Книга правителя области Шан

 

Для древнекитайской «школы закона» (легизма) «Книга пра­вителя области Шан», созданная, в 1У-ІІІвв. до н. э., стала канони­ческим трактатом. У ее истоков стоял государственный деятель Гунсунъ Ян (390-338 гг. до н. є.), бывший правителем области Шан и одним из видных идеологов централизованного бюрократического государства.

"Книга» пронизана духом полемики с Конфуцием, и конфуциан­ством. Большая часть аргументов сводится к мысли о том, что на­ступили времена, более сложные и тревожные, чем времена Конфу­ция, и потому управлять государством, опираясь на патриархальные традиции прошлого, - это значит утратить власть и контроль над обстоятельствами. Поскольку люди стали несравнимо порочнее и пре­ступнее, чем раньше, правитель мало преуспеет в управлении ими, ес­ли будет относиться к ним как отец к детям и ограничиваться лишь убеждениями и внушениями. Мягкие средства управления должны уступить место жесткому принципу принуждения и насилия. Отно­шение государства к народу должно воспроизводить отношение гонча­ра к глине. Залог силы государства в ослаблении народа средствами устрашения. Законы должны быть безжалостны. Над всеми поддан­ными должна постоянно висеть угроза сурового и неминуемого наказа­ния за малейший проступок. Государство - это не. большая, семья, как полагают конфуцианцы, а орган насилия, владеющий «правом ме­ча». Долг подданных - покорно сносить все тяготы, налагаемые на них государством, неукоснительно соблюдать все предписания и ука­зы, исходящие от правителей.

При императоре Цинь Ши Хуане имела место попытка подчи­нить всю жизнь государства принципам брутального права легистов. Но после смерти императора традиции конфуцианского права вновь были восстановлены.

 

 

Глава первая.

Изменение законов

 

Сяо-гун обсуждал планы [управления государством ]. Три са­новника в ранге дафу — Гунсунь Ян, Гаи Лун и Ду Чжи — находились при государе. Они размышляли о переменах, происходивших в их век, рассуждали о сущности исправления законов и изыскивали способ, [как искуснее] повелевать народом. Государь молвил: «Взойдя на престол, не забывать об алтарях духов земли и проса — таков путь правителя. Проводить в жизнь законы и заботиться о том, чтобы [всем] были ясны достоинства правителя, — таков долг сановника. Ныне я хочу изменить законы, дабы добиться образцо­вого правления; изменить ритуал, дабы [по-иному] наставлять на­род, но опасаюсь, что Поднебесная осудит меня». Гунсунь Ян отве­тил: «Я слышал, что тот, кто колеблется, [не зная], как поступить, ничего не достигает, а тот, кто нерешителен в делах, не добьется ус­пеха. Государь, скорее утвердитесь в мысли об изменении законов и вам не следует обращать внимания на то, что Поднебесная может осудить это. Ведь тот, кому свойственны поступки выдающегося че­ловека, неизбежно испытает противодействие со стороны [зауряд­ных людей] своего века; тот, кому свойственны размышления [человека] независимого ума, непременно будет осужден людьми. Есть пословица: «Глупый не понимает [сути] дела, даже когда оно уже выполнено; умный же постигает [суть дела] еще до того, как по­явятся его первые признаки». [Поэтому] негоже обсуждать с наро­дом свои начинания, но можно вместе с ним наслаждаться заверше­нием [дел]. В законе Го Яня говорится: «Тот, кто рассуждает о выс­шей добродетели, не станет согласовывать [своего мнения] с ходя­чими представлениями; тот, кто добивается великого успеха, не должен советоваться с толпой». Закон — это выражение любви к на­роду; ритуал — это то, что благоприятствует [заведенному тече­нию] дел. Поэтому если совершенномудрый может при помощи за­конов сделать сильным [свое] государство, то он берет за образец [порядки] древности, и если он может благодаря [законам] прине­сти пользу пароду, то не следует ритуалу».

Сяогун воскликнул: «Прекрасно!»

