиція ніколи не змуішувала право й закон (за винятком європейської кодифікації та законодавчого позитивізму ХІХ ст.) і не стверджувала, що одне лише вивчення закону дозволяє зрозуміти, що таке право. Право й закон (інший юридичний припис) — це не одне й теж. Поряд із законом існує право у вигляді звичаю, доктрини, судової практики, і закон має смисл лише в єдності з ними [1, с. 77]. Позитивізм же, маючи справу з чинним законодавством, опрацьовує лише одну сторону права. І лише вузькі спеціалісти-юристи можуть за юридичними нормами прогледіти все право.

Яким же є філософське обгрунтування різності й ієрархії джерел західного права? Феноменологія стверджує: не слід сприймати речі чи факти такими, якими вони видяться органам чуття й розсудку людини; не треба задовольнятися суто таким сприйманням. Кожна річ чи факт, включаючи і юридичний, має недоступну (затаєнну) для органів чуття й розсудку сторону, яка пізнається виключно інтелектом, розумом, тобто інтелігібельно. Якщо розглянути ще й цю затаєнну сторону речей, то можна говорити про цілісність, повноту й доконечність їх існування.

Аналогічно і філософа права цікавить недоступна, затаєнна для органів чуття і розсудку сторона права. Усе буття права не зводиться до юридичних фактів, з якими щоденно має справу юрист. Невидиму сторону права юрист здатен пізнати за допомогою розуму, мислення.

Увесь світ, включаючи й світ права, не зводиться до матеріальних, фізичних явищ, які пізнаються органами чуття і розсудком. Бо це був би занадто спрощений, збіднений світ. нНевидиму, затаєнну частину цього світу можна пізнати розумом. А яким же він є за межами доступності його для органів чуття і розсудку? Що це за світ? Яка його сутність?

На ці запитання відповідає філософія права. Споконвіку філософів цікавить саме те затаєнне, яке відкрито не перебуває на виду. Вони пізнають зовнішню, або чуттєво й розсудочно явлену свідомість, однак затаєнну внутрішню сутність речей. Для юриста-

243

онтолога, феноменолога, герменевтика чи екзистенційного юриста акцсіоматичним є положення, що сутність права не можна угледіти в юридичних фактах, з якими щоденно має справу юрист. Вони є лише зовнішнім, чуттєвим, емпіричним виявленням сутності права, тієї сутності, яка недоступна, затаєнна для органів чуття і формально-логічного, тобто розсудочного мислення. Для такого юриста справжнє, “живе” (а не “писане”) право вже міститься в самих життєвих відносинах. Таке справжнє право неможливо адекватно описати юридичними нормами, завжди звуженими й частковими, бо вони є творінням розсудку.

Звужений і частковий характер юридичних норм долається шляхом визнання ще й таких зовнішніх форм вияву сутності права, як звичаї, судова практика, правова доктрина. Європейский юрист відшукує “справжнє” право в тій чи іншій конфліктній ситуації з метою справедливого вирішення юридиченого конфлікту. Ця процедура має назву “пошук права”, поширеним методом якого є герменевтичний метод. “Пошук права — це завдання, яке мусить виконуватися спільно всіма юристами, кожним у своїй сфері і з використанням своїх методів. Традиційною для всіх країн романо-германської правової сім’ї є концепція, згідно з якою право не міститься виключно в законодавчих нормах. Воно мусить бути знайдене” [1, с. 149].

Для судді-герменевтика те, що створює суд, і є правом. За судовою владою визнається право нормотворчості. Судді незалежні від законодавчої гілки влади; вони мають бути мудрішими, ніж законодавці. Остаточного справедливого вирішення юридичного конфлікту неможливо досягти суто дедуктивним шляхом, користуючись лише юридичними нормами; юрисдикція — це не просто застосування закону, бо останній — це лише взірець рішення, яке пропонується судді. Закон не є достатнім джерелом конкретного рішення . Надані судді юридичні норми і конкретна ситуація є лише “сировиною” для одержання “справжнього права” [3, с. 103-111].

Отже, право — це досить складне утворення. Які ж чинники зумовлюють цю складність? Йдеться про внутрішню субстанційну сутність права, якою є людська свободна воля, і зовнішні форми вияву цієї сутності (звичаї, закони, правова доктрина, судова практика). Це поєднання внутрішньої сутності і форм зовнішнього вияву й зумовлює складність права. Звідси розмежування вчинків юриста згідно з правом, з одного боку, і згідно з законом (іншим юридичним приписом) — з другого. Що означають вчинки юриста згідно з правом? Якщо право є складним утворенням, у якому існує внутрішня сутність, що зовнішньо себе виявляє в різних формах, то вчин-

244

ки юриста означають, що він мислить внутрішню сутність права як свободну людську волю і, з одного боку, посилається на неї як на джерело права (що конституційною мовою виражено як принцип верховенства права), а з другого — на таке джерело права, на такі зовнішні форми вияву внутрішньої сутності, як звичаї, закони, правова доктрина, судова практика.