Ган Лун сказал; «Нет, это не так. Я слышал, что совершенному­дрый наставляет народ, не изменяя [обычаев], умный [добивает­ся] хорошего управления, не изменяя законов. Тем, кто наставляет народ, сообразуясь с его желаниями, успех будет достигнут без труда; у того, кто [добивается] хорошего управления, придерживаясь [установившихся] законов, чиновники опытны, а народ пребывает в спокойствии. Ныне, если вы измените законы и не будете следо­вать старым [порядкам] Циньского государства, измените ритуал и станете [по-иному] наставлять народ, я опасаюсь, что Поднебесная осудит вас, государь. Хочу, чтобы вы разобрались в этом».

Гунсунь Ян ответил: «Вы высказали мнение, широко распро­страненное в наш век. Действительно, простые люди привыкли к старым обычаям, а образованные погрязли в том, что они знают [о древности]. Эти две категории людей [способны] лишь занимать должности и блюсти законы, однако они не способны обсуждать [вопросы], выходящие за рамки старых законов. Три династии до­стигли верховенства в Поднебесной, [придерживаясь] различных ритуалов, а пять гегемонов добились господства, [применяя] раз­личные законы. Поэтому мудрый творит законы, а глупый ограни­чен ими; одаренный изменяет ритуал, а никчемный связан ритуа­лом. С человеком, который связан ритуалом, не стоит говорить о делах; с человеком, который ограничен [старыми] законами, не стоит говорить о переменах. Государь! Вам не следует колебаться». Ду Чжи сказал: «Я слышал, что, если выгода не будет стократ­ной, законов не меняют; если успех не будет десятикратным, не ме­няют орудия. Я слышал, что, когда подражают древности, не совер­шают ошибок; когда придерживаются ритуала, не бывает наруше­ний. Государь должен стремиться к этому».

Гунсунь Ян ответил: «Прошлые поколения [правителей] на­ставляли [народ] по-разному, какой же древности [они] подража­ли? Императоры и цари не повторяли друг друга, каких же [ста­рых] ритуалов они придерживались? Фу Си и Шэнь Нун наставля­ли, но не карали; Хуанди, Яо и Шунь карали, но не многих. Что же касается Танвана и У-вана, то каждый из них устанавливал свои законы, учитывая [нужды] времени, и определял ритуал, сообразу­ясь с обстоятельствами. Так как ритуал и законы создавали, исходя из [нужд] времени, распоряжения и приказы соответствовали то­му, что было нужно, оружие и орудия труда отвечали своему назна­чению. Поэтому я заявляю: чтобы достичь хорошего управления [людьми] своего века, существует не один путь; для того чтобы при­нести пользу государству, не обязательно подражать древности. Тан-[ван] и У-[ван], став царями, возвысились благодаря тому, что не следовали древности; династии Инь и Ся были уничтожены из-за того, что не изменили старых ритуалов. А если так, то воистину тот, кто идет наперекор древности, не обязательно заслуживает осуждения, тот, кто следует ритуалу, не обязательно достоин по­хвалы. Государь! Не надо колебаться».

Сяогун произнес: «Прекрасно! Я слышал, что в бедных кварта­лах селений многие недоумевают над [моими нововведениями], а в захолустных школах среди образованных идут горячие споры. Что для глупого смех, над тем скорбит умный; что для безумца радость, над тем печалится мудрый. Не стоит считаться с осуждением [людей нашего века], я не сомневаюсь [в успехе своего начинания]».

Затем [государь] издал указ об освоении пустующих земель.

 

Глава пятая.

Рассуждение о народе

 

Красноречие и острый ум способствуют беспорядкам; ритуал и музыка способствуют распущенности нравов; доброта и челове­колюбие — мать проступков; назначение и выдвижение на должно­сти [добродетельных людей] — источник порока. Если потворству­ют беспорядкам, они разрастаются; если потворствуют распущен­ности нравов, она распространяется; если у проступков есть мать, они будут плодиться; если существует источник, порождающий по­рок, порок никогда не исчезнет. Там, где одновременно существу­ют все эти восемь [паразитов] народ сильнее своих властей; в стра­не же, где отсутствуют эти восемь [паразитов], власти сильнее сво­его народа. Когда народ сильнее своих властей, государство слабое; когда власти сильнее своего народа, армия могущественна. Поэто­му, если в государстве существуют все эти восемь [паразитов], пра­витель не в состоянии заставить народ оборонять страну или вести наступление, и тогда государство непременно будет расчленено и погибнет. Если же в стране не будет этих восьми [паразитов], пра­витель всегда сможет заставить народ оборонять страну или вести наступление, и тогда [государство] непременно станет процветать и [правитель] достигнет владычества в Поднебесной.

Если [управлять] людьми как добродетельными, они будут лю­бить своих близких; если же [управлять] людьми как порочными, они полюбят эти порядки. Сплоченность [людей] и взаимная под­держка [проистекают оттого, что ими] управляют как добродетель­ными; разобщенность людей и взаимная слежка [проистекают отто­го, что ими] управляют словно порочными. Там, где [к людям отно­сятся] как к добродетельным, проступки скрываются; там же, где [к людям относятся] как к порочным, преступления жестоко караются. Когда проступки скрываются — парод победил закон; когда же преступления строго наказуются — закон победил народ. Когда на­род побеждает закон, в стране воцаряется беспорядок; когда закон побеждает народ, армия усиливается. Поэтому-то и сказано: «Если управлять людьми как добродетельными, то неизбежна смута и стра­на погибнет; если управлять людьми как порочными, то всегда утверждается образцовый порядок и страна достигает могущества».

Если государство, на которое трудно напасть, выступает в по­ход один раз, оно извлекает десятикратную выгоду; если же страна, на которую легко напасть, выступает в поход десять раз, ее потери будут стократны. О государстве, почитающем силу, говорят, что на него трудно напасть; о государстве, почитающем [пустые] речи, го­ворят, что на него легко напасть. Если народ любит [пустые] речи, его трудно использовать на [войне]. Страна, где народ боится госу­дарственных законов и послушен в войне, нападает с помощью си­лы; выступая в поход один раз, она извлекает десятикратную выго­ду. Страна, где народ не страшится государственных законов и не послушен в войне, нападает с помощью [пустых] речей; выступая в поход десять раз, она несет стократные потери.

Кары [должны быть] суровыми, а ранги знатности почетны­ми, награды незначительными, а наказания — вселяющими трепет. Когда ранги знатности почетны, это значит, правитель любит на­род; когда наказания вселяют трепет, народ пойдет на смерть за правителя. Поэтому, если процветающее государство применяет наказания, народ будет в выигрыше; если оно применяет награды, возрастает влияние правителя.

Когда законы [разработаны] подробно, число наказаний уве­личивается; когда законы кратки, число наказаний сокращается. На­род стремится к порядку, но своими действиями вызывает беспоря­док; если в стране [уже] возникла смута и [правитель] хочет навести порядок, он лишь усилит беспорядок. Поэтому наводить порядок в стране следует еще до того, как вспыхнут беспорядки, тогда в стране сохранится порядок; если же порядок будет наводиться, когда беспо­рядки уже вспыхнули, в стране останется беспорядок.

Люди по своей сути стремятся к порядку, однако действия их порождают беспорядок. Поэтому там, где людей сурово карают за мелкие проступки, проступки исчезают, а тяжким [преступлениям] просто неоткуда взяться. Это и называется «наводить порядок еще до того, как вспыхнут беспорядки». Там, где людей сурово карают за тяжкие преступления и мягко наказывают за мелкие проступки, не только нельзя будет пресечь тяжкие преступления, но и невозможно будет предотвратить мелкие проступки. Это и называется «наводить порядок, когда в стране уже вспыхнули беспорядки». Поэтому, если сурово карать за мелкие проступки, исчезнут сами наказания, дела в стране будут развиваться успешно, и государство станет сильным. Если же сурово карать за тяжкие преступления и мягко наказывать за мелкие проступки, то, наоборот, возрастет число наказаний, воз­никнут неурядицы и государство будет расчленено.

Храбрых людей надо награждать тем, к чему они сами стремя­тся; трусливых следует наказывать тем, что они больше всего нена­видят, — смертью. Тогда трусливый люд, подстрекаемый наказания­ми, превратится в храбрый, а храбрый народ, вдохновляемый на­градами, будет биться до самой смерти. Когда трусливый люд ста­нет храбрым, а храбрый народ будет сражаться не жалея жизни, страна не будет иметь себе равных и непременно добьется влады­чества [в Поднебесной].