Наведенеих доказів достатньо, щоб спростувати домагання позитивних юристів розглядати право як завершену, без прогалин систему, яка містить увесь необхідний матеріал для правильних логічних конструкцій і точних раціональних висновків. Законодавство, покликане регулювати людську поведінку, — велика мудрість, велике мистецтво, бо найбільш заплутаною, найбільш складною й немеханічною сферою явищ є поведінка людини. Сфера конкретної емпірії з її множинністю не піддається ніякому законодавчому передбаченню. Позитивне право в змозі встановлювати тільки загальні, абстрактні норми, і тому воно говорить у своїх правилах тільки взагалі і про людей, і про ознаки, і про повноваження й обов’язки. Однак у дійсності існують не “люди взагалі”, а живуть “люди конкретні”. Між загальним правилом, даним у законі, і одиничним випадком завжди залишається розбіжність, яка вимагає, щоб закон був модифікований суддями. Ось чому проблемау застосування правових норм до людей повністю розв’язати через формальну індукцію і дедукцію неможливо: механічне співставлення “ознак”, указаних у нормі й у “властивостях” даного життя, — це операція, яка губить право. Розуміння загального правила повинно грунтуватися на усвідомленні мети права, а не просто мети законодавця. Однак усвідомлення мети права можливе тільки зрілій правосвідомості. Застосування правової норми вимагає розуміння того, заради чого право взагалі створюється, застосовується і підтримується. Право тільки тоді стане зрозумілим в своєму істинному значеннія, коли люди будуть мати на увазі не лише букву права, а його кінцеву мету і дух. Це вже є виходом за межі каузально-зв’язуючих його начал.

Таким чином, якщо каузальне джерело наявних речей зв’язано з емпіричним характером людини, то витоки константних сутностей, з притаманним їм смислом і метою, слід вбачати в інтелігібельному характері. У межах цілепокладання як детермінаційного типу правового регулювання, казуальний елемент поняття права зберігається, але він постає джерелом виникнення і функціонування певних речей (юридичних фактів) константної сутності права. Такий підхід засвідчить про спробу осмислити право у його повноті, цілісності й доконечності. і у такий способіб подолати частковий і незавершений характер каузуального, емпіричного праворозуміння,

245

нормотворення і нормозастосування.

Список літератури: 1. Давид Р. Основные правовые системы современности / Пер. с франц. – М.: Прогресс, 1999. – 496 с. 2. Петрова Л.В. Фундаментальні проблеми методології права: філософсько-правовий дискурс. – Харків: Право, 1988. – 416 с. 3. Петрова Л.В. Нариси з сучасної західної філософії права: Навч. посібник. – Харків: Нац. юрид. акад. України, 1997. – 148 с.

[1] Данный признак прямо предусматривался в гражданских кодексах союзных республик, в том числе и в ГК УССР 1922 г. и понимался как организационная структура, отвечающая целям и задачам юридического лица, урегулированный порядок его производственной и иной деятельности, обеспечивающий необходимое сочетание и взаимодействие всех его звеньев (составных частей) в одно планомерное целое, порядок формирования органов и их компетенция.

1 Следует отметить, что и в настоящее время существуют Типовые уставы. Так, в соответствии с постановлением Кабинета Министров Украины от 04.06.1994 г. «Об особенностях применения Закона Украины «О предприятиях в Украине» к предприятиям учреждений исполнения наказаний и лечебно-трудовых профилакториев МВД» уставы этих предприятий утверждаются Государственным департаментом по вопросам наказаний на основании Типового устава, утверждаемого названным департаментом по согласованию с Министерством экономики // [Уряд. кур`єр». - 1999. - № 225].

1 Аортизация, или мортификация (погашение, умертвление) — порядок восстановления прав на утраченные ценные бумаги на предъявителя, существовавший в начале ХХ века согласно описанию Н.О. Нерсесова во многих европейских государствах. В уставе гражданского судопроизводства, действовавшем в дореволюционной России вплоть до 1917 г., такой порядок предусмотрен не был, хотя и использовался судами на практике в случае соответствующего обращения в общеисковом порядке [4, с. 138].

1 В Украине суды осуществляют вручение документов в соответствии с порядком, действующим в отношении вручения повесток (ст. 94 ГПК), если иное не предусмотрено международным договором.

109

1 Очень часто в юридической литературе наказания именуются менее или более тяжкими. Однако термим "тяжесть" может быть использован, как представляется, лишь при классификации преступлений. В зависимости от характера и объема того ущерба, который причиняется преступленем правоохраняемым интересам, все они и подразделяются на менее или более тяжкие. Что же касается видов наказаний, то в зависимости от характера и объема содержащихся в них правоограничений, а, следовательно, и от степени их карательного воздействия на осужденного все они могут быть поделены на менее или более строгие.

155

1 Каузальність (від лат. causa — причина) — причинність, дієвість, закономірний зв’язок причини й дії.

240

Випуск 45

розвиток інституту права власності