Если люди бедны, они слабы; если государство богато, то [в нем] царит распущенность, а там, где царит распущенность, появ­ляются паразиты, а когда в государстве появляются паразиты, оно слабеет. Поэтому если беднякам приносить выгоду наказаниями, то они станут богатыми; если богатым наносить ущерб наградами, то они станут бедными. Когда, управляя страной, придают боль­шое значение тому, чтобы [при выдвижении] на должности бедных делали богатыми, а богатых — бедными, бедный станет богатым, а богатый — бедным и государство будет сильным.

Там, где три основные функции государства не [страдают] от паразитов, оно надолго сохраняет свою мощь; государство, в котором нет паразитов, непременно добьется владычества [в Поднебесной].

Наказания порождают силу, сила порождает могущество, мо­гущество порождает величие, вселяющее трепет, а величие, вселя­ющее трепет, порождает добродетель. Итак, добродетель ведет свое происхождение от наказания. Поэтому если наказаний много, то награды весомы, если наград мало, то наказания весомы. Есть вещи, к которым люди стремятся, и есть вещи, которые они нена­видят. То, к чему люди стремятся, — это шесть видов распущенно­сти; то, что они ненавидят, — это четыре трудности. Если в стране распространятся все эти шесть видов распущенности, то государст­во ослабеет. Если же в стране распространятся четыре трудности, армия станет могущественной. Поэтому в стране, достигшей гос­подства [в Поднебесной], на каждые девять наказаний приходится одна награда. Когда наказывают в девяти случаях [из десяти], будут пресечены все шесть видов распущенности; а когда награждают в одном случае [из десяти], распространятся четыре трудности. Ес­ли исчезнут все шесть [видов] распущенности, то в стране исчез­нут пороки; если распространятся четыре трудности, армия не бу­дет иметь равной себе.

Желания людей неисчислимы, но возможность для достиже­ния выгоды [кроется] лишь в едином и, пока люди не обратятся к единому, у них не будет пути для достижения своих желаний. Поэто­му надо сосредоточить стремления народа на едином. Когда единое будет достигнуто, [правитель] сможет сосредоточить в своих руках все силы людей, а когда все силы людей будут сосредоточены в руках правителя, страна станет могущественной, и, если могущественная страна будет [правильно] использовать эти силы, она станет вдвой­не могущественнее. Поэтому государство, способное вызывать к жи­зни силы [людей] и обуздывать их, называют «государством, атакую­щим врага», оно непременно станет могущественным. Оно закрыва­ет частные пути осуществления желаний и открывает лишь одни во­рота для достижения желаний. Тогда люди ради достижения своих целей прежде всего будут делать даже то, что им ненавистно, и тогда у государства будет много силы. Когда у государства много силы, но [она] не используется [правильно], стремления людей осуществля­ются. Если стремления людей осуществляются, то появляется ко­рысть, а если появляется корысть, то появляется и слабость. Поэто­му [государство], способное вызвать к жизни силы [людей], но не способное обуздать их, именуют «государством, атакующим себя», и оно непременно будет расчленено. О государстве, добившемся вла­дычества [в Поднебесной], говорят: «Оно не накапливает силы, а се­мьи там не накапливают [дома] зерна». [Слова] «государство не накапливает силы» значат: [силы] подданных используются [правиль­но]; [а слова] «семьи не накапливают [дома] зерна» значат: правитель хранит зерно [в житницах].

Если порядок в государстве покоится на суждениях семьи, [оно] достигнет владычества [в Поднебесной]; если порядок [в го­сударстве] покоится на суждениях чиновников, оно будет могуще­ственным; если порядок в государстве покоится только на суждени­ях правителя, оно ослабеет. Если карать за мелкие проступки, как за тяжкие [преступления], то наказания будут упразднены; если сделать постоянными правила назначения на должности, то воца­рится хорошее управление. Надлежит сократить количество нака­заний и ввести [систему] взаимной ответственности. При награж­дении нельзя изменять данному слову. Если люди стали неукоснительно доносить о совершенных преступлениях, [это значит, что] они сами стали выносить суждения в душе.

Когда правитель издает указы, люди знают, как осуществлять их. Успешное осуществление закона зависит от отношения к нему семьи, чиновники же только применяют его. Это как раз и означает, что суждения о делах выносит семья. Поэтому у того, кто добился владычества [в Поднебесной], решения о наказаниях и наградах по­коятся па суждениях людей в душе, а решения об использовании за­кона покоятся на суждениях семьи. Если [принципы] управления страной ясны, то [суждения правителя и подданных] едины; если [принципы] правления неясны, то [суждения правителя и поддан­ных] различны. Если [суждения] едины, то [дела] осуществляются, а если [суждения] различны, то [дела] не осуществляются. Если [де­ла] осуществляются, то в стране царит порядок; если же [дела] не осуществляются, то в стране царит смута. Если [в стране] порядок, это значит, что он покоится на суждениях семьи; если же [в стране] смута, это значит, что дела решаются лишь одним правителем.

Тот, кто управляет страной, дорожит суждениями подданных. Поэтому [государство], где дела решаются на основании суждения [каждых] десяти общин, — слабое; [государство], где дела решаются на основании суждения [каждых] пяти общин, — могущественное. Когда дела решаются на основании суждения одной семьи, остается свободное [время]. Поэтому и говорят: «[Государство], где порядок устанавливают за один день, добьется владычества в Поднебесной». Когда дела решаются на основании суждений чиновников, не хвата­ет времени, поэтому и говорят: «[Государство], где порядок устанав­ливают за [день и] ночь, будет сильным». Когда дела решаются на ос­новании суждения правителя, возникает смута, и в таких случаях го­ворят: «[Государство], которое медлит с наведением порядка, будет расчленено». Поэтому в государстве, идущем истинным путем, [чи­новники] осуществляют хорошее управление, не слушая правителя, а народ не следует за чиновниками, [а следует закону].

Глава седьмая.

Открытые и закрытые пути

 

В те времена, когда возникли небо и земля и появились люди, люди знали своих матерей, но не знали своих отцов. Любовь к род­ственникам и корыстолюбие — таков был их путь. Так как они лю­били только своих родственников, то стали отделять [своих от чужих], а корыстолюбие породило варварство. Люди множились, но так как они были охвачены стремлением отделять своих от чужих и корыстолюбием, то среди них воцарилась смута. В те времена лю­ди уже стремились к превосходству над другими и пытались подчи­нить друг друга силой. Стремление к превосходству порождало ссо­ры, а попытки подчинения силой порождали споры. Были споры, но не было меры [их разрешения], поэтому никто уже не мог жить [спокойно]. И тогда мудрые установили справедливые меры и при­вили бескорыстие, так, что народ проникся человеколюбием. В эти времена была отвергнута любовь к родственникам, установилось почитание мудрых. Путь человеколюбивых — любовь, а путь муд­рых — стремление превзойти друг друга.

Люди множились, но не было узаконений, а так как [они] шли по пути человеколюбия и стремились превзойти друг друга, возни­кла смута. Поэтому, когда совершенномудрый принял правление, он первым делом установил разграничения, касающиеся земли, имущества, мужчин и женщин. Когда было проведено разграниче­ние, невозможно было обойтись без узаконений, поэтому [совер­шенномудрый] ввел запреты. Когда же были введены запреты, не­возможно было обойтись без тех, кто ведал бы их осуществлением, поэтому он утвердил должности чиновников. Когда были учрежде­ны должности чиновников, невозможно было обойтись без того, кто бы объединил их всех, поэтому [совершенномудрый] поставил [над всеми] государя. Когда же был поставлен государь, то было отвергнуто почитание мудрых и установилось почитание тех, кто занимает высокое положение.

Итак, в древние века любили своих родственников и почита­ли корысть; в средние века почитали мудрых и радовались челове­колюбию, а в позднейшие века стали ценить тех, кто занимает вы­сокое положение, и почитать должности. Почитание мудрых озна­чает, что истинным путем считается стремление превзойти друг друга [достоинствами], но, когда появляется государь, исчезает ну­жда в мудрых. Любовь к родственникам означает, что корысть счи­тается истинным путем, но, когда установлены справедливые ме­ры, они препятствуют распространению корысти. [Поведение лю­дей] в эти три [периода] не было противоречивым. Люди исчерпа­ли свой путь — надлежало изменить его. Вслед за изменениями, происходившими в веках, необходимо изменять и сам путь. Поэто­му и говорят: «Путь правителя должен иметь единое мерило». Разу­меется, путь правителя исходит из одного, а путь сановников — из другого. Пути эти имеют отличие, но их связывает стремление иметь единое [мерило]. Поэтому и говорят: [«Когда люди глупы, можно царствовать над ними при помощи ума; [люди] нашего века умны, и царствовать над ними можно только с помощью силы». Ко­гда люди глупы, то силы у них в избытке, а ума не хватает; когда лю­ди умны, то ум у них в избытке, а силы не хватает. Люди от природы таковы: когда они лишены знаний, стремятся к учебе; когда у них иссякают силы, их легко подчинить.

Шэнь Нун смог обучить народ земледелию и достичь влады­чества в Поднебесной, потому что он наставлял при помощи своих знаний; Тан и У смогли стать могущественными и разбить правите­лей, потому что они подчинили их при помощи силы. Итак, глупый люд не имеет знаний и стремится к учебе; в наш век умные [люди] не имеют избытка силы, и их легко подчинить. Поэтому тот, кто хо­чет добиться владычества в Поднебесной [любовью], должен иско­ренить наказания; а тот, кто стремится подчинить правителей си­лой, отдаляет добродетель.

Совершенномудрый не подражает слепо древности, но и не следует современности. Если он будет подражать во всем древности, он отстанет от [своего] времени; если же станет подражать во всем современности, [наткнется] на препятствия, созданные обстоятель­ствами. Династия Чжоу не подражала [слепо] Шан, а Ся не подража­ла [правлению] Юя; все три действовали при различных обстояте­льствах, однако все три достигли владычества [в Поднебесной].

Итак, путь к владычеству [в Поднебесной] известен, но удер­живается оно различными способами. Например, Уван захватил власть незаконным путем, но сам он ценил подчинение [закону]; он сражался за Поднебесную, но ценил уступчивость; он захватил власть силой, но удерживал ее справедливостью. В нынешний век могущественные государства стремятся объединить [Поднебесную силой], а слабые напрягают все силы, стремясь сохранить [свои зем­ли]. Это означает, что ныне дела обстоят совсем не так, как в глу­бокой древности, во времена Шуня и [династии] Ся, что сейчас уже нельзя следовать [пути] Тана и У. Так как [путь] Тана и У ныне уже закрыт, то среди государств, имеющих десятки тысяч [боевых] колесниц, нет ни одного, которое бы не вело войны; а среди госу­дарств, имеющих тысячи [боевых] колесниц, нет ни одного, кото­рое бы не оборонялось. Этот путь, [который прежде избрали Тан и У], давно закрыт, но из правителей нашего века не найдется ни од­ного, который бы осмелился отказаться от него. Поэтому ныне к трем династиям не может добавиться четвертая.

Только умный правитель способен постичь все, что я здесь из­лагаю. Сегодня [государи] хотят открыть путь Шуня и [династии] Ся, подражая [древности]. Но в древности люди были просты и поэ­тому честны; ныне же люди хитры и поэтому нечестны. Поэтому ес­ли следовать древности, то в делах управления надлежит исходить прежде всего из добродетели; если же следовать современности, необходимо прежде всего иметь законы о наказаниях. Однако обыч­но это вызывает сомнения. Справедливым в наш век называют такое положение, когда потворствуют тому, что люди любят, и устраняют ненавистное им; под несправедливым понимают такое положение, когда потворствуют тому, что люди ненавидят, и устраняют любимое ими. Слова, которыми выражена [мысль], одинаковы, но суть разли­чна. Надлежит продумать следующее: если потворствовать тому, что люди любят, люди будут страдать от того, что ненавидят; если же по­творствовать тому, что люди ненавидят, они будут довольны, полу­чив то, что любят. Откуда я знаю, что дела будут обстоять именно так? Когда люди печалятся, они задумываются, а когда они задумыва­ются, то начинают следовать закону. Когда люди наслаждаются, они развращаются, а когда люди развращаются, рождается лень. Поэто­му, если управлять людьми путем наказаний, они станут боязливы, а когда они станут боязливы, не осмелятся творить злодеяния, когда же люди не будут творить злодеяния, то они будут довольны тем, что они любят. Если же наставлять людей с помощью справедливости, они избалуются, а когда люди избалованы, рушится порядок, а там, где нет порядка, люди страдают от того, что они ненавидят. То, что я называю наказаниями, есть основа справедливости; то, что в наш век называют справедливостью, — это путь к насилию. Действитель­но, тот, кто стремится исправить людей, используя то, что они нена­видят, непременно добьется того, что они любят; тот же, кто стре­мится исправить людей, используя то, что они любят, непременно вызовет к жизни то, что они ненавидят.

В образцово управляемом государстве много наказаний и ма­ло наград. [В государстве же, где отсутствует какой либо порядок, много наград и мало наказаний]. Поэтому в государствах, стремя­щихся к владычеству в Поднебесной, каждым девяти наказаниям соответствует одна награда, а в [государствах, обреченных на] рас­членение, каждым девяти наградам соответствует одно наказание.

Ныне в зависимости от тяжести проступков применяются мягкие и суровые наказания и, судя по заслугам, даются щедрые и скромные награды. Эти [два метода наказаний и поощрений] ши­роко применяются в наш век. Если наказания будут применяться уже после того, как преступление совершено, невозможно искоре­нить злодеяния; если люди будут награждаться лишь за то, что счи­тается справедливым, проступки не исчезнут. А там, где наказания­ми невозможно пресечь злодеяния, а наградами проступки, неизбе­жна смута. Поэтому стремящийся к владычеству в Поднебесной должен наказывать еще до того, как совершен проступок, тогда ис­чезнут и тяжкие преступления. Когда станут награждать людей, со­общивших о злодеяниях, то не ускользнут даже самые малейшие проступки. Если, управляя народом, можно будет достичь такого положения, когда исчезнут тяжкие преступления, а мельчайшие проступки не будут оставаться незамеченными, то в государстве бу­дет царить порядок, а коль в государстве порядок, оно непременно будет могучим. Если этот метод будет осуществлен лишь в одном го­сударстве, порядок будет лишь внутри границ этого царства; если два государства станут осуществлять этот [метод], то войска могут немного отдохнуть; когда же этот метод будет распространен на всю Поднебесную, то будет восстановлена добродетель. Таков мой [метод] возврата к добродетели путем смертных казней и примире­ния справедливости с насилием.

В древности люди жили все вместе и у них не было никакого порядка, поэтому-то они и запросили себе верховного правителя. Конечно, Поднебесная была довольна появлением верховного пра­вителя, так как он навел порядок в стране. Ныне же имеем правите­лей, но нет законов. От этого проистекает зло такое же, как от отсутствия правителя. Но иметь законы и в то же время не иметь возможности покончить с беспорядком — все равно что не иметь законов. [Жители] Поднебесной отнюдь не рады тому, что нет пра­вителя, но они радуются, когда оказываются сильнее закона, одна­ко считать так в наш век было бы заблуждением. Действительно, нет большей выгоды для жителей [Поднебесной], нежели поря­док, и нет более твердого порядка, нежели порядок, установлен­ный самим правителем. Путь, благодаря которому можно стать правителем, — всемерное возвеличивание закона. Для того чтобы сделать закон всесильным, нет более насущной задачи, нежели ис­коренение преступлений, а для искоренения преступлений нет бо­лее глубокой основы, нежели суровые наказания. Поэтому стремя­щиеся к владычеству [в Поднебесной] запрещают наградами и по­ощряют наказаниями, выискивают проступки и не ищут хороших Деяний, применяют наказания для искоренения наказаний.

 

 

 

Древнекитайская философия. Собр. текстов: В 2 т. — М., 1973. — Г. 2. — С. 211— 223.